– Да, – ответил Рыжий. – Соль и сахар получишь в пятницу. Выдаются в полиэтиленовых пакетах.

– Не может быть! – не поверил Генка.

– Еще как может, – сказал Денис. – Вот так и живем. Варим эту картошку, жарим и печем. Некоторые даже умудряются сладкие оладьи из нее делать. Ничего, привыкнешь. А вместо чая побеги черемухи хороши. Завариваешь в котелке и пьешь. Соли я тебе отсыплю, а вот с сахаром проблемка. Сахар здесь – стратегический продукт. Но все по порядку. Сейчас придем в твое жилище, позавтракаем и дальше я прочту лекцию об устройстве нашей жизни.

– А я так и буду босиком ходить? – поинтересовался Генка.

– Ах, да! – хлопнул себя по лбу рукой Денис. – Чуть не забыл про обувь! Ладно, сейчас поедим и займемся этой проблемой в первую очередь.

Они дружно зашагали по улице в указанную Рыжим сторону, а с ними заодно отправились в том же направлении посуда, картошка и два рулона туалетной бумаги, весело подпрыгивавших в большой алюминиевой тачке.

Глава третья

Комната номер восемь находилась на втором этаже двухподъездного дома барачного типа, расположенного метрах в трехстах от площади. С внутренней стороны входной двери нового генкиного жилища торчал гигантский крючок кустарного типа, сделанный из толстой стальной проволоки.

Помещение было разделено невысокой ширмой на маленькую прихожую и собственно комнату. В этой комнате, обклеенной рваными сиреневыми обоями, стояли две кровати с матрасами и подушками, две тумбочки и пара стульев. К одной из стен был прикреплен тонкий телевизор. С потолка свисала кишка электрического провода с патроном, в котором торчала лампочка.

В прихожей Генка увидел стол, край которого занимала маленькая двухкомфорочная электроплита. Из-под стола выглядывало красное пластиковое ведро внушительного размера с торчащим из него краем половой тряпки, а в противоположном углу прихожей застыла в строевой стойке деревянная швабра.

На фоне окна без рамы и стекол телевизор с электроплитой смотрелись несколько гротескно и ассоциировались с луноходами, застрявшими в грунте мертвого спутника Земли. Более того – рваные сиреневые обои пробудили в генкином сознании воспоминание о картине, виденной им в прошлой жизни.

Имя художника, написавшего ее, он не знал, зато вспомнил название, которое звучало так: «Распад стронция в темно-лиловых тонах». Вид нового жилища мгновенно заставил Генку сравнить комнату с безжизненной планетой в момент прохождения ее через облако межзвездного газа.

Кабанов, прогоняя наваждение, почесал рукой затылок, внимательно осмотрел дверь с обеих сторон и пришел к выводу, что снаружи она не запирается вообще.

– И никаких замков? – спросил он у стоявшего за спиной Дениса.

– А что тут красть, кроме сахара? – поинтересовался Рыжий в ответ. – Обстановка одинакова в каждой комнате любого из домов за исключением здания, где проживают рабы божьи Козлаускасы и раб всех рабов божьих Очкасов, венец ему в торец. Замки иметь не возбраняется. Делают сами, если нужно. Ты заходи, чего встал на пороге?

Они вошли и поставили на стол посуду.

– Я сейчас сбегаю к себе за солью (это недалеко, мой дом через дорогу), а ты перетаскай из тачки картошку, – распорядился Денис. – Вон, ведро из-под стола возьми. А картошку высыпь горкой в угол, где швабра стоит. Там ей пока место будет. Потом ящик сколотишь для нее. Прищепкины даже этого не удосужились сделать. Только обои подрать сумели. Зачем? Хотя жили в поселке более трех месяцев. Странные люди, одним словом – придурки! Ну, я пошел, а ты еще воды в котелок набери, поставь на плиту. Сейчас пожрать сварим.

Он покинул комнату, зачем-то прихватив с собой пустую глиняную бутылку, ранее полученную на складе. Генка взял котелок и вышел вслед за Рыжим.

В коридоре было еще три двери и одна ничем не закрытая ниша. Кабанов понял, что остальные двери отделяют от коридора комнаты, подобные его обители. Все они были закрыты, и потому он шагнул в нишу, за которой обнаружил два помещения, расположенные друг напротив друга. Дверей между этими помещениями не было тоже, зато в каждом из них стояли деревянные кабинки.

Оказалось – слева туалеты, а справа – душевые. Кабинок с каждой стороны было по четыре штуки, и принадлежность их обозначалась цифрами на дверцах. Открыв дверь туалета с номером восемь, Генка обнаружил за ней приличный и чистый унитаз. Перейдя в соседнюю комнату, он открыл кабинку с таким же номером, и увидел внутри нее умывальник с краном и душевую трубку, закрепленную на одной из стенок.

Покрутив вентиль крана в разные стороны, Кабанов догадался, что горячей воды ему не видать. Из крана лилась только холодная. Он набрал котелок, вернулся в свою комнату и поставил его на одну из комфорок. В стене за столом обнаружилась розетка, куда Генка воткнул вилку от электроплиты. Повернув ручку регулировки на максимум, он вытащил из-под стола ведро, выбросил из него тряпку и пошел к выходу.

Картошки набралось два ведра, поэтому пришлось ходить за ней два раза. Свалив овощи в кучу, Генка сунул ведро под стол и тут же услышал, что вода в котелке закипела. Поскольку ножа ему не выдали, а чистить овощи деревянной ложкой было откровенно дурацким занятием, он решил сварить картошку в мундирах. Кабанов бросил в кипяток десяток картофелин и, усевшись на стул, приготовился терпеливо ждать.

Дверь распахнулась. В комнату вошел Денис. Он достал из кармана маленький железный ножик, поставил на стол принесенную с собой кружку, пересыпал из бумажного свертка соль в генкину солонку и только после этого торжественно припечатал столешницу глиняной бутылкой. Стук, раздавшийся в комнате, дал ясно понять – бутыль полна.

– Что это? – спросил Генка.

Но вопрос был лишним уже в стадии его произнесения, поскольку воздух в комнате наполнился густым сивушным запахом, а генкины глаза распахнулись хоть и недоуменно, но крайне приветливо. И никакой памяти не потребовалось для узнавания продукта, находящегося в бутылке, так как само естество Кабанова вдруг выразило ликование!

– Но откуда?! – вскричал он. – Здесь?!

– Да не ори ты так, – спокойно сказал Денис, улыбаясь. – Люди везде приспосабливаться умеют. Как ты их не назови: человеками или рабами божьими. Тащи стулья к столу. Сейчас отметим твое прибытие – как полагается!

Дважды просить Генку не пришлось. Через минуту они уже сидели за столом и перебрасывали из руки в руку обжигающе горячие картофелины, усиленно дуя на них. В кружках было налито, а здоровье рабов божьих не требовало никаких лекарств от депрессии, поскольку настроение обоих было замечательным.

– Ты молодец! – сказал Денис, начиная пальцами сдирать кожуру со своей картофелины. – Я самодельный ножик притащил, думал, ты сидишь, ждешь меня, чтобы почистить. А у тебя, оказывается, уже все готово. Наш парень!

– Спасибо! – поблагодарил Генка.

Он уже почистил картофелину и теперь жадно смотрел в кружку, ожидая команды. Заметив это, Рыжий взял в руки свою кружку и приглашающе качнул ей. Кабанов моментально последовал его примеру.

– Ну, за прибытие! – сказал Рыжий.

– Угу! – согласно промычал Генка, и они с Денисом чокнулись посудой.

Кабанов вылил жидкость в рот и, проглотив ее одним махом, застыл с закрытыми глазами.

Выдержав десятисекундную паузу, он произнес сдавленно:

– Крепкий, зараза, но ничего вкуснее не пил ранее!

Макнув картофелину в солонку, он жадно откусил от нее и принялся жевать с аппетитом, блестя увлажнившимися глазами. Рыжий, снисходительно кивая головой, тоже ел, но неторопливо и как бы нехотя.

– Ты ешь, ешь, – сказал он, разливая самогон в кружки. – И слушай, что я буду рассказывать.

Генка, согласно кивая головой, ел, пил и слушал. А Рыжий говорил.

– Сообщаю сразу, – начал он. – Самая главная ценность здесь – сахар. Поскольку диабетом никто не страдает (поясню позже, почему) сахара можно жрать сколько угодно. Но выдается он – килограмм на раба божьего в неделю. В принципе – хорошая пайка. Но для цивилизации картошки это крайне малая величина.