— Ты же помнишь, что на улицу нельзя выходить?
— Да! Без старших нельзя! А ты — взрослый, значит, с тобой можно! Так что, пошли! — ребёнок хватает его за край рукава и тянет в сторону входной двери. Тсуна просто не может сдержаться, чтобы не улыбаться, ведь понятно, куда его потащит Ламбо — к кораблю, на который он ещё не насмотрелся.
Да, неделя пройдёт слишком быстро.
***
Киоко дрожащими руками перебирает листы, которые Хару буквально час назад терзала своими расчётами.
— Так сейчас…? — её дрожащий шёпот тонет в шелестении бумаг.
— Ага, уже май, даже, скорее всего уже его конец, — со скучающим видом произносит Миура, грызя кончик карандаша. — Точное число я пока не знаю, но это ненадолго. Мне понадобиться ещё пару часов, чтобы восстановить все свои записи, а там я посчитаю точную дату. Не знаю только: получится ли узнать, когда именно упал метеорит, но думаю, попытаться стоит.
— Хару-чан, это просто… Ты просто нечто… — потрясённо выдыхает Киоко. А потом опускает взгляд к полу. — Но это ведь значит, что почти год… Ведь метеорит упал точно где-то в мае.
— Да, но я, сколько всех не спрашивала, никто из нас не помнит точное число…
— Вы все были в шоковом состоянии, может, поэтому никто и не запомнил… — тихо заметила Хром, сидящая в кресле.
— Може-ет, — протянула Хару, все поглядывая на свои записи. — В любом случае, я попытаюсь установить точную дату.
— А потом что? — Киоко откладывает листы на стол и отходит к дивану, присаживаясь на него.
— Что ты имеешь в виду, Киоко-чан? — слегка удивлённо спрашивает Миура.
— Ну, как мы дальше будем считать время, когда улетим отсюда?..
В кабинете наступает тишина. Все три девушки задумываются об этом вопросе.
— Даже не знаю… — наконец, говорит Хару. — Можно так же продолжать вести календарь, основываясь, на том, который я смогу, возможно, получить. А можно будет начать новый. Просто учитывая то, что сутки длятся двадцать четыре часа. Хотя, в космосе это, конечно, спорный вопрос.
— Ну, у тебя, хотя бы есть идеи, это уже хорошо, — чуть улыбается Хром, поправляя волосы.
— Почему это?
— Ну, Хару-чан, если кто-нибудь из вашей троицы что-то придумал, то оно, скорее всего, будет работать, — добавляет Киоко, немного улыбаясь, смотря на подругу. Но её улыбка медленно гаснет, а глаза наполняются, едва различимой тоской и печалью. — А кем ты хотела быть до падения?
— А?
Девушка так и замирает, с карандашом над листом бумаги, на котором должны появиться новые расчёты и выводы. Но карандаш медленно откладывается в сторону, а руки нервно сжимают края листов.
— Может, дизайнером…? — неловко предполагает Хару. Киоко и Хром едва слышно смеются, вспоминая костюмы Миуры. Шатенка, конечно же, замечает смех и надувает щёки, складывая руки на груди. — Да, ладно! А сами-то кем хотели быть?
— Я учителем! — Киоко будто готовая к такому вопросу, весело отвечает на него, поглядывая на подругу, которая никак не перестаёт дуть щеки.
— А ты бы смогла? Три ребёнка и целый класс — это, всё-таки, огромная разница, — замечает Хару.
— Наверняка бы смогла, — кивает девушка, а после переводит взгляд на Докуро. — А ты кем хотела быть, Хром-чан?
— Я никогда и не думала об этом, — едва слышно шепчет девушка.
— Да, ладно…
— До аварии мои мысли были заняты совершенно другим. А после, когда я встретила Мукуро-саму, я и не задумывалась о своём будущем. Жила одним днём, не в лучшем смысле этой фразы… Но… Мне нравились цветы и мягкие игрушки… Может, я бы хотела иметь небольшой магазин с детскими игрушками или цветами…
Девушки замолкают, обдумывая слова каждой из них, а Киоко неожиданно тихо смеётся.
— А ведь как интересно вышло. Я хотела быть учителем, а Хару-чан сейчас занимается расчётами. Но вот задумка с костюмами была моя…
— Вы прямо обменялись мечтами… — с улыбкой замечает Хром. Она недолго мнётся, а после спрашивает. — Как думаете, на корабле получится вырастить цветы?
— Было бы, что выращивать. Кислородный блок-то полностью заполнен растениями, вот только цветов там нет. И найти их сейчас просто нереально. Мы такую температуру вынесли, а вот большая часть цветов — нет. Это чудо, что хоть какие-то деревья и кусты ещё растут… — немного печально говорит Миура. — Но… Рано или поздно, я думаю мы, может, что-то и сможем сделать. Мало ли, что мы ещё придумаем.
Кабинет наполняет дружный девчачий смех, который тут же прекращается из-за внезапной автоматной очереди.
— Похоже, снаружи не всё спокойно… — поглядывая в окно, произносит Киоко. — Ладно, я пойду на кухню, надо бы уже ужин готовить.
— А что, ещё не всю еду на корабль перетащили? — удивлённо спрашивает Хару.
— Нет, на той кухне, я ещё не готова работать… — обеспокоенно выдыхает Киоко, а после продолжает. — Как думаете, мы будем вспоминать об этом месте?
— Скорее всего, да, — тихо замечает Хром, уверенно поднимая глаза. — Этот дом стал нашим убежищем, нашим именно «домом» в нужном понятии. А эта земля… Этот город… Естественно, мы будем вспоминать о нём, Киоко-чан. А как иначе.
— А иначе никак, — вместо неё говорит Хару. — Знаете, я бы хотела ещё раз увидеть закат, ярко-оранжевое солнце, пылающий горизонт, с холма над городом. Ещё раз услышать и почувствовать дождь, как он разбивается на капли об асфальт, набираясь в лужи. Увидеть рассвет с ясным голубым небом и розовыми облаками. Конечно, мы будем помнить. Как о таком можно забыть…
Киоко печально улыбается, хотя она понимает и чувствует, как внутри от воспоминаний поднимается целый ураган эмоций и красок. Да, сейчас ей грустно, но это не повод отдаваться негативным ощущениям. Те воспоминания она оставит в нескольких художественных книгах, всё-таки ушедших на корабль. Возможно, когда-нибудь краски запляшут на чистой бумаге, и вспоминать будет легче, но сейчас надо смириться. Смириться с этим серым небом. Смириться, потому что тогда вид космоса затмит всю эту серость, что они пережили за последние месяцы. Почти год, а может и больше. Но сейчас время уже не важно. В конце концов, у них есть лишь один путь на спасение, и им они обязательно воспользуются. Иначе быть не может.
Кухня привычно наполняется ароматом еды, на которую скоро сами придут все жители дома. Киоко знает, что, скорее всего, им будет очень сложно привыкнуть к другой жизни. Но почему-то страха нет. Есть только интерес и любопытство. А ещё есть желание жить. Огромное, нескончаемое желание жить.
***
Небо ещё чёрное, воздух немного прохладнее, чем днём, но механические часы на руке точно отсчитывают время «04:17». Тсуна поднимает голову, удивляясь отсутствию падающего пепла. Улыбка сама расползается на лице, а по щеке случайно скатывается крохотная слезинка. Сегодня последний день, который и то прервётся. Они не проведут его полностью на земле. Лишь немного отдохнут, погрузят последние вещи, проверят в самый последний раз списки и облегчённо выдохнут. А потом их тут не будет. Судьба такая странная штука. Тсуна так считает не без причины. А иначе как вышло, что в день падения метеорита они покидают Землю. Прошёл год, а кажется, что намного больше. Потому что они стали старше и умнее, а главное сильнее, пусть и преимущественно случайно. Никто специально не изменял пламя. Природа, которая оказывается, не все карты раскрыла, сама решила, какими они станут.
Тсуна не перестаёт улыбаться. Им тут не место. И не только потому, что они тут умрут, а ещё по простой причине того, что их сила не предназначена для использования в пределах планеты. К примеру, самое безобидное пламя солнца уже слишком быстрое для оставшегося кусочка мира. Про другие силы и говорить нечего. Искажение пространства, массовые взрывы — нет, планета точно не готова для таких фокусов.
Юноша закусывает губу, чтобы не разреветься, потому что… Он сам не находит причины, по которой должен сдерживаться. Господи, они покидают этот ад. Так почему же он не имеет права расплакаться от счастья? Они ещё тут, но чувство эйфории и полной безопасности уже накрывает с головой. Слёзы непрерывно катятся по щёкам, оставляя на них мокрые дорожки. Воздуха в лёгких не хватает из-за всхлипов, которые он не в силах остановить. Взор немного расплывается, но Тсуна видит, как медленно, но уверенно чёрное полотно становится тёмно-тёмно серым. Возможно, где-то на другом конце света встаёт яркое, жёлтое солнце. Но их последний рассвет такой. Плавно перетекающий из темных красок к более светлым. Жаль, что дальше серого оттенка, небо не перекрасится, но и этого достаточно. Потому что у них ещё есть то, что можно назвать небом.
