— Кто, вы сказали, первым взошел на Пайкс-пик? — спросил он грозным и звучным голосом. Он опустился на стул напротив меня и, глядя мне прямо в глаза, с подчеркнутой важностью поставил локти на стол и оперся подбородком о кулаки. Нортон, которого он прервал, пришел на помощь.
— Если не ошибаюсь, это был…
— Я побывал там первым! Но вы-то, небось, не знаете о нашем восхождении?
— Я знаю только то, что читал и что мне рассказывали, — ответил Нортон.
— А вы бывали на Пайкс-пике?
— Да.
— Значит, побывали на вершине?
— Да.
— И что вы заметили? Что вас больше всего поразило там, на высоте пятнадцати тысяч футов?
— Хм… Вид был замечательный.
— Да-да, я знаю — замечательный, великолепный, восхитительный вид. Но что еще вы видели?
Незнакомец помолчал.
— Нет, он должен быть там… — пробормотал он, — ну конечно, он еще там… обязан быть там… Кто мог его забрать, унести… скажите мне! — громко произнес он.
Нортона вдруг осенило. Он клянется, что до сих пор не знает, как пришел к этому озарению.
— Вы имеете в виду камень?
Выражение лица незнакомца мгновенно изменилось, и он обвел нас вполне разумным взглядом.
— Так камень там? — нетерпеливо спросил он, подавшись вперед.
— Ну конечно, камень там, — одновременно ответили Нортон и Ватсон.
— Кому бы понадобилось его уносить? — добавил Ватсон, бросив на нас многозначительный взгляд и сдерживая улыбку.
Несчастный полоумный бродяга возбудил наше любопытство. Нортон решил его успокоить.
— Я могу слово в слово процитировать надпись на камне, — сказал он.
— Пожалуйста! Прошу вас! Что там написано?
— Надпись гласит: «Этот камень воздвигнут в память Уильяма Доукинса, Джеймса Вестона и Уолтера Хиллиера, пионеров Пайкс-пика, которые были съедены горными крысами[12] в попытке покорить эту вершину».
— Ага! — воскликнул он с большим облегчением. — Рад, что камень там, очень рад. Вам известно, что случилось с моими друзьями, с этими пионерами?
Он на глазах успокоился, разум будто вернулся к нему.
— Нет. Расскажите, — сказал Ватсон, беспечно выдохнув над столом дым. — Но прежде всего, что будете пить, сэр? И не хотите ли сигару?
— Бренди, — вскричал незнакомец. — Бренди, и я вам все расскажу, все!
Мы сгорали от любопытства. Незнакомец явно не был заурядным бродягой. К тому же он был трезв, а если и тронулся умом, что было очевидно, то знавал и периоды просветления. Сейчас, по всему судя, как раз наступил один из них.
Незнакомец с вызывающей медлительностью набил трубку. Разлили бренди. Мы заметили, что незнакомец наполнил свой стаканчик на три четверти. Луна осветила в это время вершину знаменитого пика, и с нашего места был ясно виден силуэт грандиозной горы. Ватсон указал на нее незнакомцу. По лицу нашего собеседника пробежала странная, горькая улыбка. Мы впервые увидели, как он улыбается. Он вздохнул, но не произнес ни слова и вновь посмотрел на гигантский пик.
— Пайк не сумел бы, не смог бы добраться до вершины. Он пытался это сделать несколько раз. Кончилось тем, что он взобрался на холмик поблизости от сталактитовых пещер у подножия моей горы, указал на вершину и сказал: «Ни один из смертных никогда не взойдет на этот пик!»
Он снова помолчал.
— Но мы — мы твердо решили покорить пик. Друзья пожали нам руки и попрощались с нами.
«И все-таки вы глупцы, — сказали они. — Вы оттуда не вернетесь. Вы не знаете, с чем встретитесь в этих горах. Вы же помните, что сказал по возвращении Пайк. Вы знаете, что он рассказывал. А были ведь еще вещи, о которых он никогда не рассказывал».
«Не ходи! Останься!» — умоляла моя бедная жена.
Я любил жену, но силой отстранил ее от себя. От успеха нашего предприятия зависело благополучие не ее одной, но тысяч людей. Я сказал это жене, чтобы утешить ее. Мои товарищи — да помилует Господь их души — были холосты. «Ты женат, — все время повторяли они, — ты не должен идти с нами». Но меня никто не мог отговорить. Рано утром мы тронулись в путь. Мы запаслись оружием, едой и водой на много дней похода. Взяли самое необходимое снаряжение. Все приходилось нести на себе. Мы знали, где и почему Пайк потерпел неудачу. С нами такого не будет.
Прошла неделя, мы значительно продвинулись, но столкнулись с немалыми трудностями. Восхождение было крайне тяжелым, но на нашей стороне были решимость, сила и мужество. Мы ожидали встретить препятствия, и гора нас в этом смысле ничуть не разочаровала. То нам приходилось обходить колоссальные валуны, то нас задерживали не обозначенные ни на каких картах водопады и пропасти. Растительность была такой густой, что местами мы были вынуждены буквально прорубаться сквозь нее. Все это страшно мешало восхождению. Существовали и неизвестные опасности, на которые намекал в свое время Пайк. Среди валунов могли таиться неведомые змеи и другие рептилии; мы могли забрести в заросли ядовитых растений, какие повсюду встречаются в Южной Америке, могли… мы и сами не знали, что нам могло грозить. Конечно, это нас не останавливало.
Он прервал рассказ и отхлебнул большой глоток бренди. Напиток оживил его. Глаза незнакомца заблестели.
— Так прошли две недели. Мы все больше привыкали к трудностям и научились справляться с ними. Многие препятствия, на первый взгляд непреодолимые, оказались не такими сложными. Мы поднимались все выше — и соответственно поднималось наше настроение. За время восхождения мы раз или два видели далеко внизу, в долине, этот городок, который называется теперь Колорадо-Спрингс, и деревню Маниту. В те дни это были крошечные селения. С высоты они выглядели как шахматные доски на гигантских просторах прерий. А мы продолжали подъем — все выше, и выше, и выше.
Не помню точно, когда окружение начало заметно меняться. Вместо скал и чернозема нам стали попадаться большие участки песка. Кусты и трава оставались густыми, но тут и там лежали вповалку тысячи и тысячи стройных сосен, как видно, поваленных ужасной бурей — бури в этих горах валят деревья, как жатвенная машина стебли кукурузы. Временами мы набредали на широкие открытые участки, где раньше шумели водопады и разливались озера. Выше, понятно, стало холоднее, воздух сделался более разреженным, растительность более редкой, деревья уменьшились в размере. Даже валуны стали меньше. Выглядело все так, как будто их вытолкнула на поверхность в доисторические времена какая-то колоссальная сейсмическая деятельность, причем некоторые одновременно были растерты в пыль.
«Вы заметили, — спросил как-то на привале один из моих товарищей, — сколько здесь насекомых? И крыс стало больше, а серых белок почти не видно».
С этими словами он раздавил спешившего куда-то огромного коричневого паука. Тело паука с треском лопнуло, и весь сапог моего товарища забрызгало вязкой жидкостью. Почти сразу же из-под большого камня выбежали еще несколько пауков, словно желая понять, что случилось. Они остановились. На секунду могло показаться, что они смотрят на нас — смотрят злобными и мстительными глазами. Потом они разбежались.
— Кажется, я чувствовал, как прошлой ночью у меня по лицу бегали эти пауки, — продолжал первый. — Поберегитесь, ребята! Мне говорили, что они страшно кусаются. Горы ими славятся и… Вы только посмотрите!
Две крысы гнались по длинному плоскому камню за громадным пауком. Спустя миг паук и крысы исчезли за краем камня.
— Говорят, горные крысы готовы есть что угодно, — пошутил Вестон. — Они и нас съедят, если что.
После полудня мы неплохо продвинулись и внезапно с удивлением обнаружили себя на белом и голом песчаном склоне. Солнце еще стояло высоко и освещало склон косыми лучами. Песок словно кишел маленькими подвижными телами.
— Говори после этого о пауках! Вы видели что-нибудь подобное?