— Я… Я не знаю, что сказать на это, — пробормотала я, понимая, что не могу ответить на все вопросы Светланы Юрьевны. Но каково было мое удивление, когда женщина продолжила.

— Мне кажется, она винит себя в этой трагедии… — тихо проговорила Светлана Юрьевна, а я лишь заставляла себя ровно дышать.

— Что вы… — я прочистила горло, потому что голос меня подвел. – Что вы имеете в виду?

— Она… Она была не одна, когда Костя с Сереженькой уехали на дачу… У нее была… — клянусь, Светлана Юрьевна покраснела. – У нее была подруга. И когда они иногда уезжали, она проводила время с ней.

— Вы знали?! – вытаращилась я на женщину, не веря ушам. Она все это время была в курсе?!

— Конечно, я знала, — фыркнула Светлана Юрьевна. – Я же не дура, я и так догадывалась. К тому же, потом Саша рассказал мне об этом, когда Катя уехала из города. Думал, что я присоединюсь к нему в попытках образумить дочь. Но у меня свой взгляд на это, — голос женщины стал серьезным. – Как бы… неправильно это не было… с точки зрения семейных ценностей, — пояснила она, — то, что произошло – трагическая случайность. Рок. Судьба. И в этом нет ее вины. Да, было неправильно встречаться с женщинами за спиной мужа, но глупо винить себя в произошедшем и брать за это ответственность, — вздохнула Светлана Юрьевна.

— Но почему вы… Почему вы не поговорили с ней? – удивилась я. Сколького можно было бы избежать, поговори она со своей дочерью, объясни она ей, что в этом нет ее вины? Волжак, вероятно, не жила бы как робот все то время, зная, что мать на ее стороне.

Светлана Юрьевна еще раз глубоко вздохнула и зажала ладони между колен.

— Я похоронила в себе все то, что произошло. И не хотела бередить ее раны. Если я тогда чуть не сошла с ума, не представляю, что чувствовала моя дочь. Хотя она, конечно же, сильнее меня. Но я не хотела, чтобы эта тема всплывала. Это негласное правило нашего дома – не говорить об этом. К тому же, я дала Саше обещание, что никогда не расскажу ей, что знаю правду. Он сказал, что это убьет ее. Чувство стыда, я полагаю…

— Ах, грязный ублюдок! – воскликнула я, не сдержавшись. То есть он сам разболтал ей, а потом, поняв, что жена не поддерживает его в желании обвинить во всем Волжак и «выезжать» на этом чувстве вины всю оставшуюся жизнь, решил сделать вид, что он такой хороший папочка, прикрывает свою дочь.

Светлана Юрьевна с удивлением посмотрела на меня.

— Эм… Я почти уверена, что тот парень украл леденец на палочке, — я ткнула пальцем в сторону. – Ублюдок.

— Какой парень? – Светлана Юрьевна проследила за моим взглядом и тоже уставилась туда, куда я указала.

— Уже убежал, — с горечью в голосе, проговорила я и еле слышно чертыхнулась. – Так… Что вы хотели от меня? Вы же позвали меня не для того, чтобы просто все это рассказать?

— Конечно, — кивнула женщина. – Я просто хотела понять, почему они так поругались. Что заставило вас уехать из дома, а отца полночи пить в своем кабинете? Я же понимаю, что дело не только в том, что Катерина выбрала себе в спутники жизни женщину?

Я опустила взгляд. Что мне ей сказать? Правду? Я не могу, не могу выдать тайну Волжак… Хотя… Она же и так все знает, верно? Это, получается, уже не тайна? Может, напротив, это поможет Волжак почувствовать себя лучше? Немного колеблясь, я проговорила:

— Светлана Юрьевна, я не думаю, что имею право говорить о чем-то за спиной вашей дочери. Это неправильно…

— Я понимаю, просто… Я должна знать, что произошло у них на самом деле. Мы с Сашей крупно поспорили, когда вы уехали, я думала, что он снова начал давить на Катю, пытаясь заставить ее перейти к нему в компанию или… отказаться от тебя, но… Мне кажется, все гораздо серьезнее.

Женщина посмотрела на меня глазами, полными мольбы.

— Ирочка, он мне не расскажет правды, а Катя… Она просто ответит, что все в порядке. Она никогда не говорит ничего, что могло бы меня взволновать. Помоги мне. Ты же знаешь, что я приму ее сторону, что бы ни случилось.

Эти слова стали решающими. Выдохнув, я проговорила:

— Ваш муж не только пытался заставить ее отказаться от меня. С этим она справилась без проблем, — грустно усмехнулась я. – Он… Он очень жестокий человек. Он давил на то, что она виновата в том, что произошло.

Светлана Юрьевна сидела, молча глядя мне в глаза.

— Ты же шутишь, правда? – наконец, произнесла она. – Нет, я знаю, что Саша может быть жестким, но он не мог… Не ей в лицо… Не может быть, — покачала она головой. – Наверняка, ты что-то не так поняла. Это Катя тебе рассказала?

Я вздохнула и тоже покачала головой.

— К сожалению, я слышала это собственными ушами. Он прямо ей сказал, что она виновна в их гибели. И что… она пляшет на их костях, — зачем-то добавила я. Мне хотелось, чтобы мать поддержала Волжак, чтобы она знала, какой ее муж подонок.

— Не может быть… — прошептала женщина, глядя уже не на меня, а куда-то перед собой. – Как… Как он мог? Этого не может быть.

— Простите. Мне жаль, — искренне извинилась я. Да, больно, когда близкие тебе люди оказываются говнюками, но он не заслуживал того, чтобы я утаила о нем правду.

— Я… Нет, спасибо, что… Что рассказала мне, — пробормотала Светлана Юрьевна, все еще глядя в одну точку. Через пару мгновений она, наконец, подняла взгляд на меня. – Как она?

— Уже… лучше, — уклончиво ответила я. – Я надеюсь, по крайней мере. Не хотелось бы, чтобы она вновь вернулась в то состояние…

— В «то состояние»? – брови Светланы Юрьевны взмыли вверх. – О чем ты говоришь?

— Она очень долго жила, не позволяя себе радоваться. Не позволяя себе чувствовать. Не подпуская никого. И… Она больше десяти лет жила с этим чувством вины, так что… неудивительно, на самом деле, потому что ее отец до сих пор твердит ей об этом.

— Господи… Я даже представить не могла… Как она… справилась? – Светлана Юрьевна выглядела шокированной.

— Ну, ей долго это не удавалось. Слава Богу, больше попыток суицида не было, и то хорошо, — проговорила я, вытягивая ноги. – Когда мы познакомились, она даже улыбаться себе почти не позволяла.

— Постой-постой, — прервала меня женщина. – Попыток…. суицида?!

Я широко раскрыла глаза. Нет-нет-нет. Только не говорите о том, что родители Волжак были не в курсе! Вот дерьмо!

— Ну, я имею в виду… В смысле… Жить, отказывая себе во всем – своего рода… медленное самоубийство… По-моему, это даже кто-то великий сказал, нет? – нервно усмехнулась я.

— Ира, — голос Светланы Юрьевны был серьезен, как никогда. – Моя дочь пыталась покончить с собой?! Когда?! Как?!

— Черт, — почти провыла я. – Я умоляю, Светлана Юрьевна, только не говорите ей, что вы знаете, я вас очень прошу! Она не простит мне!

— Что с ней было, Ира?! – казалось, женщина не слышала меня – ее лицо стало похоже на каменную маску, а глаза блестели от стоявших в них слез.

— Мы… Мы не говорили об этом… подробно… Я лишь знаю, что она пыталась это сделать. У нее… У нее шрамы на руках. Она… Я не знаю, где и когда это было. Полагаю, в тот период, когда она уезжала.

— Господи… — слезы уже текли из глаз бедной женщины, а я готова была лечь под грузовик. – То есть я потеряла не только внука и зятя, но еще и чуть не потеряла свою дочь? – прошептала она.

Я не придумала ничего лучше, как обнять ее.

— Простите. Я не должна была говорить об этом. В любом случае, это давно в прошлом. И, пожалуйста, не говорите ей, что вы в курсе. Она… Ей и так нелегко.

— Я понимаю, — всхлипнула Светлана Юрьевна и открыла сумочку, начиная в ней копаться. – Господи, зачем я ищу салфетки, если никогда их с собой не ношу, — она с силой щелкнула замком и отставила сумку, утыкаясь мне в плечо. – Зачем она пыталась это с собой сделать? Она же такая замечательная…

— Светлана Юрьевна, успокойтесь, прошу вас. Это в прошлом. С ней все хорошо. Просто… тогда у нее были… проблемы. Она считала себя виноватой… До сих пор считает, на самом деле. Просто теперь чаша весов потихоньку начинает выравниваться. И, надеюсь, когда-нибудь она поймет, что ее вины не было в этом и вовсе.