– С ума сошли, ироды!– часто говорила она соседке по лестничной площадке,– ящики пустые мне, что ли, закапывать? Найдут, так и поступим по-человечески!

На этом участке я и похоронил её ранней весной в свои неполные двадцать пять лет.

Бабушку я очень любил. Она старалась заменить мне родителей, подрабатывала мытьем лестниц в соседних домах для того, чтобы я ни в чём не нуждался. Она привила мне любовь к литературе и истории. Своими спортивными успехами я был обязан только ей. Предков папы я не знал совершенно, бабушка с ними не контактировала, говоря, что именно мой отец был виновником гибели её дочери. На стене нашей комнаты висело множество икон. Дома бабушка молилась ежедневно, но в церковь не ходила никогда. Каждый вечер она заставляла меня становиться на колени и вслух читала «Отче наш». Я до сих пор наизусть помню эту молитву.

Когда я подрос, часто спрашивал бабушку, отчего у неё не сохранились фотографии моих родителей. Она всегда делала строгое лицо и говорила:

– Сколько раз тебе повторять? Перед тем, как мы с твоим дедом перебрались в Ленинград, у нас случился пожар. Сгорело всё, слава Богу, сами уцелели!

В детстве я мечтал, что когда вырасту, обязательно найду тела родителей. Но детство давно закончилось, и с ним растаяли мои мечты. Сейчас в моей комнате висела оцифрованная фотография бабушки, а рядом висели её иконы. Правда, я давно не молился.

А потом пришло время что-то менять в своей жизни. И я решил поменять квартиру. Вот тут-то и подоспело предложение шефа.

– Я тебе миллион добавлю,– сказал он мне.– Буду тридцать процентов с зарплаты списывать. Так что ты теперь в кабале.

И даже расписку не взял. И, к моему удивлению, с зарплаты ничего не снимал.

И вот теперь я узнаю, что всё это организовала Любовь Андреевна.

Я одним глотком допил остывший кофе и сказал шефу:

– Вячеслав Валерьевич, мне нужно увидеться с Вашей женой. Хочу поблагодарить её за всё!

ВВ посмотрел в окно, за которым накрапывал дождь, перевёл взгляд на меня и ответил:

– Увидишься. Отблагодаришь. Я тебя для этого и позвал.

Я понял, что сейчас услышу главное и внутренне напрягся.

– Кофе ещё будешь?– спросил ВВ.

– Буду,– ответил я,– сам налью. Вам тоже?

Он отрицательно покачал головой.

Я вышел из кабинета и подошёл к кофейной машине. Юля вопросительно посмотрела на меня. Я неопределённо пожал плечами, налил кофе и вернулся к ВВ. Он сидел в той же позе, в которой я его оставил.

– Вот какое дело,– размеренно начал он, когда я присел.– Любаша говорит, что несколько последних недель ей снишься ты.

Шеф смотрел мне прямо в глаза, пытаясь понять, какое впечатление произвели на меня его слова. Я замер.

ВВ раздавил рукой печенье и крошки рассыпались по столу.

– Всего не рассказывает,– продолжил он, катая кусочки по полированной поверхности,– говорит, многого не помнит. Но из того, что помнит, рисуется примерно такая картина: вы с ней ходите по лесу, потом попадаете в пещеру. В ней горит яркий костёр. Она чувствует, что в пещере есть кто-то ещё, но его не видит. Этот невидимка тянет к ней руки. А ты разворачиваешься и уходишь, оставляя её одну. В этот момент она страшно кричит во сне и просыпается. Бывает, я до самого утра глажу её по волосам, чтоб она успокоилась и немного поспала.

"Опять сны",– отметил я про себя.

– Я вот что думаю,– продолжил шеф,– она ведь часто про тебя со мной говорила. Чуть ли не сыном называла. Возможно, у неё эта мысль так глубоко в подсознании засела, что мозг сам рисует эти картинки в её снах. Состояние у неё болезненное, вот и снятся кошмары. Что скажешь?

– Вполне возможно, Вячеслав Валерьевич,– ответил я шефу, прекрасно отдавая себе отчёт в том, что всё услышанное мной, было лишь одним из звеньев цепи, которая давно порвалась и ждала того, кто соберёт её воедино.

И ещё я понимал, что самое главное шеф говорить не торопится в силу того, что это главное мне может не очень понравиться. Или не понравится совсем.

И я решил ему помочь.

– Послушайте, Вячеслав Валерьевич, то, что Вы мне рассказали, по всей видимости, является вершиной айсберга. Но у него есть подводная часть. И именно ради неё Вы позвали меня в свой кабинет. Если нужна моя помощь, просто скажите об этом.

ВВ долго молчал и я отчётливо слышал, как дождевые капли барабанили по стеклу.

Потом он вздохнул, и тихо сказал:

– Любаша хочет уйти на своей малой Родине. Под Иркутском на берегу Байкала есть небольшая заброшенная деревня. Раньше в ней жила её родня. Люба просит тебя отвезти её туда.

Мне показалось, что я ослышался и для верности переспросил:

– Любовь Андреевна хочет, чтобы я отвёз её под Иркутск, чтобы там уйти из жизни? Вы шутите? А когда она, простите, уйдёт, я что делать должен?

Шеф вздохнул и раздавил сразу несколько печенюшек.

– Ей выписали обезболивающее лекарство. Самое лучшее и самое сильное на сегодняшний день. Друзья передали мне несколько упаковок из Германии. Люба наотрез отказалась принимать любые таблетки. Я устал ругаться с ней. Она очень сильный человек, терпит страшную боль. Иногда, чтоб она не видела, я выхожу из комнаты и плачу от бессилия. Несколько дней назад она озвучила мне свою просьбу. Я долго всё обдумывал, понимая, как ты можешь воспринять это. Вчера я общался с её лечащим врачом, и он сказал мне, что ей осталось не больше двух недель. Именно поэтому я здесь. Именно поэтому я спрашиваю тебя: ты поедешь?

– Если она уйдёт из жизни там, что мне делать?– повторил я свой вопрос.

– Она сама тебе всё скажет,– сказал ВВ.

Я обдумывал его слова.

– Как она представляет себе это путешествие?– я уже знал, что поеду и хотел обсудить детали.

– Только ты и она, вдвоём на машине.

– На машине? Туда же тысяч пять километров, если не больше. Неделю ехать!

– Шесть тысяч ровно,– поправил шеф.

– Но почему не самолётом или поездом?– спросил я.– Ведь так удобнее.

– Не знаю,– ответил ВВ,– думаю, ей хочется о многом поговорить с тобой.

– А если она по дороге…– я замялся, подбирая слова.– Что делать, если по дороге ей станет плохо? Там ведь глухомань!

– Она говорит, что туда обязательно доедет. Смеётся над моими страхами. А мне не смешно. Я могу больше никогда не увидеть её, понимаешь?

Я понимал.

– Послушайте,– сказал я,– Вы же можете ехать за нами на расстоянии. Или прилететь туда и дожидаться нас.

– Не могу,– ответил ВВ,– слово ей дал, что этого не сделаю. Она говорит: ты меня так много обманывал, хоть тут не обмани.

Он опять вздохнул.

– Так что, поедешь?

– Поеду. Когда выезжать?

– Я тебе позвоню, когда она готова будет,– с видимым облегчением ответил шеф.– Пара дней максимум. Джип мой возьмёшь, боюсь, твоя машина не везде проедет. Кто знает, куда вас там закинуть может? Артём всё подготовит, можешь не переживать. Деньгами и связью обеспечу. Нашим ребятам скажи, что отпуск срочно понадобился, мол, уговаривал меня, и я дал добро. Будут с вопросами лезть, скажи, что устал, отдохнуть надо. Алла с Алексом поднапрягутся, но справятся. Юльке ни слова, для всей родни мы с Любой в Израиль на операцию летим. Мы на двух машинах приедем. Любашу сам прокатить хочу, может, в последний раз.

Шеф опустил голову, я понял, что разговор окончен и направился к выходу.

– И вот ещё что,– сказал ВВ.– Что бы ни случилось, чем бы эта история не закончилась, я буду благодарен тебе, пока жив.

И я ушёл в отпуск.

Драг.

Ушёл я в отпуск, конечно, не сразу после разговора с шефом. Этот рабочий день никто не отменял.

А на следующий день, в обеденный перерыв я сбегал в магазин и вернулся в офис с двумя довольно увесистыми пакетами.

– Дядя звонил из Петрозаводска,– объявила нам Юля.– Сказал, что завтра в обед с тётей Любой в Израиль летят. Нашлась клиника, в которой её прооперируют. Шансы пятьдесят на пятьдесят.

– Всё лучше, чем в кровати умирать,– сказала Аллочка,– дай Бог, чтобы всё получилось!