- А давно ли в этой крепости кто-то долбанул по башке Ан’Ри?

- Как он мог сбежать? – потрясённо бормотала Дайенн, – он вчера… был так плох, что не мог подняться…

- Очнулся, видать. Откуда мы знаем, может, он притворялся? Или откуда мы знаем, может, это как раз была последняя стадия перед окончательным превращением? Некий кризис преодолел – и готово, вынес дверь и пошёл на поиски пищи…

Арвини покачал головой.

- Дверь не выломана. Она открыта. Снаружи. У него был сообщник.

- Отли-ично… – простонал Гидеон, сползая по стене.

Остаток дня прошёл совершенно кошмарно… На закате Дайенн вошла в камеру Аскелла и швырнула ему костюм химзащиты.

- Выходите.

- Это ещё, интересно, зачем? Разнообразить рацион инфицированных? Или «не отрывайся от коллектива, страдай вместе с коллективом»?

- Аскелл, не выделывайтесь! Просто сейчас в вашей изоляции нет никакого смысла, никуда вы всё равно не денетесь…

- Тогда и в этом, – он кивнул на костюм, – нет никакого смысла. Откуда уверенность, что кто-то из приходивших не заразил меня раньше, и сейчас у меня не подходит к концу инкубационный период?

- Вы правы, – Дайенн без сил опустилась на соседнюю кровать-платформу, – уверенности нет. Как никогда ни в чём, ни в ком. Я не уверена даже в себе. Если б вирус мгновенно менял природу больного, было б, конечно, проще, но так не бывает. Нет, изменения постепенны, и возможно, больной до последнего не понимает, что происходит… Пока не становится слишком поздно. Или напротив… понимает… И от этого ещё страшнее. Знаете, я много думала о ваших и Алвареса словах. О том, что настигнуть тилонов в глубине их корабля могли только другие тилоны. При этом… Я затрудняюсь точно определить время смерти, специфические местные условия… Но если они решили бежать – они уже знали…

- И, вы имеете в виду, проморгали рядом с собой уже больных? Это естественно, госпожа Дайенн. Течение любого вирусного заболевания может быть разным в разных организмах, у кого-то сопротивляемость выше…

- Тот монстр, что напал на Тавелли, производил впечатление совершеннейшего зверя в человеческом обличье. Но возможно… возможно, бывает не только так. И они сохраняют остатки разума… Изменённого разума, уже не человеческого… они прячутся среди нас, выжидая момента, мы смотрим на них и думаем, что видим друга… А они смотрят на нас и видят дичь. Вот чего я боюсь. Вот что убивает меня.

- Древний страх. Архетипический, как у вас говорят. И в данном случае, по-видимому, обоснованный.

- А может быть, больной не осознаёт, что он болен, и представления не имеет, что он творит в минуты беспамятства? Быть может, это вот я ночью встала, выпустила Тавелли, вместе с ним загрызла Исута… Если, Вален всемилостивый, я сама напоминала себе, убеждала себя, что я не могла напасть на Ан’Ри, физически не могла…

- Кстати, почему вы так уверены, что Тавелли в доле? Возможно, вирус не смог развиться в его организме, ослабленном травмой, возможно, он умирал… И монстр решил сожрать его первым, что логично для хищника – первым делом нападать на ослабленных и больных.

- Не знаю, Аскелл, у меня просто голова идёт кругом…

- Но чего вы хотите от меня? – он приблизился, навис над ней, – совета? Я уже давал его. Поддержки? Боюсь, это не совсем по моей части.

- Выживать легче вместе, чем поодиночке.

- Вы говорите это тилону?

Она оттолкнула его, рука больно упёрлась в рамку трилюминария.

- Хотя бы сейчас, Аскелл, вы могли бы ненадолго перестать быть сволочью?

- Когда я стану со всеми мил и любезен, бегите от меня без оглядки! Почему бы о помощи вам не попросить вашего напарника?

- Мой напарник… как-то, знаете ли, не принадлежит мне, чтоб я могла распоряжаться им по своему усмотрению!

Она слишком поздно осознала, что из всех фраз, какие она могла сказать, эта, пожалуй, самая безнадёжная. Хуже просто некуда.

- Вот, значит, в чём дело? Думаете, мной сможете? Я заметил, вы как-то… странно воспринимаете тот факт, что мы с вами условно одной расы.

- Аскелл, оставьте при себе свои грязные намёки! Пока я не разрядила в вас обойму!

- Не думаю, что вы в самом деле сделаете это. Если только вы будете полностью уверены, что Хуан-Антонио Колменарес – не инфицирован, и вы расширите свои вкусовые пристрастия…

Она ударила его. При попытке второго удара он перехватил её руку, в борьбе тонкая блузка Софьи, в которую сейчас, за неимением чего лучше и его размера, был облачён Аскелл, брызнула пуговицами…

- У нас, тилонов, принято прямо говорить о том, чего хочешь. Разве я готов упрекать вас в том, что в этом вы видите… средство от страха и тоски… Как я понял, ведь не вы одна…

- Скотина!

Впрочем, к чёрту, ну не к чёрту ли? Кто-то там, кто-то из коллег, кому она доверяла, кого считала своими, сейчас не стесняется своих желаний, куда более пагубных… Почему б сейчас не перестать думать – Тавелли или кто-то ещё… Она зло рванула на Аскелле брюки.

- Скажите. Скажите, что тоже не хотите этого. И я уйду. И даже не закрою дверь с той стороны, хотя искушение велико.

- Вам нужно очень бояться этого вируса, – расхохотался Аскелл, – вам и так больших трудов стоит подавлять свою природу. Вы хищница, Дайенн. Дикая, необузданная хищница. Но вам нравится изображать из себя сдержанную, разумную минбарку. Вы не обманете свою кровь.

- Сказал тот, кто однажды забудет, как он изначально выглядел в зеркале!

- Будто вы что-то знаете об этом, госпожа Дайенн! Я никогда не забывал, кто я есть, и не переставал быть самим собой!

Она швырнула его на платформу, не особо заботясь об аккуратности.

- Хотя бы один раз, Аскелл – вы перестали.

- Я только не могу понять – это моя двойственная природа так возбуждает вас? Или то, что я враг, преступник, ваш пленник?

- Заткнитесь, Аскелл, лучше заткнитесь, оружие всё ещё при мне!

Когда минут через сорок они вышли в кают-компанию, их даже не сразу заметили. Не до них было. Гвалт стоял такой, что проблемой было услышать собственный голос. На корабль вернулся… Викташ. Живой и здоровый. По крайней мере, таковым выглядел и так утверждал.

- Отлично, вот уже и покойники воскресать начали… Что-то мне кажется, или старейшина был с нами не до конца честен, или ты, приятель, не тот, за кого пытаешься себя выдать!

- Не беда ли у тебя, коллега, с глазами? Или успели в лицо меня забыть? Говорят, конечно, что для вас мы, дрази, на одно лицо, да вот ты, как помню, так никогда не говорил!

- Ну, знаем мы тут таких, которые какое угодно лицо себе могут сделать. Где трилюминарий свой оставил?

- Тебе-то, Г’Вок, вообще грешно говорить! Сбежал, бросил меня…

- Я считал, что ты мёртв!

- А я вот не мёртв оказался! А мне вот другое сказали – сбежал, струсил…

- Знаешь что, Викташ, вот этого не надо! Даже Тавелли, где б его сейчас его центаврианские черти ни носили, так не думает! Почему про тебя сказали, что ты мёртв? А?

- Если это действительно он… Прибыл бы чуть пораньше – так был бы ещё вариант… кто тут у нас тихонько…

Как ни громко коллеги беседовали, а истошный женский визг перекрыл всё.

- Это Ли’Нор! Быстрее!

- Она у себя?

- Ей нездоровилось… Монада, знаете же…

Ли’Нор стояла у дальней стены. Руки её были в крови, лужа крови растекалась по полу, стекая, по-видимому, из открытой тумбочки.

- Это… это…

Арвини растолкал товарищей, пробрался к тумбочке и заглянул в неё.

- Исут. Ну вот, одного нашли…

- Мда… Найдите Дайенн кто-нибудь!

- Я вообще-то здесь!

- Всем остальным смотреть не рекомендую, целее будет психика.

- Он… мёртв?

- Нет, вашу мать, отдохнуть прилёг! Для удобства в предельно фрагментированном состоянии…

- Ли’Нор, это ваша тумбочка?

- Софьи…

- И что же вам потребовалось в чужой тумбочке-то?

- Таблетки! Мои кончились, у Софьи ещё остались, она одалживала мне…

- Какие ещё таблетки? Вы больны? Не хотите поделиться с коллективом?