Снег вокруг был истоптан и утрамбован. Вся рыба была разбросана, обглодана. Разорванные тушки кусками валялись вокруг, напоминая пищевую помойку. Я начал изучать следы.

– Похоже на маленького медведя, – сказал Федя, глядя на меня с хитрецой.

Росомаха в своих повадках чем-то похожа на медведя, хотя и не впадает в зимнюю спячку, как он. Легко спутать крупные следы росомахи с медвежьими, потому что на ее лапах есть перепонки, и площадь следа оказывается такой же, как у медвежьего.

– Смеешься? Да они уже два месяца спят.

Я присел, разглядывая четкие когтистые оттиски на снегу.

– Ну, что разглядел?

– Просматриваются все подушечки пальцев, а когти едва видны. Следы разные по размерам, двоят, троят. Росомаха. И не одна. Тушки разорванных крупных налимов еще не успели промерзнуть. Значит, росомахи ушли отсюда недавно.

Осматриваясь по сторонам, я увидел такие же отпечатки следов, уходящие к противоположному берегу.

– Молодец. А вот Вадим поверил в маленьких медвежат.

– А что? Точно похожи.

– Ладно, вы проверяйте сети, а я проеду по следам. Далеко уйти они не должны. Вадим, отцепи мне сани. Как закончите проверку, сгоняй в избу, привези сюда несколько капканов. Установим их здесь на всякий случай.

– А к чему их крепить будем?

– Ну, что тебя учить? Захвати пару кольев, вморозим их в лед.

Среди охотников-промысловиков росомаха снискала себе дурную славу как любительница прогулок по охотничьим путикам, за пристрастие «проверять» капканы, воровать в них приманку, съедать попавшую в них добычу.

Я поехал по озеру, вглядываясь в след, идущий кривыми зигзагами. Через несколько сот метров увидел еще один такой же, только намного крупнее. Отпечатки тянулись параллельно, иногда пересекались и опять расходились. Потом оба следа повернули в сторону большого песцового путика, идущего вдоль береговой линии. Через пару километров вдали я увидел две темные точки на озере. Нажал на гашетку, выжимая из снегохода лошадиные силы.

«Так вот вы, наши ненасытные воришки!» Впереди бежали две росомахи черно-коричневого цвета с золотистыми полосами на боках. Сгорбившись, повернув головы в разные стороны, они жались друг к другу боками, как запряженные в одну упряжку. Вдруг одна, что поменьше, резко повернула вправо и, совершенно не проваливаясь, скользя лапами по снегу как лыжник, перевалила крутой подъем заснеженного берега. Пробивая себе путь в густых ветках кустарника, пыталась уйти в горы. Я вскочил ногами на сидение «Бурана», вскинул винтовку и несколько раз прицельно выстрелил. Послышался приглушенный визг и рычание, росомаха завертелась. Я последовал за ней, но уже на середине подъема снегоход стал зарываться и оседать в рыхлом снегу по ветровое стекло. Ремень вариатора стал дымиться, в воздухе запахло горелой резиной.

«Да, придется вставать на лыжи», – подумал я и начал выбираться из снега.

Отыскивая глазами росомаху, протаптывая лыжами колею, проваливаясь по пояс в снегу, я пробивался сквозь плотные заросли ивняка. Наконец, увидел ее, лежащую на снегу. Ткнул в туловище стволом винтовки. Она не двигалась. Это была моя первая росомаха, но рассматривать ее времени не было. Я торопился успеть настичь вторую беглянку. Подошел к снегоходу, завел его. Тушку забросил в рюкзак и стал внимательно всматриваться вдаль. Росомаха бежала вдоль озера и маячила еле различимой точкой, но догнал я ее быстро. Здесь не было ее любимой стихии – леса и глубокого снежного наста, на котором она уже давно бы затерялась в кустах. Росомаха бежала как-то боком, неуклюже, сгорбившись, поглядывала в мою сторону и предсказуемо меняла направление.

«Голубушка, у песцов надо учиться удирать», – подумал я.

Меня всегда восхищала способность песца, убегающего от преследования, делать разворот на сто восемьдесят градусов, который он совершал при помощи хвоста. Резко опираясь на него, делал взмах, как рулем, тело разворачивалось, и песец уже бежал в противоположном направлении.

Росомаха постоянно поворачивала голову вместе с туловищем вправо, влево. Маленькие злые глазки следили за мной. Бежать ей было очень тяжело. Набитый живот волочился практически по снегу. Она открыла рот и на бегу стала отрыгивать пищу. Из пасти стали вываливаться куски непереваренной рыбы. Пробежав еще десяток метров, она рухнула на снег, завалилась набок, а потом на спину. Выставила перед собой растопыренные когтистые лапы, открыла пасть и начала издавать хрипящие звуки, чем-то похожие на хрюканье.

Эта, вроде, беспомощная поза росомахи, самая опасная для ее соперника. Такую позицию она занимает, когда вступает в схватку с более сильным противником.

Пара волков никогда не осмелиться напасть на росомаху и тем более попытаться отнять у нее пищу. Стычки между росомахой и волками, как правило, происходят при дележке добычи и не заканчиваются каким-либо существенным уроном для обеих сторон. Бегая по кругу, отгоняя друг друга, они поочередно успевают отхватить себе кусок и мирно разойтись. Но если в поисках добычи их пути случайно пересекутся, стая непременно предпримет попытку напасть на росомаху и отомстить, за то, что она отбирает у них пищу. Почувствовав грозящую опасность, она вскакивает на дерево и ждет, когда волки уйдут, не проявляя ни малейшего признака беспокойства, потому что всегда уверена в себе.

Окруженная стаей на открытой местности, она будет драться до последнего. При нападении сразу опрокидывается навзничь, защищая свою спину. Как ежик при опасности сворачивается в клубок, подставляя острые иглы, так и росомаха выставляет перед собой когти. Молодой неопытный волк с яростью набрасывается на беспомощного, как ему кажется, врага, подставляя свое незащищенное брюхо, в которое тут же вонзается десяток «ножей», а в горло впиваются зубы, способные дробить крупные кости. Именно за это она и получила прозвище «гиены севера». Когти росомахи разрезают и рвут брюшину, а зубы перегрызают глотку. Волк с визгом крутиться в снежной кровавой каше и вскоре замолкает. Росомаха вскакивает и при повторном нападении опять совершает кульбит, размахивая лезвиями своих когтей.

Стая отступает, предоставляя коридор и давая возможность росомахе уйти. Стоит ей перевернуться и встать на лапы следует следующая атака. Так может продолжаться до тех пор, пока стая не потеряет ранеными еще несколько собратьев и, в конечном итоге, даст росомахе возможность уйти, или пока кому-либо из волков не удастся схватить ее за холку и тогда они разрывают ее.

Этот бесстрашный, агрессивный, прожорливый и лютый зверь без каких-либо колебаний может вступить в схватку за добычу с медведем. Свою росомаха никогда не уступит, а отнять чужую предпримет всегда, не взирая, что уступает противнику в размерах и весе. Я достал из чехла винтовку и выстрелил.

Когда я подъехал к ребятам, они уже заканчивали проверку сетей.

– А вот вам виновницы, – я бросил на снег росомах.

– Редкий случай. Сразу две, – Федя стал их рассматривать.

– Самец. Уже взрослый. Посмотри, такими зубами можно порвать и колючую проволоку. А самка еще молодая. Вот это, Вадим, нам подарок на муфты. Лучший способ согревать руки при проверке сетей. Сегодня же выделаю, а потом сошью тебе и себе.

Шерсть росомахи, теплая, длинная, жестковатая, темно-каштанового окраса, обладает одним необычным свойством, которым не обладает ни один другой вид меха: благодаря густому подшерстку, он никогда не покрывается инеем, не становиться влажным даже в самые лютые морозы. Ворсинки меха настолько плотные и гладкие, что кристаллам льда просто не за что зацепиться, и стоит мех только встряхнуть, как они опадают.

– Ладно. Давайте капканы настраивать. Следов росомах по озеру больше, чем песцовых. Значит, придут сюда на запах рыбы обязательно.

Вырубили пешнями углубление во льду. Побросали туда разорванные тушки налима, засыпали снегом и залили водой. Вморозили в лед два кола из лиственницы. Сверху на видном месте, установили два капкана, еще два закрепили тросиками, обложили небольшими кусками налима и замаскировали, присыпав снегом. Загрузив выловленную рыбу в волокушу, ребята поехали к избе, а я направился по песцовому путику.