Оперев руки по обе стороны от мальчика, джи-лай заслонил его от очередной волны корлиан. Лиар чувствовал влагу на руке, чувствовал мысли проходящих мимо, слышал их удивлённые, порой уставшие, истерично-радостные возгласы внутри, и слышал мысли Широ, который, улучив момент, коснулся губами шеи мальчика, чуть ниже уха. Лиар вздрогнул, вцепившись в куртку парня, сглотнул, чувствуя, как внутри скручивается в тугой клубок какое-то непонятное волнение, как внизу живота становится тепло. И в этот момент кто-то пихнул Широ, прижал к подростку вплотную, отчего тот судорожно выдохнул прямо в лицо джи-лаю. Если бы Лиар не имел привычки подмечать любые мелочи, он пропустил бы тот момент, когда зрачки парня расширились, а дыхание замерло где-то между вдохом и выдохом. Широ был выше ростом, да и шире комплекцией, но Лиар был уверен, что сможет с ним справиться. Ровно до того момента, как рука, тёплая и такая же шершавая, как и обветренные губы, коснулась его щеки, мягко прошлась по скуле, задевая недавний синяк.

- А это было больно? – мягко спросил парень, чуть наклонившись.

Лиар несколько секунд смотрел в огромную чёрную пропасть зрачков, потом моргнул и слегка кивнул.

Широ отстранился от него, снова взял за руку и повёл вперёд. Мальчик быстро стряхнул с себя пелену непонятных, лишних сейчас ощущений, хотя они ещё долго напоминали о себе эхом, странным горячим эхом от холодящего следа на руке.

Через какое-то время, когда, по словам джи-лая, они уже должны были находиться рядом с Херазой, по спине Лиара прошёлся ток. Тело вздрогнуло так сильно, что мальчишку подбросило, и он чуть не свалился на идущего впереди корлианина.

- Что случилось? – обеспокоенно спросил Широ, подтолкнув его к стене.

Лиар увидел огонь. Сизые волны давно оставили его сознание, но он возвращал этот образ иногда сам, развлекая себя, находя его действительно забавным. А сейчас эти волны превратились в огненные, и они были больше не его, не его сознанием порождённые. Они раскатывались, вздымаясь и опадая – как бесновавшееся море, выбросившее его когда-то к началу этой миссии. Они были тяжелее, глубже, сильнее, чем океан в нём. Огненные крылья простираются далеко, очень далеко, но все эти существа, конечно, не видят этого, не понимают… Лишь некоторые из них удивлённо поворачивают головы – но кажется, приходят к заключению, что эта тоска, эта боль – это то, что чувствуют они сами… Не хаос, но после всего, невозможно быть порядком в принципе, невозможно… Оно живое, но умирало два… нет, три раза. Через огонь, да что вообще осталось там от жизни? И оно рядом – полыхнуло рыжим, потом огненно… кроваво-красным… Столько силы, и столько внутреннего огня, Лиара практически припечатало к этой стене, к которой он прислонился, практически обездвижило этими руками, которые лишь слегка касаются его рук. Чьи-то крепкие объятия, чей-то голос – родной и незнакомый одновременно, чьи-то слова поддержки, волнения, страха. Лиар увидел – на долю секунды – длинные, длиннее, чем у него, тёмные волосы, падающие на бледное лицо. И всё это – и яркая нить света, и обжигающий, сковывающий по рукам и ногам ментальный зов – рядом. А сердце огня – чувствует ли оно его, видит ли его взгляд? А знает ли гигантская звезда о кружащем рядом с ней астероиде? Лиар сорвался с места, побежал по тоннелю вперёд, толкая плечами возмущённо пищащих корлиан, спотыкаясь о какие-то тюки и сумки, потом свернул на боковую линию, в маленький коридорчик, потом обратно, на широкую ветвь. Он бежал так быстро, что слышал стук своего – и чужого сердца. Пока наконец не остановился у точно такого же туннеля, как и вайжельский, только чуть шире, с такими же точно беженцами. И там, дальше, было то, что он искал, в сознании раскалённым диском, в нервах скрученным клубком, в венах свернувшейся кровью.

Лиар вздрогнул, когда на него со всего размаху налетел Широ.

- Ты что, сдурел? Куда рванул-то, затопчут!

- Что это за ветвь?

- Угминская… Мы совсем рядом с Херзаем, отсюда он даже ближе, но не сказать, что легче… Видишь, туннель шире, большая часть корлиан именно здесь и идёт. Лиар, ты слышишь меня вообще?

Мальчик сделал шаг вперёд, чувствуя руку джи-лая на своей.

- Идём. Проведи меня в город. Но по тому пути, где будет самое большое столпотворение.

Широ покачал головой, посмотрев на мальчика, как на душевнобольного, но всё же сжал его руку крепче и уверенно зашагал вперёд.

Эркена догнал Кастансо уже на входе в грузовой отсек.

- Стой. Пять минут у тебя есть, чтоб послушать, если не препираться, то их и не станет десять.

- Ты можешь сэкономить себе и эти пять минут, Эркена, мне не нужна твоя дружба.

- Допустим, у нас нет времени на дружбу, исходя из прозвучавшего недавно. Не обижайся, Кастансо, но роль, которую ты хочешь взять – не твоя.

Кастансо посмотрел на него холодными, злыми глазами. Миловидный когда-то парень, не красивый пусть, но именно миловидный… Не каждого и двадцать лет изменят так, как его десять. И не какие-то ужасные шрамы тому виной – шрам один, над бровью, и такой запросто можно получить, просто ударившись о дверцу шкафа, а именно выражение глаз.

- Сказал? Легче стало? Теперь будь добр, освободи горизонт.

- Нет, не сказал. То, на что ты вызвался, Кастансо, мог выбрать или идейный, или просто самоубийца. Ты здесь не столько, чтобы стать идейным, если уж не стал им за годы жизни в этом мире. Значит, ты самоубийца. Я не считаю можным отнимать у кого-то право свести счёты с жизнью, но всё же правильно с самоубийцей сначала поговорить.

Кастансо начинал злиться, чувствуя, видимо, что так просто от настырного соотечественника не отвяжешься.

- Эркена, я не понял, в чём проблема? Ты хочешь сказать, что я не гожусь для этого задания? А на основании чего? Того, что ты знал меня в прошлом? Во-первых, напомню тебе, ты не знал меня, ты смотрел на меня обычным взглядом из низов на верхи, когда маменькиным сыночком, богатым бездельником и прочими такими эпитетами называют за то, что угораздило родиться у родителей, у которых есть деньги. Во-вторых – этого прошлого нет, после таких десяти лет его нет навсегда. И я много что умею, и в том числе стрелять и водить вертолёт. Не профессионал высокого класса, но достаточно. Для этого задания не обязателен ас, достаточно действительно самоубийцы. Потерять аса будет куда более жаль. Я здесь действительно пока никто, в команду ещё не влился, и потеря будет невелика. Такой расклад целиком устроит всех.

- Вот тут ты ошибаешься.

Кастансо зашипел, Эркена почувствовал, что ожидает, что между синюшне-бледных губ появится острое змеиное жало.

- В уговорах не брать на себя вполне достойную роль есть что-то нехорошее, не находишь? Может быть, если так малодушен, сойдёшь на берег при случае? Если случай этот будет, конечно.

- А о Салевье ты подумал? Или в Салевье и дело, главная причина самоубийства?

Это было похоже на удар по печени, определённо. Сперва лицо Кастансо исказилось болью, потом яростью.

- Быть полицейским до конца, и издеваться, так издеваться! Не лезь не в своё дело, Эркена!

- Ты бросаешь его. Бросаешь одного в пока ещё чужом ему коллективе.

- Трогательная забота полицейского о беглом преступнике! Я делаю лишь то, чего он очень давно хочет, при чём лучшим из возможного образом. Отношение к нему после моего выполнения задания станет лучше, и его сближение с коллективом будет легче без отвлечения на ненависть ко мне. Он способен здесь освоиться. Там, где за пультом бывает достаточно и одной руки, к нему вернётся жизнь в конечном итоге. Если я не буду тянуть его, как камень из прошлого.

- Не думаю, что Салевье ненавидит тебя.

- О да, он меня любит, только стесняется сказать!

- Если бы Салевье взял на себя смелость поразмыслить над некоторыми жизненными аспектами, возможно, он знал бы что-то о любви. Но, конечно, не знает. Его некому было такому учить. И ты, конечно, не должен затыкать эту дыру. Ты лучше меня знаешь, я изучал его психологический портрет, а ты с этим портретом жил. Салевье трудно даются нормальные человеческие взаимоотношения, потому что привычка – вещь жестокая, трудновыводимая, даже если вредная. Хорошо Салевье умеет две вещи – отнимать чужую жизнь и сохранять свою. Первого он лишён после травмы, и второе стало его всем. И поскольку его выживание теснейшим образом зависит от тебя, он обливает тебя ненавистью – но ненавидит он зависимость, а не тебя конкретно. Я даже не знаю, есть ли в его системе другие люди, или только его больные, искажённые ощущения… Ты не задумывался о том, что как ни гонит он тебя – за все эти годы он ведь не попытался завести себе кого-то другого? Дело не в том, что ему не нужен ты – ему не нужен, как он полагает, никто. Я не знаю, гонит ли он тебя, чтобы не дожидаться, когда ты бросишь его, уйдёшь в тот момент, когда он не будет к этому готов, или проверяет, испытывает тебя на прочность, я не понимаю его и не уверен, что он понимает себя. Но определённо, ему не станет легче, если ты уйдёшь. Его проблемы останутся с ним, потому что не ты их причина. Я не знаю, можешь ли ты помочь ему, возможно ли это вообще, я не психолог. Но я знаю, что если ты не откажешься от этой безумной идеи, это будет уже не проверить.