Иглас подумал, что по тону непохоже, чтобы её это в действительности беспокоило. Наверное, она, совсем ещё юное земное существо, не вполне осознаёт происходящее. Они с Винтари и Ли’Нор в числе последних уходили из Тизы. Ли’Нор приходилось буквально силком тащить – она меняла заполняющиеся кристаллы и снимала, снимала, снимала… Серые, приземистые строения Садара – главной городской тюрьмы, заборы с деловитыми клубами колючей проволоки поверху, с табличкой на пропускном пункте – на земном языке, парящих в рыжем, каком-то совсем не ночном небе железных коршунов, поливающих без разбора солдат-повстанцев, бегущих заключённых, в панике прячущихся местных жителей, въезжающие в город земные танки и бронированные грузовики, в которых хорошо, в отсветах выстрелов и взрывов, видны земляне в форме, горящий остов бывшего заводского корпуса – туда забежало несколько заключённых и сколько-то случайных прохожих, и теперь по нему стреляли и сверху, и из танков, переползающих перекрёсток, Винтари, пытающегося тащить тяжело раненого джи-лая в поварском фартуке – и вынужденного бросить, так как он умер у него на руках. Серые же стены, по-видимому, бывшей школы – теперь, судя по решёткам на окнах и пропускному пункту, не школы, школ, решили земляне, в городе и так многовато… Или всё же школа? Фигуры, мелькающие в окнах, одеты в такие же грязно-жёлтые костюмы, как заключённые, но мелковаты для взрослых. Детский исправительный дом, поясняет Тассе, протыкая штыком тело охранника и разбивая прикладом терминал пропускного пункта. Воет сирена. Эти движущиеся, мельтешащие картины, полные крика, ужаса, паники, неверия – по каким законам они существуют, думал Иглас, почему они именно таковы, именно так сменяют друг друга? Какие математические вероятности видят в них с той стороны, стороны, выпускающей хаос из жерл не замолкающих орудий? В хаосе исчезают фрагменты, предметы, жизни – миг назад стоял дом с декоративной беседкой на крыше, и его уже нет, от него остался один этаж и кусок стены второго, за которой ещё кто-то бегает, абсурдно в той же мере, как живые цветы в витрине, в которой почти не осталось стёкол, и не вспомнить того момента, когда его не стало, кто-нибудь помнит этот момент? Кто-нибудь помнит, откуда тут взялся вот этот труп, в такой позе, словно всё ещё куда-то бежит? Женщина в шали, наброшенной поверх ночной рубашки, трясёт за руку солдата-повстанца, что-то тараторит, срываясь на крик, он указывает ей куда-то, она бежит туда, по пути хватая за руку ребёнка – непохоже, чтоб своего… Старуха расталкивает солдат – одного, другого… Похоже, она видит среди группы освобождённых заключённых своего сына… Никто не замечает на улице Тизы врия. Ночной темноты, несмотря на разбитые, один за другим, фонари, больше нет, она тонет в огне. Кто-то видит вернувшихся за ними братьев или друзей, о судьбе которых не знали ничего долгие годы, кто-то видит надвигающуюся смерть и кричит ей в лицо отчаянные проклятья…

На перекрёстках – грузовики, внедорожники, городские автобусы – кажется, все, какие успели собрать, а может, и все, какие есть в городе, Иладу торопливыми покриками подгоняет в них народ – пестрота выходных платьев, рабочей одежды, тюремных роб льётся в их открытые двери, машины срываются с места, мчатся к выезду, к окраине, туда, где пробита огромная брешь в ограждении «особого режима», один из танков землян разворачивается, намереваясь объехать и перекрыть им дорогу, но не успевает, конечно, потому что повстанческая граната – успевает… Два танка землян принимают третий танк за своего, а зря… Ли’Нор затаскивают, вслед за ним, во внедорожник, она матерится по-нарнски, втаскивает следом ещё какую-то джи-лайку, не влезшую в автобус, в салоне и дышать теперь можно по очереди, но об этом, подлетая на ухабах едва не до уровня, где у домов были вторые этажи, некогда думать… Разбитую загородную дорогу заволакивает дымом – кажется, в один из автобусов всё же попали сверху, кажется, этот дым бежит вместе с ними, прикрывая их от огня с неба, из этого дыма выпрыгивают стены бывшего, очень давно бывшего санатория, где в подвале находится вход в подземелье…

Кто-то плачет, кто-то громко кого-то зовёт, мальчишка джи-лай выхватывает у тяжело раненого повстанца автомат и выбегает из здания, ревут моторы – им ещё возвращаться в город, им ещё продолжать бой…

Кажется, стены треснут и разойдутся, от хлынувшей в них толпы. Эйме пропускает в кабину по десять человек – больше не влезет, больше нельзя. Кабина исчезает в люке в крытом металлическими листами полу, он закрывается таким же листом – кто догадается, под которым из них скрыта шахта лифта? У Игласа слух хороший, он слышит скрежет механизмов сквозь весь этот шум… Его отправляют вместе с детьми – опасаясь, что взрослые могут и затоптать малорослого инопланетянина. Внизу он снова вливается в толпу – на рельсах уже стоит под завязку забитый вагон, нужно ждать следующего. Развозят пока недалеко – по «боковым каналам», главное разгрузить центральную дорогу, по ней ещё подходят отряды, туда, в Тизу. Чтоб им там подольше было, чем заняться, чтоб у ребят хватило времени и разобщенности врага, чтоб покрепче пройтись по базе…

Их «канал» – это несколько коридоров, не пустых, там-сям ящики с чем-то довольно тяжёлым, здесь уже есть люди, ожидающие отправки через горы, в Якасу, в более спокойное место. Среди них и Глэдис, девочка-телепатка, спасённая Дэвидом. А потом, видимо, город – над ними уже не Тиза, а, кажется, Замар – начинают бомбить… И участок старых коммуникаций просто обрушается, и туннель заваливает…

- А вот теперь помоги мне спуститься… – по интонации Гидеон догадался, что слово джилайского языка, произнесённое шёпотом, было ругательством.

- Что случилось?

- Да нога затекла… Я ж тут минут двадцать в немыслимую раскоряку висела…

Гидеон подхватил Гайуш под колени, потом ослабил хватку, позволив её телу соскользнуть, и снова обхватил по бёдрам, ожидая, пока она распихает по карманам инструменты, которыми порядочно обложилась, пока торчала наверху.

- Ну вот, не побоюсь сказать, тут закончено… Прибрать тут немного – и можно обшивку на место ставить…

- Не верится… Без тебя, думаю, мы бы этого не смогли.

- Да брось.

- Не эта бы ваша война, и если б лично я принимал решение – зачислил бы тебя в команду без колебаний. Но те, кто принимают решение, сейчас застряли на полпути сюда…

Под гимнастёркой Гайуш, как раз напротив лица Гидеона, вдруг что-то зашевелилось, от неожиданности он заорал и разжал руки, Гайуш, яростно матерясь, повисла, держась за края люка в потолке, и в конце концов рухнула на него, а вместе они – на кучу пластмассовых обломков и мелких деталей внизу.

- Сдурел, что ли? Что стряслось?

- Там… у тебя… что это было?

Гайуш нервно одёрнула гимнастёрку, явственно вспыхнув.

- Ах, это… Ну извини, некоторые вещи мне не подконтрольны. Секса у меня давно не было, а ты симпатичный. Пугать тебя не хотела, но у тебя губы как раз возле моего живота зашевелились, так что извини, рефлекс…

Землянину показалось, что у него тоже кое-что слегка зашевелилось, а именно – волосы.

- Но ты же… ты же, я думал, женщина, я… извини, если понял не так…

- Женщина, а что не так-то? А, ну да… Вы ж здесь неделю, если не меньше, и кто б тут раздевался перед вами, за физиологию как-то к слову не пришлось… Это внешне мы на вас похожи очень, а так-то отличия существенные… Но вы ж бракири знаете, вот с ними мы похожи очень.

Гидеон вспомнил, что, действительно, слышал нечто такое о бракири, что мужчины и женщины у них различаются не в первую очередь гениталиями…

- Ну упс, конфуз вышел.

- Да ладно, нашёл тоже, о чём… Ну, у нас-то не принято париться о таких вещах, а ты-то, как-никак, землянин… То есть, так-то ваша братия тут себя совсем не высокоморально ведёт, это понятно, но мы как-то в курсе уже, что не все у вас такие…

- А я было хотел спросить, чего тебе стоит со мной рядом находиться, хоть и не из этих, но я ж землянин.

- Ну, я не знаю, что кто тебе сказал, или может быть, сделал, конечно, дураков у нас хватает, ну, их и везде хватает, а есть и не дураки, просто заблуждающиеся…