В отсутствие Даниеля Мартина всеми силами старалась выбраться из денежных затруднений. Но ничего не получалось, не ладилось. Так, например, телевизионный конкурс, на который Мартина записалась, надеясь разом выиграть крупную сумму, кончился полным провалом. Она не учла, что ей давно уже некогда было слушать радио, что она не покупала пластинок, а между тем появились новые песни, прославились новые исполнители. И как нарочно, все вопросы, на которые она должна была ответить, относились к модным новинкам. Ведущий старался ей помочь, как мог, но она выиграла всего лишь коробку мыла и ничего больше. Те, кто ее видел и слышал, подшучивали над ней: нечего соваться – только народ смешить!

«Тебе это уже не по возрасту…» – сказала ей Жинетта. Мартина часто ее видела. Она следила за ней, изучала ее. На Жинетте как бы стояла надпись: «Остерегайтесь! Смертельно опасно! Не прикасайтесь к замкам!» А Мартина играла с замком, дрожа от страха, что дверь вот-вот откроется и тогда…

В первую очередь унесли стиральную машину. Но, по правде говоря, она была Мартине совершенно не нужна. Жалко, конечно, потраченных денег, еще три месяца, всего несколько тысяч франков, и она стала бы ее собственной, но что поделаешь, у Мартины не нашлось этих нескольких тысяч франков, надо было платить и за все остальное. Когда в маленькой кухне стояла стиральная машина, там совершенно негде было повернуться, а сейчас стало просторнее, и все-таки пустой угол как бы намекал на поражение, все время напоминая Мартине о ее провале на конкурсе, о том, как она стояла там, потеряв дар речи и не будучи в состоянии ответить хотя бы на один вопрос.

Вскоре пришла очередь серебра. А плетеную мебель из гостиной не взяли по причине износа. Тут Мартину ждали неприятности другого рода. Правда, если бы ей дали время обернуться… Как бы то ни было, мебель красивая! Особенно выигрывала она на фоне разросшегося плюща, уже покрывшего перила балкона и обрамлявшего дверь… Даже мадам Дюпон завидовала тому, что у Мартины плющ так хорош… Сесиль подарила Мартине на день рождения металлические стулья для балкона, и, как только можно будет держать дверь открытой, создастся полное впечатление сада. Сесиль и Пьер Женеск редко теперь бывали у Мартины. Сесиль была уже на сносях. А ведь они оказались неплохими игроками в бридж, и Сесиль играла даже лучше мужа, что удивляло в этом создании из розового перламутра. Мартина билась как рыба об лед, занимала у одних, чтобы отдать другим, завела настоящую бухгалтерию, стараясь не спутаться в расчетах, экономила на пустяках. Через год со всем этим будет покончено, да, через год. Только бы не сорваться Мартина ходила как по туго натянутой проволоке, ей необходимо было соблюдать хладнокровие и перестать метаться. По неосторожности она уже сунулась в осиное гнездо. Не надо терять самообладания, и она еще сможет навести порядок в своей жизни.

Как бы держа слово, данное Мартине, Даниель действительно приехал из США через три месяца. На самом же деле он возвратился потому, что встретил там девушку и страстно в нее влюбился. Дочь владельца садоводческой фирмы, которая пригласила Даниеля в США, она только что вернулась домой, пройдя стажировку как раз в той самой версальской Школе, какую в свое время кончал Даниель. Вот Даниель и поспешил во Францию, чтобы развестись с Мартиной.

Ничто не может сравниться со взрывом, происшедшим в маленькой квартирке, когда Даниель просто попросил Мартину дать согласие на развод. Перед ним внезапно предстала большая черная птица… Она билась, опрокидывала взмахами крыльев вещи, мебель, ударяясь о стены… Нет, не птица – скорее летучая мышь! Да, это был беспорядочный полет летучей мыши, ослепленной дневным светом, мелькали ее острые крылья, она была страшна, разъярена, зловеща, как паук, опасна, как пыльные нити его тонкой западни, как мертвая хватка звериных когтей, вцепившихся в волосы человека. Не птица, не зверь, а женщина металась по краю темного мира, населенного сказочными чудищами, которые прыгают, летают, изрыгают пламя и слизь, царапаются, кусаются, размалывают в порошок или заглатывают целиком свою добычу, выпускают жало, скрежещут зубами, разевают пасть… Летучие мыши кружатся, разрезая бритвой крыльев воздух у края потемок, не осмеливаясь ни остаться на свету, ни ринуться в отверстую пропасть, туда, вниз…

Даниель снова оказался на опушке дремучего леса, куда некогда его завлекли. В ту пору Мартина держалась на опушке таинственного мира, и тогда у нее было обличье красивой, очень красивой девушки… А теперь Мартина обернулась летучей мышью, и ее темное царство больше уже не влекло Даниеля. Он нашел женщину, с которой хотел жить на ярком солнце и без которой свет ему был не мил. Жизнь с ней казалась столь радостной, что у Даниеля появились даже мысли о смерти: он был так счастлив, что боялся умереть. Для Мартины не осталось места в жизни Даниеля. Она – всего лишь препятствие, мешающее ему соединиться с Марион, препятствие, которое нужно устранить как можно быстрее. В его записной книжке значилось: «Метрика, военный билет, Мартина, Школа, рубашки, воротнички…» И ниже два раза подчеркнутая строчка: «Ода», «Одеколон Лаванда». Это были духи для Марион.

Он не ожидал такого взрыва, заряда такой разрушительной силы. Он думал, что Мартина сначала поплачет, возмутится, покричит… Но на самом-то деле между ними все так давно уже кончено, что она как будто должна была быстро успокоиться. Мартина стала такой сухой, эгоистичной. И вот… все то, что происходит, похоже на ночной кошмар. Даниель отступил в переднюю… Он не осмелился выйти на балкон, опасаясь, что она сбросит его оттуда взмахом крыла. Он даже успел закрыть двери и окна, прежде чем гроза в квартире достигла апогея. Потом он застыл, прижавшись к двери маленькой передней. Он мог бы выскользнуть на лестницу, но это и в голову ему не пришло, ведь не убегают же из квартиры при виде горящих занавесок. Необходимо остаться, может быть, накинуть на Мартину одеяло, пальто, бросить ей под ноги табуретку. Но оттуда, где он находился, ни до чего нельзя было дотянуться… Раз она не нападает на него, самое разумное – не двигаться и ожидать, пока она выбьется из сил. Все происходило в жутком молчании, ни слова, ни звука, только это безумное метание, которое еще более увеличивало сходство Мартины с летучей мышью.

Вдруг она упала, замерла, распростершись на полу, и снова приняла человеческий облик. Даниель шевельнулся, шагнул, приблизился и склонился над ней. «Мартина!» – позвал он. Она сделала болезненную гримасу, попыталась встать, но не смогла и подползла к постели. Он помог ей лечь, принес воды. Но она с такой силой оттолкнула стакан, что вода расплескалась; наконец она обрела дар речи:

– Подлец, негодяй, прохвост, мерзавец, распутник, дерьмо… Ты загубил мою жизнь, ты превратил меня в бесполое существо… Я теперь просто вещь, неодушевленный предмет… Подонок, сутенер, папенькин сынок, эксплуататор, кровопийца… А я, как же я? Что будет со мной? Сама уже не пойму, женщина ли я после того, как жила с мужчиной, которому не нужна, который только спал в моей постели, но не любил меня… Мне уже не двадцать, а двадцать семь, пора расцвета, а я по твоей милости – старая дева… проклятый импотент, гнусный тип… пойду в полицию, у меня связи в министерствах. я докажу… твои супружеские обязанности… это ты меня сделал бесплодной, из-за тебя я больше никому не нужна… И это я, красавица, богиня… Ника Самофракийская… разбита, сломлена… Кредит меня загубил… тяготы его льгот… Твои розы тоже, оказывается, были в кредит, и ты отнял их у меня, подлец! Совсем как стиральную машину… Ущипни меня или я сама себя ущипну, чтобы понять, жива ли я, явь все это или страшный сон… Я спрошу у Жинетты, как ты ее любил… Отнеси своей невесте рекомендацию с последнего места, от Жинетты… Невеста! У моего мужа – невеста!

И снова полились ругательства, непрерывный поток непристойной, мерзкой брани. Даниель размешал в стакане тройную дозу снотворного… Мартина сказала «спасибо…» и выпила все до дна.