Браун опустил взгляд, с сожалением поглядел на пришедший в негодность стакан и со вздохом вытащил из ящика новую бутылку.

   - Потом вылез этот новый робот Атласа - большой и красный, на четырех ногах. Я отвлекся, а когда он сдох... - он вздохнул, закрывая глаза. - Она уже была далеко, разъединяла вагоны. Все, что она сказала мне, было "Прощай".

   - Знаешь, вещи не были хороши между нами в последние месяцы, - продолжил Адам, не давая его ученику открыть рот. - Она отдалялась, я был занят и... хорошо, ты знаешь, я не самый большой специалист в этой сердечной хренотени. Недавно нас сильно прижали, мы либо не вылезали с миссий, либо сидели взаперти днями, не смея высунуть нос. Она ничего мне не сказала, Моррон - она просто ушла, бросила меня там одного, будто я недостоин даже услышать от нее, почему она предала все, во что мы верили, за что умерли столь многие!

   Под конец он уже почти рычал и Браун наконец понял, почему он нашел всего два стакана в баре, когда последний разлетелся на куски, врезавшись в стену напротив.

   - Ты прекрасно знаешь, что Блейк - маленькая трусишка, когда дело доходит до тяжелых эмоциональных разговоров. Ты должен загнать ее в угол и заставить говорить, а не ждать, когда она сама будет готова... потому что она будет молчать, пока это не укусит ее за задницу.

   - И еще есть это, - заметил Адам, кривя губы, заставив Брауна удивленно моргнуть.

   - О чем ты?

   - Я никогда не понимал, насколько ты объединял нас троих, пока ты не сбежал в Атлас. Это ведь ты заставил ее признаться мне, верно?

   - Я не сбе...

   - Ой, да не неси чепуху, - отрезал командующий. - Я могу не быть самым эмоционально чувствительным фавном в мире, но даже я видел, что ты любил ее.

   -...Мы вроде бы говорили о вас с Блейк.

   - Да что о нас говорить?! Она бросила нас, она предала нас! Все! Не о чем тут говорить.

   С минуту Браун молчал, глубоко затянувшись сигарой, и рассеяно следя за густым дымом, медленно поднимающимся к потолку.

   Адам Торус всегда был скалой, своего рода силой природы, неостановимой и безжалостной, сметающей все на своем пути. Он не сомневался, не рефлексировал, не купался в жалости к себе и уж точно не запирался в собственном кабинете, уничтожая годовые запасы алкоголя, пользуясь преимуществами, что давала аура.

   Кроме того, было еще две вещи, которые стоило знать о лидере Белого Клыка в Вейл. Первое - его движущей силой был гнев. Именно он толкал его вперед, помогал вставать после поражений и питал победы; гнев пылал в нем так ярко, что заражал всех вокруг, одаривая их частичкой его силы.

   И вторая - причините Адаму боль, и он возьмет ее и превратит в гнев, а после обрушит на вас. Если вы переживете это и ударите в ответ... что ж, он просто повторит это еще раз - и будет делать так, пока враг не падет.

   Судя по тому, что он видел сейчас - Адаму было очень больно. Это может кончиться плохо для всех.

   - Я скажу тебе то же самое, чему ты учил меня, когда забрал из детдома, - наконец проронил Браун. - То же самое, что я теперь повторяю своим новобранцам. Это тяжелая работа. Грубая. Грязная. Неблагодарная. Иногда все идет не так, как надо - твои друзья умирают, невинные гибнут. Это цена, что должна быть уплачена; это грех, что мы можем искупить позже. И в конце, когда мы достигнем своей цели, когда фавны больше не будут вторым сортом, наши потомки будут судить нас, они назовут нас чудовищами или героями, террористами или революционерами - но сделать это и свободно высказать свое мнение они смогут только потому, что здесь и сейчас мы платим эту цену.

   - Вот только знаешь что, Адам? - в размеренном и искреннем голосе Брауна внезапно прорезались острые нотки, намек спрятанного гнева и зарождающегося рычания. - Вся эта пафосная и красивая хрень действительно звучит как дерьмо, когда тебе на самом деле приходится смывать с рук кровь невинного.

   Он посмотрел своему наставнику прямо в глаза, убедившись, что полностью завладел его вниманием:

   - Это тяжело. Это больно. Это не для всех. У Блейк доброе сердце - совесть в моей голове говорит ее голосом, знаешь?

   - Ты говоришь так, будто это было неизбежно.

   -...Может быть, - прошептал Браун, отводя взгляд. - Но она желает справедливости не меньше нас с тобой. Ради Праха, она оставила свою семью, судьбу, считай, принцессы ради ночевок под луной, этой дряной тайной базы с дерьмовой едой и жизни преступницы.

   - И тем не менее, она ушла. Потому что жизнь каких-то машинистов для нее важнее нашей свободы?! Да каждый день фавны работают в шахтах Шни за гроши, каждую неделю умирают в постоянных авариях, потому что SDC жаль денег на безопасность и врачей - ведь именно так погибли твои родители, Моррон?!

   - Так, - спокойно ответил Браун, вновь возвращаясь взглядом к зеленым глазам своего наставника, которые уже начали пылать знакомым неукротимым огнем и стальной решимостью. - А еще нам отказывают в работе, в обслуживании, в медицинской помощи. Я все это знаю - я видел. Но, как я уже сказал, иногда все эти причины звучат как дерьмо - и порог, за которым ты больше не можешь платить цену, у каждого свой.

   - Ты хочешь сказать мне, что я должен смириться. Принять все это. Простить ее.

   - Нет. Я хочу сказать, что все мы платим цену, Адам. Это - твоя... наша.

   -...Ты прав, - пробормотал Адам, вновь возвращаясь к бутылке. - Иногда все это действительно звучит как дерьмо.

   - Я же говорил... - скривился Браун, вновь прикладываясь к бутылке и чувствуя, что алкоголь уже туманит его разум, пробиваясь сквозь естественную защиту ауры.

   - А ты вырос за этот год, Моррон, - вздохнул командующий.

   - Так часто происходит с детьми, Адам, - ухмыльнулся Браун. - Особенно, когда они уезжают в другую страну, где рядом больше нет наставника, который объяснит и прикроет.