Едва не теряя сознание от боли, Эмеральд еще успела увидеть, как Никос, с перекошенным от боли и отчаяния лицом, поднимает руку... и как разрывает на части разнонаправленными магнитными силами первую в мире искусственную девочку, у которой была душа.

   "Не Дева..." - подумала она, отпуская иллюзию.

   Последнее, что она увидела перед тем, как потерять сознание, были многочисленные экраны, сменившие видео-трансляцию арены на черную шахматную фигуру ферзя на багровом поле. Последнее, что слышала - был голос ее наставницы, Синдер Фолл:

   - Это не было трагедией.

<p>

***</p>

   В том, чтобы сидеть в одиночной камере, есть свои плюсы. Тихо, спокойно, никто не выпрашивает мороженного и не теребит, тыкая в лицо набранным на Свитке сообщением "пойдем замутим какую-нибудь движуху", сумасшедшие наниматели не требуют пойти и ограбить целое Королевство, никто не заставляет работать с этими отбитыми отморозками из Белого Клыка...

   Были и минусы - бездна свободного времени, которое совершенно нечем было занять, заставляла думать. О всяком: вспоминать выходки своего партнера, с которой они вместе росли на улицах Атласа; их первое совместное "дело" - ограбление какого-то пьянчужки; членство в местной банде, переворот, войны с конкурентами... поражение и "вольные хлеба", свобода делать все, что только взбредет в голову.

   О том, что ему за тридцать, а все, что есть за душой - длинный список преступлений и побед, безумств из которых он вышел сухим из воды да один единственный настоящий друг. И даже о том, не совершил ли он в свое время ошибку, однозначно записав Неополитен в список партнеров и друзей, отбросив мысли о чем-то ином: ведь женщин вокруг было много, а друг - только один.

   В общем, в заключении Роман Торчвик размышлял о всякой херне, о которой никогда бы не задумался, не окажись он запертым в четырех стенах уже вторую неделю, с кандалами на руках и ногах.

   - Убил бы за сигарету... Только в такой вот ситуации и начинаешь понимать, почему курение - это плохо.

   По его подсчетам, шел первый день финала турнира Витал. Конечно, он не знал точного плана, даты и всего остального, но готов был поставить последнюю сигару (если бы она у него была) на то, что все начнется со дня на день.

   После визита Брауна, он был вынужден рассказать гребанному медведю, умудрившемуся уговорить не менее гребанного Айронвуда на нарушение закона, о том, что его арест предусматривался планом. Он был нужен Синдер здесь, на линкоре. Зачем - он пока не знал, Фолл не была дурой, раскрывая такие детали наемнику, работавшему за деньги и из страха, и которого собиралась "немного посадить в тюрьму". С тех пор его камеру охраняла полная команда Охотников. Он сомневался, что этого будет достаточно, но, разумеется, никому ничего не сказал.

   Ну их всех нахрен, скопом - Фолл, что готова уничтожить Королевства ради какой-то своей мутной цели, ее босса, которого он не знал и не имел ни малейшего желания познакомится лично, атласких генералов, плюющих на собственные законы... А особенно нахрен - сумасшедшего медведя, что рискнул жизнью и свободой любимой девушки, угрожая тому, у кого был на нее компромат, способный разрушить ей жизнь: сработало это только потому, что он решил не связываться с сумасшедшим. От двинутых идеалистов, готовых на такое ради своей дурацкой цели (равенство, ха!) надо держаться подальше.

   Именно поэтому он не стал отпираться в тот день, когда его навестил переметнувшийся Прихвостень. Он знал этот взгляд, мог определить когда "меня ничто не остановит" - это не пустые слова, не бравада и угроза, а простая констатация факта. Откажи он - и закончилось бы все именно так, как обещал ему медведь, рука бы не дрогнула.

   Ему недостаточно много платят для такого дерьма.

   Именно поэтому в момент, когда сквозь толстую бронированную дверь его одиночной камеры пробился звук первого выстрела, он довольно улыбнулся.

   Пора было закончить работу.

   Не теряя ни мгновения, он бросился в дальний конец крохотной камеры, забился в угол и свернулся в самый компактный комочек, в какой только мог. Повод похвалить себя за осторожность у него появился уже через несколько секунд, когда поток синеватого Праха сорвал дверь с петель и с грохотом приложил о стену, обратив в щепки кровать, на которой он сидел не так давно. Дождавшись, когда оплавленная дверь рухнет на пол, придавив одного из Охотников, влетевшего вместе с ней, он осторожно выглянул наружу... и еще успел увидеть, как Нео, надев на лицо одному из охранников черную шляпу-котелок, вонзила тому шпагу в горло и тут же отскочила, пропуская удар топора в считанных миллиметрах от живота.

   Оглядевшись по сторонам, он пару секунд рассматривал заваленный кусками роботов узкий коридор, здоровенного Дроид-паука в дальнем его конце с дымящимися пушками, двоих Охотников, лежащих вповалку у неподвижного тела пацана с седыми волосами, что работал на Фолл... Наконец, переведя взгляд на напарницу, что, тяжело дыша, зажимала ладонью рану на левом плече, он сказал:

   - Надеюсь, ты принесла мою трость.

   Проследив за взглядом Нео, он подобрал брошенное в пылу схватки оружие, подошел к телу Меркури, присел на корточки и, проведя кончиками пальцев по узкой колотой ране на затылке, осуждающе посмотрел женщину-мороженное.

   Та в ответ лишь пожала плечами и показала ему экран Свитка с заранее набранным сообщением: "Валить надо от этих психопатов".

   - Но сначала надо закончить работу, - кивнул Роман. - Свалить, закончив дело, совсем не то же самое, что сбежать, провалив его...

   Переведя взгляд на одного из уцелевших Рыцарей Атласа, сменившего привычный синий свет визора на ярко-алый, он спросил:

   - Сколько таких у нас?

   Ухмыльнувшись, Нео сложила пальчики непострадавшей левой руки в слово: "Все".

   - Знаешь, Нео, - доверительно сказал Роман, снимая с трупа Охотника ключи от наручников. - Когда я, просто так, из любви к искусству, угнал тачку Вуди, они называли меня безумцем и тупым пижоном и лишь немногие умные люди понимали, насколько это круто и стильно.