Он действительно поклонился с неожиданной для такого великана легкостью и протянул ей руку. Коломба заметила, что мать ответила ему непринужденным рукопожатием, без капли робости. Похоже, она была в приподнятом настроении, как когда-то, когда с шампанским праздновала возвращение мужа из круиза.

Позже, когда они уже вернулись домой, Эвелина призналась золовкам:

– После смерти Альваро это первый человек, рядом с которым я почувствовала себя уверенно и надежно, как будто в этом доме со мной не может случиться ничего плохого.

После обеда мама не уткнулась в телевизор, пропустила очередную серию «Урагана» и даже не вспомнила об этом. Для начала нашей новой жизни в новом городе уже неплохо.

Тети со своими двумя женихами поужинали вместе с нами, а потом отправились к себе домой.

Сейчас я лежу с закрытыми глазами на верхней половине своей двухъярусной кровати и пытаюсь привести мысли в порядок.

С тех пор как мы закрыли за собой дверь нашей квартиры в Генуе (даже не верится, что это было еще сегодня утром), я столько всего увидела и узнала. Больше всего мне нравится, что у нас есть свой таинственный сад. Гораздо меньше – что имеются безымянные враги. Но главное – я, кажется, нашла себе подругу.

Хотя это еще не точно.

Э-будем-посмотрети.

Станислав опасался не зря. За закрытыми дверями «ПРЕСТНЕДВ» скрывался кто-то, кого не обрадовали разговорчики наших друзей и высунутый язык Пульче и кто доложил об этом анонимному президенту компании.

Днем тот вызвал администратора Гельвецио Кальци в центральный офис «ПРЕСТНЕДВ».

– За что только вам деньги платят! – ледяным тоном сказал президент. – За некомпетентность и идиотизм? Вы понимаете, что из-за вашего разгильдяйства остановился весь наш проект «Исторический центр – для достойных»?

– Но, синьор президент, – пролепетал Кальци, – он остановился еще раньше. Что же делать, если новые собственники не хотят продавать…

– ТЕПЕРЬ не хотят. Теперь, когда этот фанатик Петрарка перетянул их на свою сторону. Надо было играть на опережение.

– Но я пробовал. Я написал письмо…

– Он пробовал! Он написал! Это же курам на смех.

Президент откинулся на спинку кресла и смотрел на Гельвецио Кальци ледяным взглядом.

– Нет, вы ничего им не объяснили, кретин. Все наши усилия последних лет пошли прахом – как и миллиарды, потраченные на реставрацию. Теперь эти оборванцы так и будут торчать в своей берлоге. Вы понимаете, что номер тридцать пять будет у всех как бельмо на глазу? Мы даже не можем представить проект «Исторический центр для достойных» как наш ответ «Белейшим кварталам».

– Но ведь и граф не согласился продать, и Петрарка никогда не уступит… – попробовал возразить администратор.

– Эти два старых маразматика! – в ярости завопил президент. – Единственные во всем квартале, кто осмелился встать у нас на пути… Единственные, кто не понял, что согласиться – в их собственных интересах. Идиоты! Отвергнуть такое уникальное предложение! Встать на защиту этого сброда… Умалишенные кретины! И теперь, когда Петрарка остался один…

– Маленький винтик большую машину остановит, – грустно вздохнул Гельвецио Кальци.

Начальник посмотрел на него с презрением.

– Хорошо умеете вздыхать, Кальци. Вам платили как раз за то, чтобы вы убрали этот винтик, даже два: Петрарку и эту вдову. Ну что я могу вам сказать? Я больше не нуждаюсь в ваших услугах. С этого момента вы уволены.

Гельвецио Кальци ударился в слезы:

– Дайте мне еще один шанс! Мне надо кормить семью!

Но начальник, встав, указал ему на дверь:

– Завтра утром зайдете в офис и получите расчет. И чтобы ноги вашей тут больше не было.

«Спокойной ночи, папа. Спокойной ночи, Филиппо. Хороших снов вам там, на дне океана».

Вот уже год, как Коломба мысленно произносила эти слова каждый раз перед тем, как уснуть.

В первые дни в Милане она стала обращаться еще и к графу Райнольди, благодаря его за новую спокойную жизнь, которую он подарил ей и ее семье. Здесь им всем сразу стало лучше. (Чтобы снова стать совсем счастливыми, нужно было оживить папу, а это, увы, невозможно.)

Лео перестал ныть по каждому поводу и больше не пялился целый день в телевизор вместе с мамой. У него появилось много друзей-ровесников из нового дома. Они вместе гуляли в таинственном саду и во дворе, играли в стеклянные шарики, лазали по деревьям или гоняли вокруг на велосипеде. Среди этих ребят были и темнокожие, и с необычным разрезом глаз, но Коломба ни разу не слышала, чтобы братишка упомянул об этом хоть единым словом. Кажется, он вообще не замечал никакой разницы между собой и ими.

Каждый день, закончив завтракать или ужинать, Лео рвется во двор играть с друзьями. К моему огромному облегчению, он больше ни разу не повторял отвратительных лозунгов акулы-тибурона, которые тот каждые пять минут выкрикивает в передаче «Хозяева в собственном доме» и в других подобных.

Но особенно счастлив мой брат оттого, что мама разрешила ему взять кошку. Эта черная кошечка, почти котенок, появилась у нас на пороге вместе с Пульче – висела у нее на свитере. (Ланч по-прежнему укутывал Пульче, как на Северный полюс, хотя она уже почти поправилась.)

– Липучка, – представила кошку Пульче. – Виктор Гюго так ее прозвал, потому что она все время висит на мне, никакими силами не отодрать.

– Это ненормально, – заметила мама.

Она так радуется, когда приходит Пульче, что даже на время перестает смотреть телевизор.

– Конечно. Где это видано, чтобы кошка боялась кур?

И Пульче объяснила, что Липучка боится спускаться на пол не только на террасе, но и в самой квартире. Стоит ей только увидеть через стеклянную дверь гребешок или клюв, как ее охватывает паника.

– А ведь они ни разу не сделали ей ничего плохого, даже петух. Когда-то одна курица за ней погналась, да и то не догнала, потому что Липучка залезла по водосточной трубе на карниз. Но с тех пор, как только она видит курицу, у нее начинается паническая атака. И каждое утро, когда петух просыпается и приветствует солнце, она забивается под мебель. Боюсь, как бы с ней сегодня-завтра не случился инфаркт.

– Бедное животное. Может быть, ей нужно поменять дом? – разжалобившись, сказала мама.

Пульче как будто только этого и ждала.

– Да, – оживилась она. – Мы больше не можем держать ее у себя и ищем ей новых хозяев. Виктор Гюго сказал мне спросить у вас.

Так, с разрешения мамы, которая не может ни в чем отказать Пульче, Липучка сделалась кошкой Лео. И хотя кур у нас нет, она половину времени проводит, вцепившись в моего брата.

Когда Лео не было дома, Липучка залезала на спинку кресла и смотрела телевизор. Она была умная кошка и, кажется, все понимала. Если видела на экране лающую собаку, спина у нее выгибалась дугой и шерсть становилась дыбом. Если в рекламе показывали жареного цыпленка, она издавала особенный мяв – жалобный и сердитый одновременно, как будто говорила: «Я, между прочим, дико голодная. Дайте поесть-то хоть чего-нибудь!»

Однажды, когда в кадре появилась мышь, Липучка бросилась, чтобы ее схватить, но, ткнувшись носом в экран, шлепнулась, оглушенная, на пол.

Не знаю, могут ли кошки терять сознание, но Липучка, выходит, смогла. Есть у нее еще одно свойство – странное, по-моему, для кошки – необыкновенный нюх. На соревнованиях ищеек она наверняка получила бы золотую медаль. Липучка часто уходит гулять на крышу или в сад, забираясь, как по лестнице, по перекрученному стволу глицинии. Если в это время спрятать одну из ее любимых вещей в непредсказуемом месте, то, вернувшись домой, она найдет пропажу в считаные минуты, даже если вещь несъедобная и ничем таким не пахнет, например войлочный петушок-талисман, подаренный Лео его крестным.