- Он раскусил тебя.

- С чего взял?

- Во-первых, с тех пор, как ты пришёл в себя, температура твоего тела повысилась, во-вторых, твой пульс ясно говорит о том, что ты всё слышал, всё понял, и теперь лежишь и пытаешься обмануть старого мудрого доктора.

- И что ты предлагаешь?

- Нужно уходить. Причём, чем быстрее, тем лучше. Доктор, конечно, старый и мудрый, но покрывать тебя не станет. Связываться с НКВД желающих мало.

- Предлагаешь вот так вот в наглую встать и уйти?

- Ну для начала неплохо бы осмотреться. Давай приходи в себя, пока тихо вокруг.

Я осторожно приоткрыл глаза. Огляделся сквозь дрожащие ресницы. Вокруг царил сумрак, но скудного света вполне хватило, чтобы увидеть мягкие стены из белых простыней, дуги металлической кровати, табурет со всем моим обмундированием, аккуратно постиранным, выглаженным и сложенным классической армейской стопочкой, тумбочку справа от головы и полевую сумку на ней. Всё моё со мной. Это хорошо. И то, что палаты отдельной удостоился, это тоже хорошо.

- А где дед лежал?

- Где-то рядом. Я разговоры врачей слышал.

- И что они говорили?

- Слепое осколочное ранение в голову. Состояние тяжёлого шока. Вкололи морфий, прописали покой, но он в сознание так и не пришёл. Вчера был передан товарищам из батальона для погребения.

- Значит, мы должны вернуться в батальон и узнать, где его похоронили.

- Это невозможно. Тебя тут же схватят и сдадут в НКВД.

- И всё-таки я должен. Не могу уйти, не узнав где его могила.

Я решительно поднялся и едва сдержал стон. Мощный заряд боли, о которой я как-то совсем забыл, взорвался в моей голове. Палата закачалась, в глазах поплыли оранжевые круги, и басовито забил большой церковный колокол. Я сел, глубоко втянув голову в плечи, посидел так какое-то время, словно в русской бане на полке после того, как ретивый банщик поддал пар, немного пришёл в себя и медленно, скупясь на движения, оделся. Присел на табурет, чтобы собраться с силами для последнего решительного броска вон из лазарета.

- Катя, Маша, - раздалось вдруг с улицы, - выносите раненых, машина пришла, будем в тыл отправлять.

Условная тишина тут же наполнилась всевозможными звуками и суетой. Отлично! Мне повезло. Хочешь в суете остаться незамеченным, будь в центре этой самой суеты. Улучив момент, я вместе с каким-то бойцом подхватил носилки с раненым и понёс их на выход, к машине.

***

Медсанбат остался позади, я шёл лесом вдоль дороги, прислушиваясь, не зазвучит ли поблизости мотор, с тем, чтобы сразу спрятаться в кустах. Движение было весьма активным, по дороге в обе стороны то и дело проезжали машины, так что я больше отсиживался в кустах, чем продвигался вперёд. Куда конкретно нужно идти, я понятия не имел, поэтому тупо шёл, справедливо решив: дорога куда-нибудь да выведет. Сейчас главное подальше от медицины и особиста убраться. О том, что он вполне может поджидать меня и впереди, я старался не думать. Где-то вдалеке грохотали пушки, а значит, там передовая, и направление я выбрал верное.

***

Часа через три я вышел к развилке, показавшейся мне знакомой.

- Налево через полтора километра место твоей высадки в этом времени, через три километра триста метров направо - штаб армии, - поспешил подтвердить мою догадку Хроник.

- Значит нам направо.

- Вольному - воля, но я бы не советовал.

Я оставил уже привычное ворчание Хроника без внимания и повернул направо.

До штаба, по моим подсчётам, оставалось не больше километра, когда я услышал неподалёку журчанье ручья. Перед появленьем в штабе нужно было привести себя в порядок, и ручей пришёлся как нельзя кстати. Я свернул на шум и вскоре различил едва приметную тропку, ведущую как раз в сторону ручья. Тропка резко ушла вниз, пара уступов - и передо мной даже не ручей, а небольшая речушка весело журчит, играя солнечными бликами. И такая невероятная умиротворенность вокруг, словно и нет никакой войны, словно вернулся я в своё безмятежное время, и всё, что было со мной в последние дни, всего лишь страшный затянувшийся сон.

Берег речушки оказался вполне обжитым. Утоптанная трава и небольшие деревянные мостки говорили сами за себя. Я разделся и аккуратно, стараясь не шуметь, вошёл в воду. Речка неглубокая и весьма прохладная. То ли быстрое течение не давало воде прогреться, то ли сентябрь не лучшее время для купания, но первые минуты наслаждения водой и мытьем быстро прошли, и я начал стремительно замерзать. Поэтому обратно на берег я выбирался с тем же удовольствием, что и несколько минут назад, когда лез в воду. Обтеревшись нательной рубахой, я надел галифе, сапоги и тут услышал за спиной быстрые лёгкие шаги. На берег вышла давешняя связистка, Зиночка Кукушкина. Девушка явно не ожидала здесь никого увидеть, поэтому испугано ойкнула и замерла, широко раскрыв глаза.

- Здравствуйте, Зиночка, - пришёл я ей на помощь, - я военкор газеты "Боевое знамя", лейтенант Звягинцев. Вы ещё меня к сапёрам провожали, помните?

- Здравствуйте, товарищ лейтенант, конечно, помню, - Зиночка наконец вышла из ступора и улыбнулась, - только вы ведь в госпитале лежите без сознания.

- Да вот, очнулся, немного в себя пришёл да и отпросился. Чего зря койку занимать. У меня ведь ни царапины. Так, голова немного болит. А сейчас вот искупался, так и голова, кажется, совсем прошла. А вы тоже купаться? Вода холодная.