Его голова кружилась под воздействием чего-то колоссального.

— … ваша связанная умственная масса… создающая звезду спектрального класса М… галактика теперь… две трети террестриализованы…

Ее крылья в его руках беспокойно пошевелились; он бессознательно погладил горячую перепончатую поверхность и потер изумительную костистую структуру пальцами. — Но, Анна, — он запнулся, — я не понимаю, как это может быть.

Ее ум шептал ему: — Слушайте внимательно, Рюи. Ваша боль… когда вы попытаетесь открыть ваши крылья и не сможете… вам потребуются психогландуларные стимулы для определенных желёз. Когда вы научитесь, как, — здесь он не смог перевести или понять фразу, – они, в конце концов, откроются…

— Когда я научусь — чему? — потребовал он. — Что вы сказали, что я должен знать, чтобы открыть мои крылья?

— Одну вещь. Одну вещь… нужно… чтобы увидеть Розу.

— Роза — роза — роза! — закричал он, раздражаясь. — Хорошо, тогда, мой сознательный Соловей, сколько же я должен ждать, когда вы сделаете эту замечательную Красную Розу? Я спрашиваю вас, где она?

— Пожалуйста… только не сейчас… в ваших объятьях, позже… пока мы закончим балет. Забудьте о себе, Рюи. Если не… покинуть тюрьму… собственное сердце… никогда не найти Розу. Крылья никогда не раскроются… останетесь смертным. Наука… это еще не все. Искусство… нечто большее… Рюи! Я не могу продолжать…

Он дико посмотрел на Белла.

Психогенетик тяжело отвел свой взгляд. — Разве вы не понимаете? Она умирает, с тех пор, как поглотила удар «Скиомния».

Слабый шепот достиг ума художника. — Итак, вы не смогли научиться… бедный Рюи… бедный Соловей…

Пока он тупо смотрел, ее серовато-коричневые крылья начали дрожать, как листья под октябрьским ветром.

Из глубин своего шока он видел, что трепетание крыльев уступило внезапному конвульсивному напряжению ее ног и бедер. Конвульсия прошла волной через ее побелевшее тело, через ее живот и грудь, перегоняя кровь в крылья, которые теперь казались более фиолетовыми, чем серыми.

Старухе, стоящей в стороне, Белл спокойно заметил: — Даже у высших человекообразных есть своя смертельная борьба…

Распространительница любовного зелья кивнула со старушечьей печалью. — И она знала ответ… потерянный… потерянный…

И, тем не менее, кровь прибывала, делая перепонки крыла, полными и тугими.

— Анна! — пронзительно закричал Жак Руи. — Вы не можете умереть. Я не позволю вам! Я люблю вас! Я люблю вас!

У него не было никакой надежды, что она могла еще считывать образы в его уме, ни даже того, что она была все еще жива.

Но внезапно, как звезды, сверкающие своим коротким блеском через разрывы в штормовых облаках, ее губы разошлись в беззаботной улыбке. Ее глаза открылись, и, казалось, купали его в глубинном потоке света. Это было мгновенное озарение, непосредственно перед тем, как ее губы застыли в завершающую загадочную маску так, что он подумал, что услышал, как издалека исходную музыкальную тему Вебера «Приглашение к Танцу».

В этот момент в его ошеломленном сознании сформировалось понимание, что ее очарование было теперь так божественно, что большая красота не могла бы быть ни задумана, ни выдержана.

Но как раз, когда он пристально глядел в пораженном удивлении, наполненные кровью крылья медленно поднимались и расправлялись, наполняя грудь и плечи цвета слоновой кости слепящим алым цветом, как лепестки некой великолепной розы.

Конец