Вито пришёл на сей раз сравнительно пораньше, чем в предыдущие дни, зато вымотанный до состояния почти бессловесного.
– Иди сюда… Просто побудь рядом, пока усну… Чёртов городишко. Три часа петляли по таким закоулкам – загнать бы туда бульдозер, заровнять всё к чертям… В яму провалился, думал, машину совсем убью… А всё ради чего? Они корлиана от ранни отличить не в состоянии… Дебилы…
Солнце ушло из окон этой стороны дома, сгустился приятный полумрак – сиреневый конкретно здесь. Учитывая расовые особенности сожителя, Вито распорядился держать шторы по умолчанию задёрнутыми, только в те часы, которые Раймон проводил в библиотеке, открывать окна для проветривания и инсоляции. От мысли сделать несколько комнат совсем без окон всё-таки отказались – опасаясь недостатка свежего воздуха, но шторы во всех комнатах были плотные. Периодически принимался пытать Раймона на предмет, как гармонично добавить в бракирийскую обстановку раннийские элементы, тот всякий раз испытывал некоторую неловкость – признаться, за сто лет он сам отвык от этих самых элементов. И уж точно не был готов к тому, что в обустройстве дома будут спрашивать его советов – обычно он просто принимал то, что давала ему жизнь, таким, какое оно есть. И его действительно всё здесь устраивало – щадящий полумрак комнат, пряные цветочные запахи – как-то вторая служанка, Долорес, проговорилась о словах Вито: он ставит везде цветы потому, что ему чудится запах гари, все эти традиционные элементы декора – маски, фонари, куклы из лозы… Синкара католики, но от традиционной бракирийской культуры они не дистанцировались, просто всё это не имело для них сакрального значения. Таблички с евангельскими стихами и вышитые панно с Мадонной висели на стенах в дань религии, а куклы-«духоловки» – просто для красоты.
Раймон помог Вито улечься, осторожно и заботливо накрыл одеялом.
– Успокойся.
Вито сердито скомкал подушку.
– Да меня зло берёт просто! Двух сопляков найти не могут! За что плачу дармоедам? Хоть самому езди и обшаривай дом за домом, толку, вижу, больше будет.
Ранни завозился, устраиваясь рядом.
– Ты не можешь всё время только решать наши проблемы. У тебя есть и свои дела.
– Нет у меня другого дела сейчас. Сколько времени прошло – ни слуху, ни духу… Что я должен думать?
Раймон вздохнул. Несомненно, это ему расплата за переживания мистера Доу, который когда-то так же месяц за месяцем не получал никаких вестей о пропавшей дочери. Несправедливо только, что и этот человек теперь должен нести часть этого груза.
– Вито… Я хотел бы тебя кое о чём спросить. Но, пожалуй, после, когда ты выспишься.
Тот пробубнил приглушённо:
– Да не, говори сейчас… Может, сразу и отвечу, зачем тянуть-то? Или обдумаю, засыпая…
– Вито, ты ведь вёл одно дело бывшего сотрудника «Эдгарс Индастрис»…
– Ну, не я сам вёл, Альтака, но да, я тоже касательство имел.
– Значит, немного касался их дел, их работы… Скажи, ты мог бы узнать всё, что возможно, о семье Доу? Они тоже работали там… Может быть, работают и сейчас… Это семья Марии.
Вито оторвал голову от подушки и посмотрел на него с большим интересом.
– Давно б так. Я тебе сколько говорю, семья – это то, от чего не отбрешешься. Хотя нам сейчас это вряд ли что-то даст, как-то сомневаюсь я, что эти Доу могли иметь отношение к исчезновению Лорана… Но лишним не будет. Сильно сразу ничего не обещаю, это не те ребята, про которых сразу всё везде выложено… Но что смогу, сделаю.
– Передай мне словарь синонимов, пожалуйста.
– Над чем ты опять завис?
– Над всем… Я не знаю, переведу ли я этот параграф когда-нибудь.
Дэвид потянулся, перегибаясь через спинку стула, потом испуганно подскочил – кажется, тонкое дерево угрожающе хрустнуло.
– Перфекционизм – дело хорошее, – отозвался со своего места Диус, – но с нерадостными перспективами. Остановись уже на каком-то варианте, тебя и другие тексты ждут.
Дэвид подкрутил колёсико-регулятор у лампы и печально посмотрел на свой рабочий стол, на котором уже не то что не было свободного места – не было места, куда ещё хотя бы что-то можно воткнуть. Стопками и грудами громоздились книги – толстые, тонкие, различных форматов, веса и возраста, открытые, закрытые, заложенные закладками. Тут же лежали стопки печатных и рукописных листов, стояло несколько «ёлочек» с информкристаллами, и посреди всего этого как-то умудрялся помещаться ноутбук.
– В минбарском языке 90 слов для обозначения белого цвета – в основном за это спасибо снегу… В нарнском обходятся одним, зато почти столько же для обозначения красного, оранжевого, коричневого… Здесь ярких красок почти не встретишь, зато полутонов, оттенков!.. При этом я, например, чуть голову не сломал, пока не понял, что при описании цветов, растений, явлений природы эти отдельные составные слова описывают характеристики и цвета, и звука, и…взаимовлияние… Это слово – «ниамев» – «нет безмолвия»… Практически, определение мировосприятия! Глаз ранни способен различать сотни оттенков, а слух воспринимает такие звуки, о которых мы не могли б и заподозрить. Я не знаю, что сложнее – переводить с раннийского, пытаясь найти эквиваленты, которые ещё можно надеяться найти в минбарском, иногда – в центаврианском, но которых совершенно точно нет в земном, или переводить на раннийский… с наших, оказывается, настолько бедных языков. Просто невероятно, чтобы, даже за много веков земной язык мог измениться настолько…
Диус глянул на него сквозь плёнку диапозитива.
– Я тебе обещаю, тебя с этими теориями подвергнут знатному остракизму.
– Я с этими теориями не один.
– Всех подвергнут.
Поверх стопки словарей на столе лёг ещё один, поднятый из стопки на полу.
– Ну, если б только это были выводы одних только лингвистов! Ты же сам слышал. Цивилизация ранни существует пять тысяч лет, и при этом их становление как цивилизации произошло на удивление быстро, не было пещерного, доисторического периода, не было найдено ни костровищ, ни примитивных жилищ, ни примитивных орудий труда, соответствующего таковому периоду, к примеру, у землян. Анализ захоронений так же показывает слишком короткий эволюционный путь. Раннийские учёные дадут фору многим, в прилежности изучения своего мира и блестящих результатов этой прилежности, но вот чего у них нет – так это реконструкции происхождения собственного вида. Видимо, потому что нечего реконструировать? Древние ранни, конечно, отличались большей толщиной кости, более массивной челюстью, другой формой ушных раковин… Найдено, ещё, несколько вымерших боковых ветвей, которые похожи между собой даже больше, чем вы с зонами… Но в целом в строении представителей разумного вида наблюдается удивительное единообразие. Получается, ранни сразу возникли на этой планете на эволюционном уровне «человек разумный»… И при этом никакого биологического родства со всей остальной фауной не наблюдается и в помине. По всему выходит, что ранни гости на этой планете. Когда учёные обнаружат генетическое родство древних ранни с их современниками-землянами – лично я не удивлюсь.
– Да я, в общем-то, тоже… Ты лучше скажи, чего именно ты хотел бы добиться этим… признанием ранни братьями землян?
– Чего? – Дэвид рассеянно скользнул пальцем по краю лепестка – раннийские лампы правильнее б было называть фонарями, они стояли на столе или на полу и были выполнены в форме растений на длинном стебле, – ну, уж не включения Атлы в состав Земного Альянса.
– Ну, это я как-то понимаю.
– Наверное, восстановления исторической справедливости. Вообще, почему бы факт просто не признать, без рассуждений о его применимости и полезности и каких-то далеко идущих прицелов? Да и позитивного и поучительного из этой истории можно извлечь до чёрта. Если так посмотреть, очень хорошая информация к размышлению для сторонников креационизма. Ранни, модифицированные из землян Тенями – то есть, по идее несущие в себе ещё больше изменённой, греховной природы, ещё меньше природы божественной – получились в итоге лучше людей.
