Прошло несколько секунд после зачитывания непонятных слов. Опять никаких громов и молний, лишь Игорь присел на корточки и шмыгнул носом. Горестно посмотрел на присутствующих, потом полез в карман и начал щелкать семечки. Мария Дормидонтовна вздохнула и взяла белого кота на руки. Тот тут же начал урчать с громкостью трактора.

– Вот и чудненько. Полностью снять проклятье не могу, ты уж извини, девонька, но вот пока этот чудак будет рядом – он и примет на себя половину твоих неурядиц. Либо будет говорить на непонятном языке, либо попадет под…

В это время Игорь поперхнулся и закашлялся. Он пытался сплюнуть горькую семечку на пол, но под строгим взглядом Галины Кирилловны убрал её в карман и закинул следующую.

– Ну чо, бабоньки, поздоровкаемся тогда? В десна жахаться не будем, на крабах разбежимся. Отныне зовите меня Игорь Фара, – слова молодого человека потянулись приторной жевательной резинкой. Таким тоном обычно спрашивают закурить в темном переулке.

– То есть твоя настоящая фамилия Лампочкин уже не котируется? – ехидностью в голосе Марии Дормидонтовны можно гранить алмазы.

– Не, это беспонтовое погоняло для лоха. Для реального пацика красавнее Фара, – Игорь закинул ещё одну семечку.

– Вот и молодец. Проклятие непонятного языка у вас будет одно на двоих, свяжет крепче, чем брачные узы. Пока вы будете рядом, то мужчина возьмет его на себя. Но если вы отдалитесь друг от друга на сто метров, то оно снова вернется к девочке. Прости, Олесенька, я тогда очень сильно разозлилась и не могу ничего поделать с проклятием неудачи. Взамен могу дать три склянки с эликсиром счастья – использовать их нужно будет только в крайнем случае. Красавица, а теперь сможешь повторить кусок текста про того, кто занимал твои думы? – улыбнулась Галина Кирилловна.

– Я думала про Анатолия Костюмова, – сказала я и распахнула глаза. – Ого, да я и в самом деле могу нормально выражаться. Как же хорошо! На дворе трава, на траве дрова! Классно-то как…

– Да уж, пока этот молодой человек находится рядом, ты сможешь спокойно разговаривать… Если он даст, конечно. А вот насчет Анатолия Костюмова… Скорее всего, я совершила непоправимое и вскоре нам придется об этом горько пожалеть, – вздохнула Галина Кирилловна.

– Говорила же я тебе, что знак на руке её видела, а ты всё не веришь. Возможно, именно она поможет нам, сестрёнка милая. Ты не помнишь – на какой срок мы Андронатия прокляли?

Коротко мявкнул кот и спрыгнул с рук Марии Дормидонтовны. Он прошествовал до Игоря и уселся рядом, подмигивая левым глазом. Игорь хотел было и ему отсыпать семечек, но хмурый взгляд Галины Кирилловны вернул руку на место.

– Нет, это было так спонтанно, так неожиданно, что я и не вспомню.

Я переводила взгляд с Марии Дормидонтовны на Галину Кирилловну и обратно. Конечно же я не совсем понимала – о чем они беседуют. Кто такой Андронатий и почему его тоже прокляли?

Запах жареных семечек расползся по квартире и ещё раз напомнил, что я не прочь бы и перекусить. Напоминание вышло громкое, из глубины живота. С таким же бурчанием недавно заводилась «Копейка» Марии Дормидонтовны.

– Ой, так вы же наверняка голодные? Игорь, перестань портить желудок шелухой! Сейчас я вас накормлю, а за обедом и поговорим, – всплеснула руками Галина Кирилловна.

Она почти что покинула комнату, когда раздалось деликатное покашливание Марии Дормидонтовны. Хозяйка квартиры повернулась к счастливой обладательнице безразмерной «Копейки». Старушка в сотне юбок смотрела таким внимательным взглядом, словно боялась пропустить малейшее подергивание лицевых мускулов Галины Кирилловны.

– Грюзельдина… так это… мы с тобой миримся?

Даже кот посмотрел на хозяйку квартиры. Та поджала губы и кивнула:

– Манюринда, я сожалею о том, что по глупости и ненужной гордости так много времени потеряли. А ведь мы могли быть вместе… Конечно же миримся! Поможешь накрыть на стол?

Так козочка не перепрыгивает с утеса на утес, как Мария Дормидонтовна вылетела из кресла и оказалась возле сестры. Прошел миг, и одна бабушка повисла на второй. Улыбки обеих женщин можно помещать на плакаты о счастливой старости.

Игорь хмыкнул, но от комментариев воздержался. Кот тоже ничего не сказал. Глядя на них, промолчала и я.

Объятия старушек продлились недолго, и обе скрылись в глубине коридора. Вскоре со стороны кухни послышалось звяканье посуды, и потянулся вкусный запах котлет.

Я почувствовала, что ещё немного и захлебнусь слюной. Старушки-веселушки не стали томить молодые организмы, вскоре на столе водрузилась кастрюля с картофельным пюре, тарелка с ещё шкворчащими котлетами и блюдо с крупно порезанными овощами. От хлеба ещё шел парок, а по стенке запотевшей банки молока катилась крупная капля.

– Налетай, молодежь. На нас не смотрите, мы по крошке съедим и сыты будем, а вам силы ещё ой как понадобятся, – накладывала в тарелки с гжельской синевой Галина Кирилловна.

– Это вы наколдовали? – спросила я, глядя, как вырастает желтая пирамида, а с краю прикладываются два крупных мясных медальона.

– Нет, мы на мелочи бытовые стараемся не тратить магию. Если руками сделать можно, то и колдовать не надобно, – улыбнулась водительница «Копейки».

– Крутая хаванина! Если такую жрачку будут каждый день подгонять, то я забурюсь здесь на месячишко, – восхитился Игорь, а после перевел взгляд на Марию Дормидонтовну. – Бабулоид, меня уже запарил этот базар. Пусть Олеська так бакланит! Она так даже круче будет, а то как лохушка голимая ходит.

Галина Кирилловна покачала головой:

– Нет уж, дружок. Если послужил виной моего гнева, то будь добр отработать. Иначе я тебе какое-нибудь другое проклятье повешу.

– Всё всосал, – тут же поднял руки Игорь. – Заткнулся и не пахну.

Я скосила на него глаза, хитро улыбнулась (не только мне мучиться) и тут же уронила котлету на пол. Кот белой молнией метнулся к нежданному подарку и утащил его в уголок, где с урчанием начал радоваться жизни.

Галина Кирилловна укоризненно покачала головой:

– Бедная девочка, немало тебе придется вытерпеть. А если действие нашего проклятия на потомках Андронатия не закончилось, то и вовсе всю жизнь придется на эликсирах счастья провести.

– А кто такой этот Андронатий? – спросила я, аккуратно поддела вторую котлету и наклонилась над тарелкой, чем вызвала недовольный взгляд кота.

– Ладно, слушайте. Видимо так сошлись звезды, что тебе не повезло в этот день оказаться в неудачном месте и в неудачное время. Когда нам с сестрой было всего по двести лет, мы влюбились в одного парня.

– В кузнеца местного влюбились без памяти, Андронатием его звали. Поделить не смогли, да и разругались вдрызг.

– А потом, со злости на кузнеца, его вместе и прокляли – чтобы он другой не достался. Перестарались мы, проклятия переплелись между собой и не только Андронатий не мог ни в кого влюбиться, а и на потомство его распространилось. Вот только до какого колена? Неизвестно. Не могли его потомки влюбиться ни в кого. Женились, детей заводили, но всё без любви. А мы с тех пор и не разговаривали, – вздохнула Галина Кирилловна.

Я ещё пару раз роняла котлету, но та шлепалась на пирамиду из мятой картошки и поэтому я не оставляла попыток донести её до рта. Кот внимательно следил за ней и вздыхал, когда котлета не падала на пол.

– То есть, Анатолий из потомков Андронатия? – немного устав от борьбы с котлетой, сказала я.

– Да, и мы приложим все усилия, чтобы он в тебя влюбился. Но если не получится, то…

– Что «то»? – подняла бровь девушка.

– То есть ещё один способ, и он подойдет для тебя. Недаром же у тебя на руке виднеется тот знак Эстифалиуса. Я сначала не поверила, думала, что глаза подводят, да и звездочки блестящие летали, а вот сестренка углядела. Но трудный то способ…

– И что это за знак? – я попыталась рассмотреть линии на руке, неудачно повернула вилку…

Кот второй раз остался доволен. Увы, кто-то радуется чужим неудачам, когда они приносят ему пользу. Я недовольно посмотрела на урчащее животное, но кот блаженствовал. Когда же я взглянула на улыбающегося Игоря, то нога сама дернулась, чтобы носком впиться в его икру.