– Чтобы ты разносила эти дьявольские книжонки добросовестным рабам божьим? Ты нечестива, рождена в грехе. Тебе нужна церковь.

– У меня… у меня хорошие книги, и мама читала мне Слово Божие.

– Ты дикарка! – этими словами он пронзал мою грудь.

– Я знаю про Иисуса Господа. Можно я пойду? – просила я, веря в собственные слова, хотя в глубине души у меня все же были сомнения, поскольку у нас, «васильков», не было своей церкви. Меня никуда не приглашали, даже в малюсенькую часовенку. Дом был моим храмом.

– Она запятнала себя, – прошипел он. – Безбожница. Наверняка сейчас горит в аду за свои грехи, совершенные здесь, на девственно чистой земле. За тебя!

– Я не такая, пастор! На мне нет грехов, – пыталась я вырваться из его цепкой хватки, оставлявшей после себя одни синяки. – Люди говорят, что Бог живет не только в вашей церкви. Мама знала Священное Писание и каждый день его читала. Она не грешила.

– Она была грязной дикаркой. Нет слова чище, чем Его собственное, написанное церковью, которое Он, обращаясь ко мне, просит разделить с тобой. Ты – настоящая дьяволица, которая околдовала Чарли и теперь думает, кого бы еще заманить в свои лапы.

– Пожалуйста, господин пастор.

– Я могу спасти твою душу. Бог вылечит тебя от этого дьявольского цвета, – он еще сильнее сжал мою руку. – Глас свыше велит возвращать домой заблудших овец, и мой долг – сберечь близких. Пойдем со мной.

Осмотревшись, я ничего не увидела. Бежать некуда: кругом один лес. Внутри все сжималось от страха.

Временами всплывали разные истории о подлых мерзавцах, которые нападали на женщин в лесу и насиловали их прямо на дороге. Вестер Фрейзер был одним из них.

Когда запустили программу Конных библиотекарей, к одной из девушек на маршруте пристал пьяный бутлегер и украл лошадь. Шериф пришел в ярость, выделив целый отряд на поимку преступника. А все потому, что он был без ума от этой программы, высоко ценя услуги местных библиотекарей. Па рассказывал, как они нашли этого пьянчугу и привели на порог Книжного центра для публичной порки, а затем взгромоздили полумертвую тушу на ту же лошадь, которую он незаконно присвоил себе, и отправили умирать в горы рядом с кучей медвежьего дерьма.

Шериф придавал особое значение нашей деятельности в этих окрестностях, где ничего не было, кроме школы со старыми учебниками. Прибив соответствующее предупреждение внутри почтовой конторы, он публично заявил, что серьезные последствия будут ждать любого, кто обесчестит, опозорит, поднимет руку на книжную даму или посягнет на ее деятельность. Люди с воодушевлением встретили такое решение.

Проблем стало намного меньше. А с Юнией только усилилась уверенность в собственных силах. Я пыталась найти мула промеж деревьев, но там никого не было.

– Отпусти меня. Иначе шериф будет судить тебя по всей строгости, – угрожала я.

– Закон. Он сжал губы. – Плевать я хотел на человеческие законы и на эти глупые старые связи.

Хотя шериф был женат на ком-то из семьи пастора, еще очень давно я слышала, как он сильно повздорил с Фрейзером из-за земли, и с тех пор они враждуют.

– Мой отец, – от жара во рту пересохло, – мой отец заставит тебя ответить перед законом. – Эти вымученные слова с большим трудом продирались сквозь зубы.

– Послушай-ка, девочка. На этой земле нет другого закона, кроме Божьего, – сказал пастор скрипучим голосом, подвинув меня ближе к себе. – Прямо за этими кустами протекает река. Я могу окрестить тебя в ней, отпустить грехи и сделать то, что было не под силу бедному Чарли, – даровать спасение души, о котором ты могла только мечтать.

Уверена, он довел бы меня до воды, а потом утопил бы.

Пастор усилил хватку.

– И правду говорят, что старика не держала ни земля, ни его шлюхи. Почему ты оказалась последней? Той, что высосала из него силы своим колдовством или, может, все дело в твоей жгучей синей промежности? Он начал тереться об меня, суетливо проводя руками от ягодиц до груди. Его костлявые пальцы впивались в каждый сантиметр моей кожи.

– Отпусти меня, – я резко задергалась из стороны в сторону, пытаясь вырваться, но это не ослабило железную хватку.

– Пойдем со мной, – он еще сильнее сдавил руку, прижавшись лицом к моему уху. – Я впрысну в тебя немного горячего семени, которое выжжет всех синих демонов.

Обхватив руками шею, Фрейзер насильно притянул меня к себе и вымочил мои губы в мерзком грубом поцелуе.

Сплюнув, я вытерла рот тыльной стороной ладони и увидела следы крови, тонкой струйкой текущей там, где его зубы оторвали часть моей кожи. Он снова прижался губами. Сопротивляясь, я почувствовала приступ тошноты, вспомнив кровь, прилипшую к бедрам после той ночи с Чарли Фрейзером. Тогда у меня ушел месяц, чтобы отскрести ее с ног вместе с кожей. По оголенной плоти стекала кровь, безвозвратно удаляя следы присутствия кузена пастора.

За Вестером я увидела чью-то длинную тень, затем послышался глухой звук удара и испуганный крик.

Юния ревела и громко била копытами, из-под которых клочьями летели земля и корни.

– Синяя ведьма, – униженно провопил Фрейзер.

Он бросил меня на дороге и убежал в лес. За ним погналась Юния, чавкая крепкими зубами под собственный крик, который сводил с ума и даже сдирал кору с сосен.

Юния вернулась одна. Дрожа от страха, я сидела рядом с ней и молилась. Но, как всегда, вне церкви все мои просьбы казались притворством, недоверием к словам своих же земляков о том, что Бог вездесущ. Спустя несколько минут мной завладел стыд от осознания собственной греховности. Сколько бы раз я ни обращалась к Всевышнему, в церкви для меня все равно не отведено место, а значит, я была никому не принадлежавшим существом без Бога. Поэтому Иисус никогда ничего не дарует мне до конца моей жизни.

Плечо мула дрожало под моими руками. Почти час я пыталась его успокоить и еще час ушел на то, чтобы избавиться от приступа тошноты и позабыть о Вестере Фрейзере. Я вновь лишилась свободы и счастья, которые обрела этим утром. Меня одновременно раздражало и пугало то, с какой легкостью ему удалось меня обокрасть. Я взглянула на часы, отряхнула юбки и отправилась в путь.

Прежде чем добраться до дома Лаветта, мы уже посетили три хижины. У меня ломило шею, потому что приходилось постоянно оборачиваться назад. От нервов щипало все тело.

С горного хребта открывался завораживающий вид, и вскоре я немного расслабилась, наслаждаясь пейзажем. Вдалеке грядами наслаивались друг на друга темно-синие горы, края которых переливались на солнце с каждым поворотом головы, начиная от темных тонов и заканчивая светло-зелеными оттенками, создаваемыми парящими облаками. Дул свежий прохладный ветер. Аромат жимолости и сладких яблок, исходящий от ближайшего дерева, витал над обветшалым забором, мимо которого в поисках желанного нектара пролетали бабочки и толстолапые пчелы.

Эта гора жила своей жизнью. В ней чувствовался заряд энергии, в отличие от моего дома, скрывшегося в темной гниющей впадине, поросшей старой корой и мхом, где весь день стояла темнота, переходящая ночью в беспросветный мрак. К горе Лаветта относились с пиететом, будто на ней располагался божий храм.

– Тише, девочка, – успокаивала я Юнию, с опаской обходя по кругу дом моего нового читателя.

Смугловатый от загара, как дорогой старинный пергамент с золотистым оттенком, но моложавый на вид Джексон Лаветт стоял на коленях во дворе, напевая скрипучим голосом какую-то песню, и заделывал брешь в пробитой стенке колодца.

– Оставь ее на крыльце, – сказал он, едва взглянув на меня.

Я повернула к лестнице, слезла с мула, но поводья держала в руках. Внутри вьюков отыскала потрепанную копию «Мольбы по старому шахтеру». Я экспериментировала с книгами, стараясь угодить каждому читателю. Но с таким скудным ассортиментом было невозможно подобрать материал абсолютно для каждого человека. К тому же, я появлялась в Центре всего раз в месяц. Вслед за Коббом из кожаного мешка выпали еще две книги и оказались на траве рядом с Юнией.