Послом идти уговорили Тана.

Тан среднего роста. Коренастый. Лицо светлое, с розовым оттенком. Левую щеку пересекает шрам – в драке на мечах часто страдает лицо. Тан перевалил на пятый десяток лет, и в длинные волосы, остриженные в кружок, пробралась серебристая седина.

Сорок лет – немало для мужчины. Немногие доживают до этого возраста. Но Тан все еще жив и крепок – не всякий молодой человек и сейчас может сравниться с ним в силе.

Тан очень рассудительный. Семь раз отмерит, один раз отрежет. Иногда казалось, что он слишком осторожен, нерешителен и даже слаб духом. Но, рассудив, старейшины пришли к выводу, что именно такой человек и нужен для такого поручения.

Было еще одно обстоятельство, которое склонило выбор в его пользу: Тан не имел семьи – жена его умерла, а детей у них не было.

Старейшины рассудили, что одинокому человеку, которого не отягощают мысли о жене и детях, легче блуждать по чужбине.

Но когда об этом решении сказали Тану, тот не захотел уходить из родных мест. И не потому, что боялся опасного путешествия – ведь идти придется по землям, на которых живут враждебные племена, – а потому, что, устав от бурной молодости, он мечтал о тихой жизни, о детях. В его возрасте давно пора иметь детей. Чем больше человек проживает лет, тем стремительнее несется время. И с каждым годом надежда на то, чтобы завести детей, уменьшается. Понимая это, Тан подыскивал себе новую жену, способную родить ему детей.

Поэтому он не хотел тратить время на путешествие, которое точно продлится не один год.

Его уговорили, обратившись к совести, к долгу перед племенем и в придачу пообещав дать ему в жены любую девицу, которую он пожелает.

Конечно, для этого надо было еще возвратиться из опасного предприятия. Однако так как вопрос стоял о выживании родного племени, то Тан не стал сильно упираться и дал согласие.

За зиму собралась дружина. Был построен новый корабль. И как только с рек сошел лед, отряд по главе с Таном пошел на юг.

По рекам они прошли благополучно – сначала речная дорога шла такими дремучими лесами, что человека встретить было непросто, а те, которые встречались, были одинокими охотниками или рыбаками.

В лесной чащобе страшно встретиться со зверем – зверь не видел человека и не боялся его, а потому мог напасть. Но дружина шла по реке, ночевала на реке, а когда приставала на отдых к берегу, то старались выбирать светлые поляны, которых зверь избегал.

Но в конце концов лесные чащобы закончились, и река потекла по степи. Здесь стал опасен человек – по степи ходили дикие кочевники, для которых разбой на реках и дорогах считался обычным делом.

Крепкая собралась под началом Тана дружина, но дикари бродили многочисленными ордами и старались нападать из-за засад, используя презренное оружие, которым они били издалека, – луки и стрелы.

Однако и степи Тан миновал благополучно. Наверно, потому, что весной кочевникам не до разбоя – скот приносит приплод, и оставлять в это время стада без присмотра было бы опрометчиво.

По-настоящему же Тан задумался, когда река закончилась и корабли вышли в море.

До сих пор направление движения было ясно, реки вели Тана и его дружину на юг. По древним преданиям, когда мир охватили междоусобные войны, именно на юг ушли единокровные племена.

Прошло два месяца, а на берегах рек Тан не нашел тех, о ком говорили старики. Наконец дошли и до моря. Возник вопрос: куда плыть дальше?

Посовещавшись с дружиной, – в дружине народ подобрался отчаянный, небоязливый, – Тан решил плыть дальше: в конце концов и у моря должен быть конец.

Но время шло, а все не было видно ни берегов, ни встречных кораблей; и не у кого было спросить о местных странах и народах.

На седьмой день плавания по морю ладья попала в штиль. Полдня команда гребла веслами. Но к вечеру кормчий Квашка сказал, что так как солнце садится в туман, то примета обещает завтрашний день ветреным, и Тан велел всем отдыхать.

Все ушли спать в трюм. Наверху остались только трое. Дозорный, сидя у мачты, держал ночную вахту. Кормчий Квашка улегся дремать на своем месте – на помосте, где лежал конец длинного рулевого весла. Тут ему чудился небольшой прохладный сквозняк.

Тан постелил овчинный полушубок на носу ладьи, украшенной деревянной волчьей головой на длинной шее. Ему не спалось, и он, прислонившись спиной к борту, смотрел на звезды.

Летняя ночь проходит быстро. Вроде и не успело стемнеть, а серебристая дорожка на воде налилась мутным молоком и стала таять. Потянуло холодом.

Почувствовав холод, Тан сел и накинул на плечи овчинный полушубок, на котором расположился.

Тут и с кормы пришел Квашка.

Квашка здоровенный парень. Рыжий – широкое лицо усеяно веснушками. Водянистые глаза навыкате, глупые. Вид заспанный – к волосам прилипла соломина.

Тан недовольно покосился на него.

– Ты чего рулило оставил без присмотра?

– А куда оно денется – я его привязал, – сказал Квашка и широко зевнул.

– Не выспался, что ли? – проговорил Тан.

– Не, еще надо бы поспать, – хлопнул ржавыми ресницами Квашка.

– Тебе бы все дрыхнуть. Знаю я вас, молодежь, – пробурчал Тан.

– Так днем так наработаешься, что… – лениво отбрехивался Квашка.

Тан перебил его:

– Мы семь дней шли под парусом – какая работа? Только и делай, что дрыхни. Рожи еще не опухли?

– Не-а, – сказал, растянув толстые губы в наглую улыбку, Квашка.

– А чего не спишь? – спросил Тан.

– Замерз. Странные тут места – днем жара такая, что кажется, что сваришься живьем, а по ночам холод лютый, – сказал Квашка. – Ищу чем-либо укрыться.

– Ну так чего пришел сюда? Спустился бы под палубу, там зимние вещи сложены, – сказал Тан.

– Лень идти, – сказал Квашка. – Все равно сейчас солнце из-за горизонта поднимется и снова жарко станет, и тогда все снова придется относить вниз.

– Ну тогда жди, когда солнце встанет, – холодно сказал Тан. Ему не хотелось дальше разговаривать с Квашкой, и он, отвернувшись, замолчал.

Квашка пошарил рукой под лавкой и вытащил оттуда какую-то дерюжку и набросил ее на плечи.

Тану показалось, что парус едва заметно шевельнулся.

– Кажется, ветер поднимается, – проговорил Тан.

Квашка бросил беглый взгляд на море.

– Не, это тебе показалось.

– А я говорю, что не показалось! – раздраженно сказал Тан. – Ты бы лучше поднял людей.

– Зачем? – спросил Квашка.

– Затем, что налетит ветер и перевернет корабль! – передразнил Тан.

Квашка ему не нравился. Квашка числился в младшей части дружины, но гонору проявлял с избытком, на все у него находилось свое мнение, и он его излагал безо всякого стеснения при первой же возможности. Тан считал, что Квашка не проявляет должного уважения к старшим, и жалел, что взял его в дружину.

Квашка опять бросил взгляд в море и проговорил:

– Там, впереди, какой-то огонь виднеется…

– Какой может быть огонь в море…

– Похоже на лодку. Я на нее уж смотрю, смотрю.

Тан поднялся.

– Балбес рыжий, так чего же ты молчишь?

– Да далеко еще, не разберешь, что там, – начал оправдываться Квашка.

Тан недовольно хмыкнул и, прислонив ладонь ко лбу, вгляделся в белесый горизонт. Впереди и в самом деле темнела темная вертикальная черточка. Под ней – слабый огонек.

– Непонятно, что это… – проговорил Тан.

– Это лодка, – убежденно сказал Квашка, щуря синие глаза. – А торчит – мачта.

– Вижу, – сказал Тан. – Но отчего она не двигается?

– Наверно, это рыбак – с вечера поставил сети, а сейчас готовится их выбирать, – предположил Квашка.

– Если это рыбак, то почему он ушел так далеко от берега? – спросил Тан.

Квашка пожал плечами.

– Да кто же его знает? Где он, этот берег? Седьмой день его не видно, словно земля утонула.

– Ладно, – сказал Тан. – Пойдем к рыбаку. У него все и выясним.

– Как бы он с перепугу не удрал, – сказал Квашка.

– От нас не удерет, – сказал Тан. Он бросил взгляд на обвислый парус и решительно приказал: – Поднимай народ. Пусть садятся на весла.