— Я прошу прощения, доктор Ван Туйль.

Это был Грэйд. Его голос был жестоко холодным, а слоги отлетали от его губ с берущей за живое завершенностью.

— Да, полковник?— сказала Анна нервно.

— Бюро Безопасности хотело бы задать вам несколько вопросов.

— Да?

Грэйд повернулся и пронизывающе посмотрел на Белла. — Желательно провести опрос конфиденциально. Это не должно занять много времени. Если леди любезно пройдет в раздевалку для натурщиков, мой помощник вас там встретит.

— Доктор Ван Туйль сейчас уезжает, — хрипло сказал Белл. — Где ваше пальто, Анна?

Мягким, ненавязчивым движением Грэйд расстегнул фиксатор на своей набедренной кобуре. — Если доктор Ван Туйль выйдет из раздевалки в течение десяти минут одна, то она сможет покинуть студию любым способом, какой ей нравится.

Анна увидела, что лицо ее друга стало еще более бледным. Он облизал свои губы, и затем шепнул: — Я думаю, что вам лучше пойти, Анна. Будьте осторожны.

Глава 12

Комната была маленькой и почти пустой. Вся ее обстановка состояла из старого календаря, стоячей вешалки, нескольких стопок пыльных книг, стола (пустого, если бы не рулон холста, завязанного лентой) и трех стульев.

На одном из стульев, через стол, сидела Марфа Жак. Она, казалось, почти улыбалась Анне; но удивленному завитку ее красивых губ полностью противоречили ее глаза, которые пульсировали ненавистью с парализующей силой физических ударов.

На другом стуле сидел Вилли Пробка, почти неузнаваемый, в его ухоженной опрятности.

Психиатр приложила руку к своему горлу, словно пытаясь восстановить голос, и при движении увидела краем глаза, что Вилли с быстротой молнии засунул свою руку в карман пальто, невидимый ниже стола. Она медленно понимала, что он держал оружие, наставленное на неё.

Мужчина начал говорить первым, и его голос был настолько решительным и режущим, что она начала сомневаться — правильно ли она его узнала. — Имейте в виду, что я убью вас, если вы сделаете попытку какого-нибудь неблагоразумного действия. Так, пожалуйста, сядьте, доктор Ван Туйль. Позвольте нам раскрывать наши карты.

Это было невероятно, слишком нереально, чтобы пробудить чувство страха. В оцепенелом изумлении она пододвинула стул и села.

— Как вы, возможно, подозревали, — продолжал отрывисто мужчина, — я являюсь агентом Службы Безопасности.

Анна обрела дар речи. — Я знаю только то, что я насильственно задержана. Что вы хотите?

— Информацию, доктор. Какое правительство вы представляете?

— Никакого.

Мужчина вежливо мурлыкнул. — Неужели вы не понимаете, доктор, что, как только вы прекратите достоверно отвечать, я убью вас?

Анна Ван Туйль перевела взгляд с мужчины на женщину. Она подумала о кружащемся над ней хищнике, и почувствовала страх. Что же она сделала, чтобы привлечь такое гневное внимание? Она не знала. Но тогда, и они тоже не уверены в этом. Этот человек не станет убивать ее, пока он не узнает больше. И за это время, он, конечно, разберется, что это была ошибка.

Она сказала: — Или я являюсь психиатром, ведущим особый случай, или же нет. Я не в состоянии доказать это положительно. Тем не менее, в соответствии с силлогистическим законом, вы должны принять это как возможность, пока вы не докажете обратное. Поэтому, пока вы не дадите мне возможность объяснить или опровергнуть любое обратное доказательство, вы, никогда не сможете убедиться в вашем мнении, что я другая, чем я утверждаю.

Мужчина улыбнулся, почти любезно. — Ну что же, говорите, доктор. Я надеюсь, что вам платят столько, сколько вы стоите. Он внезапно наклонился вперед. — Почему вы пытаетесь заставить Рюи Жака влюбиться в вас?

Она уставилась в него расширившимися глазами. — Что, что вы сказали?

— Почему вы пытаетесь заставить Рюи Жака влюбиться в Вас?

Она смогла посмотреть ему прямо в глаза, но ее голос был теперь очень слаб: — Я не поняла вас сначала. Вы сказали… что я пытаюсь заставить его влюбиться в меня. Она обдумывала это в течение длительного удивленного момента, как, если бы эта идея была совершенно новой. — И я предполагаю… что это правда.

Мужчина посмотрел озадаченно, а затем улыбнулся с внезапным удовлетворением. — Да, вы умны. Конечно, вы первая пытаетесь применить такую тактику. Хотя я не знаю, что вы ожидаете получать от вашей ложной искренности.

— Ложной? Не подразумеваете ли вы это сами? Нет, я вижу, что это не вы. Это госпожа Жак. И она ненавидит меня за это. Но я — только часть большей ненависти, которую она испытывает к нему. Даже ее уравнение «Скиомния» является частью этой ненависти. Она разрабатывает биофизическое оружие не только потому, что она патриотка, но больше, чтобы досадить ему, и показать ему, что ее наука превосходит…

Рука Марфы Жак злобно протянулась через небольшой стол и ударила Анну по губам.

Мужчина только пробормотал: — Пожалуйста, постарайтесь держать себя в руках, госпожа Жак. Вмешательство снаружи было бы самым неудобным в данный момент. Его, не имеющие чувства юмора глаза, возвратились к Анне. — Однажды вечером, неделю назад, когда господин Жак был у вас на лечении в клинике, вы оставили ему перо и бумагу.

Анна кивнула. — Да, я хотела, чтобы он сделал попытку писать автоматически.

— Что такое «писать автоматически»?

— Просто написание, в то время как сознательный ум полностью поглощен посторонней деятельностью, такой как музыка. Господин Жак должен был сосредоточить свое внимание на определенную музыку, составленную мной, держа перо и бумагу у себя на коленях. Если его недавняя неспособность читать и писать, была вызвана некоторым психическим блоком, было весьма возможно, что его подсознательный ум мог бы обойти этот блок, и он стал бы писать, так же, как кто-либо машинально пишет или рисует подсознательно, разговаривая по видеотелефону.

Он передал ей листок бумаги. — Вы можете идентифицировать это?

— «Что он имел в виду»? Она нерешительно исследовала лист. — Это — только чистый лист из моих личных канцтоваров с монограммой. Где вы взяли это?

— С бювара, который вы оставили господину Жаку.

— Так, и что?

— Мы также нашли другой лист с того же самого бювара под кроватью господина Жака. И на нем была некая интересная запись.

— Но господин Жак лично сообщил о нулевых результатах.

— Он был вероятно прав.

— Но вы сказали, что он написал что-то? — настаивала она; на мгновение ее личная опасность исчезла перед ее профессиональным интересом.

— Я не говорил, что он написал что-нибудь.

— Разве это не было написано тем же самым пером?

— Да, было. Но я не думаю, что это написал он. Это был не его почерк.

— Это часто имеет место при письме в автоматическом режиме. Сценарий поведения изменяется согласно индивидуальности раздвоенной подсознательной единицы. Изменение бывает иногда столь большим, чтобы почерк стал неузнаваемым.

Он проницательно всматривался в нее. — Этот сценарий был весьма распознаваемым, доктор Ван Туйль. Я боюсь, что вы сделали серьезную грубую ошибку. Теперь, сказать вам, чей это почерк?

Она услышала свой собственный шепот: — Мой?

— Да.

— И о чем это говорит?

— Вы сами знаете очень хорошо.

— Но я не знаю. Ее нижнее белье прилипло к телу с влажным клейким ощущением. — По крайней мере, вы должны дать мне шанс объяснить это. Я могу увидеть это?

Он глубокомысленно посмотрел на нее, буквально на мгновение, затем засунул руку в карман. — Вот электронная копия. Бумага, текстура, чернила, все, является прекрасной копией вашего оригинала.

Она изучила лист с озадаченным хмурым взглядом. Там было несколько неразборчивых строчек фиолетового цвета. Но это не было ее почерком. Фактически, это не было даже почерком, а только масса неразборчивых каракулей!

Анна чувствовала острое ощущение страха. Она пробормотала: — И что вы пытаетесь сделать?

— Вы не отрицаете, что вы написали это?

— Конечно, я отрицаю это. Она больше не могла управлять дрожанием своего голоса. Ее губы были свинцовыми массами, а язык каменной плитой. — Это неузнаваемо…