Из трех человек, вовлеченных в это дело, он ставил на взламывателя. Человек с таким даром не станет долго сидеть сложа руки. Где-то, каким-то образом этот человек оставит след. Все, что нужно было сделать Кальдару — это найти его.

Он не мог дождаться встречи с талантливым ублюдком.

УПАВШЕЕ дерево все еще преграждало дорогу. Одри вздохнула, включила стояночный тормоз и начала подниматься в гору. Вечернее небо просеивало на лес серую морось. Скоро наступит июнь, а с ним начнется жара и будет кристально-голубое небо, но пока мир был еще сырым, а его краски, за исключением яркой зелени, приглушенными. Вопиюще далеко от Флориды. Путешествие через Зачарованный означало пересечение четырех стран, и делало это невозможным без виверны. Вместо этого она прилетела из Сиэтла в Орландо. Самолет приземлился поздно, и они закончили работу в тот же вечер, но когда они отправились в Джексонвиль, она увидела восход солнца через лобовое стекло угнанной машины. Он начинался как бледное сияние пурпурного и красного у горизонта, прямо над гладким пространством серебристого океана, а затем внезапно расцвел на небе розовыми, оранжевыми и желтыми красками, буйством цветов, всепоглощающим и шокирующим. Если бы у него был звук, он оглушил бы всех на дороге.

Одри вздохнула. Она хотела бы остаться там подольше, но здравый смысл победил. Каждое мгновение во Флориде подвергало ее опасности. Кроме того, снова увидеть Алекса было все равно, что содрать струп. Он не изменился, даже на чуть-чуть. Та же насмешка, те же пустые глаза, то же наркоманское презрение ко всем и вся. Она бросила папу… нет, Симуса, так как он больше не был ее отцом, и Алекса с их планами и села на первый попавшийся самолет из Джексонвиля. Все закончилось шестичасовой остановкой в Атланте, как и всегда. Она была почти уверена, что если ты умрешь на юге, то тебе придется остановиться в Атланте, прежде чем ты достигнешь загробной жизни. Но теперь, почти пятнадцать часов спустя, она наконец-то была дома.

Пирамида была адским испытанием. Сложные замки не были проблемой, но на трех дверях были тяжелые решетки. Поднять решетку с помощью магии оказалось труднее, чем поднять собственный вес. Три укрепленные двери почти осушили ее, но она справилась. Теперь все было кончено, и она наслаждалась первым днем своей новой жизни. Свободной жизни.

Одри одолела упавшее дерево, пересекла поляну и постучала в дверь дома Гнома. В ответ раздалось грубое рычание.

— Войдите!

Одри подергала дверную ручку. Снова заперто. Ха, небольшая проверка. Она приложила ладонь к замочной скважине, и дверь щелкнула. Одри открыла дверь, вытерла ноги о маленький коврик и вошла внутрь. Гном сидел в своем кресле. Его густые брови нахмурились, когда она приблизилась. Одри села напротив него, сунула руку в сумку и вытащила бутылку пива «Эльсмит Спидвей Стаут». Она поставила бутылку на стол.

— Спасибо, что кормил Линг, пока меня не было.

— Без проблем. Все, что ей было нужно — это плошка кошачьего корма. — Гном пожал своими огромными плечами. — Этот маленький зверек ненавидит меня, ты же знаешь.

— Нет, она просто устала. Ей по жизни пришлось несладко, — сказала Одри.

— А нам всем разве не так? — Гном взял бутылку за горлышко и повертел ее так и этак. — Ну и талант же у тебя.

— Это очень кстати. — К чему он клонит? Если бы в конце этого разговора ей предложили работу, она бы наотрез отказалась.

— Твой талант как-то связан с тем срочным делом из-за которого ты все оставила?

Одри кивнула.

— Я думал, ты получила легальную работу в Сломанном.

— Так и есть. Это было единоразово. Специально для семьи.

— Для семьи значит. — Гном хрипло фыркнул. — Я знал твоего отца.

— Он упоминал о тебе.

Гном изучал пивную бутылку.

— И что же он сказал?

— Это было несколько лет назад. Он сказал, что ты знаешь почти все, что нужно знать о бизнесе на этом побережье. Ты ему не очень нравишься. Он считает, что тебя трудно обмануть.

— Ну, мне он тоже не очень нравится. — Гном поморщился. — Видишь все это вокруг себя? — Он указал на полки взмахом руки. — Это все больше ста лет правильных решений.

Ее это не удивило. Гном выглядел лет на шестьдесят, но многие Эджеры жили долго. О паре столетий не могло быть и речи, потому что Гном слишком хорошо знал тихоокеанскую Грань, чтобы заниматься этим делом всего несколько лет назад.

— Я торговался за каждую вещь здесь, и я знаю, что могу продать ее с прибылью. Вон те батарейки обошлись мне в девять долларов девяносто восемь центов. Я продаю их по три доллара за штуку. Получите пятьдесят долларов и два цента прибыли. Я не заставляю глупых людей платить три доллара за батарею типа АА. Я просто предоставляю им такую возможность, и они покупают ее, потому что либо им лень проехать пять миль до магазина, либо у них нет бензина, либо у них нет денег, но им есть чем торговаться. Почему я должен брать меньше, если они не могут одновременно заработать достаточно, чтобы прокормить своих детей и купить бензин? Это бизнес. Вы строите его понемногу, и вы держитесь за то, что у вас есть. Твой отец никак не может в это вникнуть. Ему всегда нужны большие деньги, а когда он их получает, то все теряет, потому что он слишком глуп, чтобы идти в ногу со временем. Он заполучил тебя с твоим даром, и у него до сих пор нет ни гроша в кармане.

— Тут я с тобой спорить не стану. — Детство в семье Каллахан было то пиром, то голодом. Сегодня бифштекс, а завтра макароны с воображаемым сыром.

Гном наклонился вперед, тыча пальцем в стол.

— Я не занимаюсь тем, что даю советы. Я занимаюсь тем, что зарабатываю деньги. Так что слушай меня внимательно, потому что это единственный раз, когда я это скажу. Ты славная девушка. Немного таких осталось. Ты вымирающий вид. Беда твоего отца, что он эгоистичный мудак, и его песенка спета, но он не собирается меняться ни для кого. — Гном сделал режущее движение рукой. — Он втянет тебя в неприятности и сбежит при первой возможности. У тебя здесь все хорошо: у тебя есть дом, хорошая работа, и ты сама себе хозяйка. Не позволяй ему все испортить.

Одри встала.

— Не позволю, это было в последний раз.

— Все так говорят.

Она улыбнулась ему.

— Да, но я говорю серьезно. Я никогда больше не буду работать на Симуса Каллахана.

— Ты об этом позаботишься.

О, пренепременно. Она определенно так и сделает. Если кто-нибудь из Каллаханов снова появится на ее лужайке, она встретит их с винтовкой в руках. Если она проявит милосердие, они получат предупредительный выстрел, но шансы на это были невелики.

ДЖЕК убрал нож в ножны, повесил зайца на палку и перекинул через плечо. Мясо не должно было касаться его школьной формы, иначе это сделает убийство грязным.

Он направился вниз по лесной тропинке. Это был славный кролик. Без жучков. Не больной… все внутренности пахли правильно. Он убил его быстро, перекусив шею клыками. Так было лучше всего, потому что заяц не мучился, а мясо не было заражено. Джек снова превратился в человека, вымыл зайца в ручье и позаботился о том, чтобы он был готов к употреблению.

Он всегда приносил подарок, когда приходил к Уильяму. Он приходил в его логово, и ему не обязательно было получать приглашение, но было вежливо принести подарок.

Джек поморщился. По словам его сестры Розы, он был не очень вежлив. Но у них с Уильямом никогда с этим не было проблем. Они оба были перевертышами, и некоторые вещи были невысказанными, но понятными: принеси подарок, не показывай зубы, не засматривайся на Серизу слишком долго. Не то, чтобы Сериза нравилось ему в таком смысле. Просто она была женой Уильяма, и когда Джек пытался объяснить ей, что к чему, она понимала. Когда он попытался объяснить что-то своей собственной сестре, его выгнали.

И в этом-то как раз и заключалась проблема.

Вокруг него летний лес кишел жизнью. Крошечные белки гонялись друг за другом по ветвям, возмущенно щебеча на кажущееся пренебрежение. Лесные мыши сновали между корнями огромных дубов. Бабочки порхали на ветру, как яркие лепестки. Хотя Джек родился в Грани, ему нравились леса Зачарованного мира. Они были старыми, могущественными и хранили магические секреты. И все же он скучал по охоте в лесу Грани, по тому, как он лазает на мягких лапах по ветвям огромного дерева, вдыхая запах мха, и по охоте на диких зверей Грани в сумерках. Только там он ощущал себя свободным, но это было давно.