2 Вы были, вероятно, с другом, а я сидел, смотрел на вас, и голова моя шла кругом, и я твердил себе: «Атас, куда ты лезешь, обалделый и необузданный ходок! Ей до тебя совсем нет дела, твои старания не впрок. К тебе же, видишь, ноль вниманья, ты для неё и вправду ноль… Нулю равны твои старанья… Тебе нужна такая роль?» Так разум мне твердил упрямо, но с ним тут спорила душа, готовая изведать драму и даже сделать первый шаг, то есть спросить ваш телефончик, и, если вы не прочь, тогда подумать можно и о прочем, поскольку ваша красота мне явно голову вскружила, как не кружил никто давно, и тянет к вам неудержимо… Похоже, что мне суждено за вами дальше волочиться и добиваться хоть разок увлечь вас, юная волчица, в ту сказку, где матёрый волк чего-то понял в жизни спешной и передать хотел бы вам изыск соитья – опыт грешный, где радость с грустью пополам, где радость – это миг свиданий, а грусть – разлуки маята… Да, каюсь, вами обладанье — моя заветная мечта. Предвижу, как в ночи меж нами возникнет вожделенья дрожь, и ласк безумное цунами покроет ваше тело сплошь… Желаний сдавшись самовластью, как наслаждений патриот и как наперсник сладострастья, войду в ваш заповедный грот… И, захлебнувшись от блаженства, от обольщенья ваших чар красивейшего совершенства, взалкаю их, как неба дар… Сей дар пьянит сильнее джина, он слаще самых сладких блюд, он так влечёт неудержимо, как похоти мятежный блуд. И пригублю я вашу сладость, как грешного подарка сласть, даря вам наслажденья радость, вкушая вашей стати власть. И маршальский жезл моей страсти, ваш ублажая тайный грот и чуя ваше соучастье, найдёт блаженство, как улёт… 3 Мы с вами едва знакомы, а я уже словно нырнул в безумный влеченья омут, безбашенный, как загул, как пьянка без протрезвленья и как подкат без тормозов, как сладкий сон без пробужденья, как плоти греховной зов… Мы с вами едва знакомы, а я уже, как арестант, в тоски кандалы закован, и ждёт меня долгий этап сближения с той, что стала моим наважденьем снов в обличии стройного стана, в мелодии песни без слов… Мы с вами едва знакомы, а мне уже словно впервой чужды морали законы, и мне всё равно, что чужой женой вы слывёте де-факто, а я соблазняю вас, слагая стихи бестактно, как записной ловелас… Мы с вами едва знакомы, а я на вас тайно молюсь, как на святую икону, молюсь, чтоб утихла грусть… Она от того, что снова мы с вами не вместе, а врозь… Реальность наша сурова, но не возбуждает злость на обстоятельств условность… Мы обстоятельства те, как суеты бестолковость, заставим служить мечте… Пока же, как испытанье, считаю тоскливые дни до нашего с вами свиданья, как дни эти стали длинны… И где-то, как в таинствах комы, вас вижу в объятьях своих… Мы с вами едва знакомы, но это вновь тянет на стих… 4 А ваше полное доверье я заслужил, не знаю чем, и вы в какое-то мгновенье поведали мне тьму проблем. Признались, что как бы в двух браках вы состоите в эти дни, в одном находитесь де-факто, в другом де-юре искони. Великолепна ваша честность и предо мной, и пред собой, и та лихая откровенность души, и грешной, и шальной. Тот, кто де-факто рядом с вами, не больно вроде бы любим, мне показалось, но годами интим вас связывает с ним. Да, он вас любит, вероятно, (как можно не любить вас, как?!) и потому-то вы попятный никак не сделаете шаг. Хотя, что лучшего достойны, со мной согласны вы вполне… Досады давняя истома как будто тут призналась мне, что затянулся почему-то ваш сей де-факто мезальянс, но оборвать, пожалуй, трудно всё, что с ним связывает вас. Привыкли, да к тому ж спокойно, наверно, за его спиной, и слишком сложно вам сегодня шагнуть во флирт очередной. Тот, кто де-юре, мне неведом, но, видно, с ним живёте вы, как с замечательным соседом, хоть это грустно всё, увы. Я вам сочувствую. Но надо ль оно вам? Вряд ли. Вы вполне справляетесь со всем, что рядом, как амазонка на коне. Вы, видно, сильная натура и очень стойкая душа, коль жизни сложная фактура для вас мила и хороша. Вы привлекли моё вниманье сперва, конечно, красотой, и мысли о романе с вами мгновенно завладели мной, как ваших глаз янтарь бездонный и лебединой шеи клон, и облик весь, как лик Мадонны, как свет, идущий от икон. Каре подчёркивало чётко от шеи линию вдоль плеч, и этот абрис утончённый мгновенно смог меня увлечь в разгул фантазии пикантной, как в гипнотический сеанс, где раздевал неделикатно мой взгляд, растерянную, вас… Вы, улучив момент удобный, когда ваш спутник увлечён беседой с кем-то был, проворно мне свой черкнули телефон. Я в вечер сей, весьма бездарный, решил, внимая хмеля блажь, что спутник ваш – приятель давний, а вовсе не друг близкий ваш. Сегодня же в тусне столицы всё стало на свои места, и мне бы надо удалиться, но не даёт интриг мастак, во мне живущий в каждом миге и в каждом помысле, считай, и он скучает по интриге, шепча: «Давай, жуир, сыграй!.. Неужто ты не обыграешь соперника, что рядом с ней? Да обыграешь, сам же знаешь, вон у тебя – тьма козырей…» Заманчивы его призывы, но, ярких рифм транжир и мот, я лишь ищу в душе мотивы стиха, что вас в свой плен возьмёт… Жуиру ведь жуть как охота, чтоб в нашем с вами визави нас, как вино, пьянила нота строки, рождённой от любви… Конечно, для меня секс с вами — как воплощение мечты, где в опьяняющей нирване, в распутном царстве наготы два тела празднуют слиянье движений, что рождает страсть, как первородное деянье, как вожделения напасть… И оторвать глаза не в силах от отраженья в зеркалах двух тел, в соитии красивых, с негромким стоном на устах, что еле слышен у влюблённых, когда объятия их тел, безумной негой окрылённых, блаженства празднуют предел… Простите, секса описанье — мой пред эротикой восторг, а вашим гротом обладанье — суть самых ненаглядных строк, где, как в зеркальном отражении, резвится похоть без стыда, а в изощрённом тел движении ликует секса красота, и в красоте сей – гимн интиму, где сам божественный интим находит нас неотвратимо, ибо, как рок, неотвратим… |
