В конце концов Паук понял — он ищет возможности встретиться с женщиной. Он стал бродить вокруг дома, наблюдать и часами ждать, не отрывая глаз от дверей.

Женщину он увидел, когда она, ярко освещенная солнцем, вышла на крыльцо. Паук сидел, спрятавшись за куст жасмина. Куст был мокрым от росы и слегка подмерзшим от утренних заморозков. Женщина прошла в сад, где расцвели первые белые нарциссы, и нагнулась. Паук увидел ее белые ноги. Сладкая дрожь пробежала по его телу. Но женщина, сорвав несколько цветков, поспешила обратно в дом.

Паук еще долго сидел под кустом и ждал, но женщина не приходила. Едва он выполз из-под куста, как из дому выбежал пес — черный терьер — и заметил его. Пес начал зло лаять и наскакивать на Паука, и он заспешил обратно в лес. Собаки он не боялся. Эту шумную, суетливую шавку отогнал бы запросто, но боялся привлечь к себе внимание людей.

Пес оказался настырным, он не отставал даже тогда, когда Паук забрался в чащу — куда ни спрячешься, прыгает вокруг и громко лает.

Пес стал для него сущим наказанием: как только Паук тайком днем или вечером приближался к дому, пес замечал его и поднимал такой шум, что приходилось спешно уносить ноги. Да и ночью было не лучше. Пес как-то учуял Паука, едва тот подкрался к дому. Залаял, проснулись люди. Какой-то мужчина вышел во двор. Встречаться с ним Пауку не хотелось. Перед его взором витало белое тело, к которому он жаждал припасть, жаждал ощутить его тепло и биение крови. Но между ним и женщиной стоял пес, и эта визгливая тварь с таким острым нюхом повсюду оберегала покой и защищала свою хозяйку.

Между тем, женщина повадилась ходить в лесок, на полянку, и там греться на солнце. Но и здесь собака не давала полюбоваться вожделенным женским телом. Снова и снова поднимала шум.

Как-то раз женщина села, прикрыв обнаженную грудь. Паук юркнул в заросли. Пес — за ним. Женщина же, подзадоривая пса, громко смеялась. Паука обуяла дикая ярость. От злости он весь дрожал. Его бесило, что его прогнали, что женщина так вызывающе над ним смеется. Но смеется тот, кто смеется последним. Паук понял, что уже не отступит: женщина будет принадлежать ему. Чтобы этого достичь, надо сначала убрать пса.

Паук стал вынашивать план мести — он не привык сдаваться, а от этого ненависть к собаке все росла. Часами он сидел на крыше бани, наблюдая за домом и людьми. Скоро он уже знал характеры и привычки всех людей, знал, когда кто уходит, когда возвращается. Но молодая женщина редко уходила далеко от дома. Чаще всего она работала в саду или у дома. Иногда она спускалась к реке, где бродила по мелководью, шла на полянку загорать, и всегда ее сопровождал пес. Всякий раз он чуял Паука на расстоянии и принимался лаять.

Вскоре пес так осмелел, что гонял Паука до самых дальних уголков леса. Вот тогда Паук в зарослях малинника и мелкого кустарника принялся плести большую крепкую сеть. Растянул он ее так хитро, что нити были не видны. В узком проходе Паук сплел потайные петли, которые затягивались от прикосновения. Если жертва начнет метаться, — а это непременно произойдет, — то на нее упадет сетка, цепкая, липкая, не оставляющая никаких надежд.

Когда ловушка была сплетена, осталось только заманить в нее собаку. Паук направился к дому. На этот раз он не таился: чем скорее обнаружит его пес, тем лучше. Но как часто случается, именно сегодня пес как сквозь землю провалился. Паук обшарил двор, обошел вокруг дома, но своего врага так и не нашел.

Заглянув в полуоткрытую дверь, прислушался. Внутри было тихо. Он заглянул в кухню — пусто. Дальше здесь была еще одна дверь. Паук пробежал по глинобитному полу кухни и заглянул в комнату. На стуле сидела женщина. Она была в легком летнем платье, красивая, молодая, загорелая. Паук как бы ощутил дурманящий аромат ее тела. У ног женщины дремал пес. Сейчас он был не опасен. Паук медленно пошел на сближение. На мгновение женщину заслонил стул. Осмелев, Паук вскарабкался на стул и, подпрыгнув, очутился на столе прямо рядом с женщиной. Она вздрогнула и оцепенела. Это окрылило Паука. От восторга он стал пританцовывать перед своей избранницей. Вначале — медленно, плавно, стараясь не спугнуть женщину. Она должна привыкнуть к своему новому поклоннику, увлечься нарастающим темпом танца, ловким поворотом и быстрыми приседаниями. Паук видел, что женщина лишь удивлена и не собирается уходить. Он начал медленно приближаться к ней. Плавные, но стремительные движения все сильнее завораживали женщину, но она никак не могла понять смысл этого представления. Паук, танцуя, все ближе и ближе подходил к женщине, все любуясь ее гладкой, нежной кожей. Он пьянел, ощущая ее запах и близость. Изгиб шеи и глубокий вырез манили все сильнее. Пауку казалось, что он осязает эту кожу, ощущает биение пульса на шее, плечах женщины. Но когда он был уже совсем близко, она испугалась и тихо вскрикнула. Пес сразу же проснулся. Он залаял и запрыгал вокруг. Опьянение спало. Паук разъярился и едва удержался, чтобы не прыгнуть на загривок этой шавке и с наслаждением задушить. Но женщина все кричала, а собака лаяла громче и громче. Паук понял, что спешить нельзя. Можно спугнуть женщину. Он ловко спрыгнул со стола и бросился к дверям. По глинобитному полу скрипнули собачьи когти. Паук ощутил горячее дыхание погони.

На крыльце Паук спрятался за косяк и осмотрелся. Как только показалась собачья голова, он лапой саданул пса между глаз. Пес был явным трусом — лай перешел в отчаянный вой, и враг убежал как ошпаренный.

Паук был уже на полдороге к лесу, когда на крыльце появилась женщина. Она громко смеялась и бранила собаку. Хозяйка была весела, и собака, устыдившись минутной трусости, опять погналась за Пауком, но близко уже не подходила.

Паук стремительно убегал. Казалось, что он подавлен и беспомощен. Расстояние между ним и псом все уменьшалось, и Паук, якобы в поисках спасения, спешил к спасительным зарослям.

Пес, конечно же, ничего не подозревал и, осмелев, начал настигать Паука. Беглец казался ему усталым и загнанным. Где-то около дома еще слышен был громкий голос женщины, и пес спешил выслужиться. Он даже не понял, как и когда его связали. Его обвили липкие сети; петли, стягиваясь все туже, душили и сдавливали. Пес громко завыл. И тут перед ним возник Паук. Яд был впрыснут мгновенно. Лай и вопли затихли. Собака лишь тихо скулила и дрожала всем телом.

Так медленно Паук никогда еще не подходил к своей жертве. Он садистски наслаждался каждым взвизгом, каждой конвульсией жалкого тела, каждым вздохом. Чувства жалости он не знал. Неторопливо взобрался он на дрожащий ком шерсти, цепко обнял и принялся медленно душить. Но думал он о женщине, о ее белой коже, ароматном теле, которое вот так же он крепко обнимет. Его снедало одно желание, одна страсть, и только этому была подчинена его нынешняя жизнь.

Пес перестал скулить. Лишь все реже вздрагивало его тело, слабее билось сердце. Агония была долгой и противной. Пес не хотел умирать. Это опять разозлило Паука, и он еще крепче стиснул дрожащее полумертвое тело. Конвульсии перемежались долгими паузами. Паук понял, что скоро наступит конец. Но не стал ждать. Нащупав сонную артерию, с хрустом прокусил ее. Пес лишь слабо вздрогнул, а Паук все сосал и сосал его кровь.

Так прошло несколько часов. Никчемный мешок из шерсти с костями Паук сунул под куст и засыпал песком и травой. Потом он вернулся и поправил паутину. Паук работал долго, неторопливо — на совесть. Капкан должен быть надежным: а вдруг туда попадется нечто белое и красивое.

Паук устало поплелся в баню. Он стал большим, тяжелым и неповоротливым. Но он не забыл главного — своей цели. Он стал крупнее и сильнее, значит, уже больше подходил своей избраннице — той самой, которая его — большого и красивого — возможно, в конце концов и полюбит.

Паук улегся на привычное место, его сильно мутило. Но даже отраву исторгнуть из чрева он был не способен. Этим он отличался от всех других живых существ.

Так пролежал он всю оставшуюся часть дня и всю ночь. К утру тошнота прошла, и он опять вспомнил женщину.