― Князь, порка ничего не даст, - возразил Трюггви, ― может, казнить их?

  ― А работать, кто будет? Людей и так не хватает. Сделай, как я сказал: десять палок каждому и хлеба им больше не давать. Пусть одну рыбу жрут. Хотя, подожди. Эти четверо не побежали, а ведь могли?

  ― Да. Лодка, что ливонцы увели, могла вместить их всех. ― Немного подумав, Трюггви добавил, показывая рукой на запад, ― видимо, на той стороне их ничего хорошего не ждёт.

  ― Приведи их сюда. Мысль у меня одна появилась.

  Вскоре четверо ливонцев были доставлены к Гюнтеру. Рабы выглядели подавленными и жались друг к дружке, боясь поднять голову, за исключением одного. Явно постарше остальных он заслонял своей спиной троицу и оказался как раз напротив Штауфена.

  ― Почему не побежали с остальными? ― спросил Гюнтер.

  ― Устал бегать, господин. Устал жить впроголодь, надоела такая жизнь. Сбежал бы я, а что дальше? Снова к епископу? Год пахать, сеять, растить хмель, а в итоге, у тебя всё забирают. Нет, лучше я здесь сдохну.

  ― Умереть торопишься? ― Не ожидая такого ответа, поинтересовался Штауфен.

  ― Воля ваша, господин. Могу и умереть. Юнцов только пожалейте, это я им сказал на месте сидеть. Рихтер не рыцарь, он убийца. Если б они пошли с ним, точно б сгинули.

  ― Выходит, я тебя ещё и благодарить должен, что моё добро спас?

  ― Ничего Вы мне не должны. Это я Вам сорок марок должен. Даст бог, отработаю.

  Гюнтер постоял с минуту, посмотрел на подвешенный к потолку фонарь, обошёл вокруг стола и уселся на стул. По его выражению лица было видно, что появившиеся идея сгорела в синем пламени, но спустя мгновение он щёлкнул пальцами, приняв для себя какое-то решение.

  ― Значит, пахать и сеять. Это хорошо... текущий год вы будете работать на лесопилке, а в мае месяце, на том берегу посеешь хмель и станешь его выращивать. Дом тебе построят, о податях у Захара расспросишь. Уводи их, Трюггви.

  Свиртил, как и просил его Гюнтер, после переправы повернул на юго-запад, к селению Пылва. Следуя той же самой дорогой, по которой, совсем недавно вёл переселенцев Воинот. Отъехав от Изменки метров семьсот, от отряда отделился Витовт и поскакал через лужок по направлению к Дерпту, оставляя небольшое болотце, поросшее непролазным кустарником с правой стороны. Спустя час он нагнал своих, привезя связанного мужичка на трофейной лошади.

  ― Спешил так, ― сообщил Витовт, сбрасывая пленного с коня, ― что даже верёвки поперёк дороги не заметил. Лошадка хоть и неказистая, однако, дурня этого, только так скинула.

  Результат дружеского допроса едва не рассмешил Свиртила. Минут пятнадцать гонец рассказывал, что поехал за лекарем, потом стал уверять, что в Дерпте оставил кошель с деньгами и его надо непременно забрать, а если помогут, то он готов поделиться. Скажи он, что оставил включённым дома утюг, возможно, тогда бы ― поверили.

  ― Заткни ему рот, Витовт! ― Отдал команду Свиртил. ― У нас ещё будет время побеседовать с ним.

  Пленника закинули в телегу, и отряд тронулся дальше. К вечеру, литвины были в пяти верстах от Пылвы, где проживал бежавший с севера народ сету. Чудинцы-эсты новую веру, насильно навязываемую крестоносцами, ― не приняли. Более того, они начали потихоньку перемещались на юго-восток, поближе к Пскову. Так что, когда в сумерках отряд разбивал лагерь, жители Пылвы уже прятались в окрестных лесах, решив, что крестоносцы пришли по их душу.

  Распалив костёр, Витовт вместе с пленником притащил лопату и, развязав гонцу руки, воткнул инструмент в землю.

  ― Тебя как звать?

  ― Лаак.

  ― Копай яму Лаак.

  ― Это ещё зачем? ― Испуганно спросил пленник.

  ― Клад искать будешь, ― усмехнулся Витовт, ― вот, в этом месте копай, у муравейника.

  Когда яма достигла аршинной глубины, литвин приказал её расширить, усомнившись в правильности выбранного места.

  ― Нет тут никакого клада! ― Запричитал Лаак, положив лопату на горку земли. ― Отпустили бы вы меня, кум без лекаря помрёт.

  ― Конечно, нет клада, как и твоего лекаря вместе с кошелём в Дерпте.

  Лаак попытался вылезти из ямы, как тут же получил удар в голову и сполз вниз. Очнулся он только тогда, когда Витовт практически засыпал его землёй, оставив на поверхности голову. Острый край лопаты упирался в шею закопанного, и едва гонец пошевелился, как литвин слегка нажал на черенок, давая понять, что выбранное пленником поведение не совсем правильное.

  ― Будешь правду говорить?

  ― Буду! Буду! ― Захрипел Лаак.

  Витовт отложил лопату в сторону и подошёл к другому костру, возле которого сидели десятники отряда вместе со Свиртилом. Литвины поснимали непрактичные в лесу белые плащи и накинули на плечи, хорошо зарекомендовавшие себя медвежьи шкуры.

  ― Он готов к разговору, ― сказал Витовт командиру.

  После рейда Трюггви, который закончился разорением каравана работорговцев, Энгельберт Тизенгаузенский направил Лаака в Изменку, дабы тот следил за всеми гостями, прибывшими с другой стороны озера. В случае же переправы большого отряда, разведчик должен был мчаться в Дерпт и известить о событии родственника епископа, что Лаак и собирался сделать. Плохо было только то, что шпионил он не один. Допрашиваемый твёрдо был уверен о существовании ещё одного агента, работавшего на неизвестно кого, но с аналогичным заданием. Узнав эти новости, Свиртил про себя поблагодарил Гюнтера и решил разработать запасной план отхода, на случай непредвиденного хода операции. Вот тут неудачливый соглядатель и пригодился бы. По крайней мере, в качестве знатока местных троп и направлений.

  ― Мне закончить? ― Спросил Витовт, когда от пленного отошёл Свиртил.