― Такая страшная?
― Отнюдь, красивее женщин я не встречал. ― Рихтер облизнул губы. ― Она ходит с мечом и не стыдится показывать своё тело.
― Так вот, что тебя беспокоит, жена Гюнтера?
Рихтер не ответил, все мысли спутались, а вместо родственника епископа увидел её. От Нюры он глаз отвести не мог, отчего возненавидел Штауфена ещё сильнее. В принципе, возможность украдкой подглядывать за женщиной и держало его в Самолве. В цепи его никто не заковывал, как-никак дал слово рыцаря, что не сбежит. То, что дальше лесопилки не отпускали, так это ерунда. Нюра тренировалась неподалёку, а то, чем занимался в это время Рихтер ― лучше не говорить. В голове убийцы и насильника пролетали такие картинки, что один известный в истории маркиз, посмотрев их, концептуально изменил бы некоторые аспекты своего пристрастия.
― Рихтер, чёрт тебя побери! Ты что, устал? ― Раздался голос Энгельберта. ― Я дам тебе три, нет, четыре десятка кнехтов. До пятницы отдохни, восстанови силы и приходи ко мне. Дело одно для тебя есть.
Но Рихтер словно не слышал, погрузившись в грёзы, тупо смотрел в одну точку.
― Пресвятая Дева, что с тобой там делали? Сидишь, слюни пускаешь.
Вдруг, Рихтер передёрнулся, словно от судороги и испуганно заморгал.
― Прости, трое суток не ел, спал урывками.
В пятницу, под рукой Рихтера оказались тридцать эстов и десяток кнехтов из Оснабрюка. Саксонцы в боевых столкновениях ещё не участвовали, и очень слабо походили на своих предков, разгромивших римских легионеров в Тевтобургском лесу. Зато недавно окрестившиеся местные, уже отметились в резне своих сородичей, не принявших новую веру. Эсты оказались очень услужливыми, даже пытались вставлять немецкие слова в свой разговор, лишь бы хоть чуточку походить на хозяев. Рихтеру это понравилось, и он приблизил к себе льстеца по имени Хейки Сууркаск. Тот, только ночной горшок за ним не таскал, хотя, кто знает...
Узнав от Энгельберта дорогу, по которой двигался караван, Рихтер выступил навстречу венецианцам, прихватив с собой двух подельников по побегу. Как только отряд отошёл от Дерпта на десять вёрст, маршрут движения резко изменился. Вместо того чтобы следовать к Пылве, Рихтер повёл своих людей в Изменку. 'Надо быть идиотом, ― рассуждал Рихтер, ― отправлять пехоту против всадников. Пусть тевтонцы Штауфена ограбят караван и теряют бойцов, добычу они всё равно понесут к своему хозяину, а на переправе, когда разделятся и большая часть окажется на том берегу, я и нападу. Отберу добычу, найму человек двести, и Гюнтер будет сидеть у меня на цепи, смотря, как я развлекаюсь с его женой'. Как ни парадоксально, но это был единственный верный план на тот момент.
***
― Дарож! Вернись на поляну, посмотри, что там такое, и если будет возможность, узнай у жмудинов, зачем они сигнал подавали, ― приказал своему следопыту Свиртил, ― только близко к ним не приближайся.
Разведчик отсутствовал недолго. Вскоре он уже докладывал командиру о желании маленького отряда присоединиться к землякам, прося определиться до полудня, так как деваться им было некуда.
― Понятно, ― с ухмылочкой ответил Свиртил, ― лошадей-то мы забрали, а нас, в этих краях, ох как любят. Живыми до дома они не дойдут. Дарож, скачи, передай, чтоб бросали разбитые телеги и догоняли. Мы идём к нашим повозкам, пусть идут по следу, ждать их никто не будет.
Добравшись до своего лагеря, литвины сняли маскировочную сеть, натянутую вдоль дороги, а подпиленные деревья так и оставили. Может, кому и сгодятся. Через пару часов, немного выросший в численном отношении отряд двинулся в обратную дорогу, к Изменке. Вернувшие своих лошадей жмудинские рыцари настолько обрадовались, что вечером, на стоянке, наперебой рассказывали Свиртилу о своих приключениях. Как они оказались в Гнезно, как венецианцы отправили с караваном вместо себя слуг, переодев их в свои одежды, и как трое друзей вынашивали планы, этот караван ограбить.
― Ты хочешь сказать, что не знал о грузе в телегах?
― Кабы я знал, что там камни, разве я б оставался с ними? ― жмудин подул на мясо только что снятого с огня зайца. ― Дядька мой, князь Гердень, так мне и сказал перед отъездом: ― Держи с торгашами ухо востро, слишком тяжела их поклажа. Вот я и надеялся до последнего.
― А ты как там оказался? ― спросил Свиртил у второго собеседника.
― Через два дня после Купалы , к отцу хлыщ какой-то приехал, вроде наёмное войско собирал. Тогда они и договорились обо всём. Мне сказали ― я пошёл.
Третий рыцарь был тот самый языкатый, который и разговаривал со Свиртилом у перевёрнутой повозки. От своих друзей он отличался более осмысленным взглядом на жизнь и здравым прагматизмом. Отец послал его посмотреть на наёмное войско и доложить, есть ли смысл ввязываться в авантюру, предложенную венецианцем.
― Слишком уж хитро в этом деле накручено, ― рассуждал он. ― Балты за топоры взялись, в дружины собираются, крестоносцев режут, а тут, эти италийцы. Мол, зачем землю свою освобождать? Прибытка от этого не будет. Вот вам серебро, идите других бить.
― Тут, ― Свиртил плеснул в чашу вино из бурдюка, ― мне всё ясно. А что вы дальше собрались делать?
― Как что? Если в этих возках камни, значит, есть другие возки, в которых серебро. Я так понял, ты их искать будешь, вот мы и сгодимся. Войско большое нанять ― много серебра потребует, и охрана там не как тут. За долю в добычи мы согласны.
Свиртил не стал разочаровывать прибившихся к нему воинов. Если уже в Гнезно вместо золота лежали булыжники, значит, сокровищ тут не будет. Вероятнее всего выглядела версия с подкупом балтийских князей. Кто-то переиграл Лексея, а возможно, и не только его. Теперь требовалось быстро покинуть эти земли, пока по следу меркурьевцев не послали настоящее войско. Конница литвинов могла успешно противостоять отряду, превышающему в два раза их численность, и имела равные шансы, если врагов было бы полторы сотни. Но всё это, при одном условии ― ровное поле для битвы. Впрочем, было ещё кое-что. Любое столкновение могло привести к потерям, и лозунг: дерусь, потому что дерусь, ― для Свиртила был неприемлем. Слишком хорошо он понимал, сколь затратно и хлопотно выходит подготовить одного ратника.
