[*Финт Вронского — прием в квиддиче, названный в честь всемирно известного польского ловца Йозефа Вронского. Согласно данной тактике, ловец резко летит вниз, делая вид, что увидел снитч у самой земли, и выходит из пике прямо перед ударом о поле. Таким образом он сбивает с толку ловца другой команды и может устранить противника.]

Драко ощутил, как ее тело сдвинулось, и прервал свою речь на полуслове, взглянув на нее. Легкая приветственная улыбка тронула его губы, когда они столкнулись взглядами.

— И снова здравствуй, Грейнджер, — сказал он. — Поттер притащил продукты. Я велел ему забрать обратно всю картошку.

По лицу Гарри скользнула тень вины. Он часто смотрел на нее подобным образом после того, как она возвращалась в реальность.

— Еще чего, — едко отозвалась Гермиона, выдергивая руку, — ты должен набрать по меньшей мере пять кило, чтобы одежда перестала на тебе висеть.

Она поправила прическу и вскочила, чтобы заключить Гарри в объятия.

Драко вздохнул.

— Пять кило, и ни одной картофелиной более, — покорно согласился он.

Затем он встал и потянулся, слегка хрустнув шеей, а потом скрылся в своей комнате. Гермионе пришло в голову, что он, судя по всему, провел в таком положении часы. Ее руки слегка дернулись к нему, но она переборола это стремление.

— Показывай, что ты принес, Гарри. — Она заставила себя отвернуться.

Гарри собрал ей огромное количество продуктов, помимо картошки. Гермионе пришлось наложить на холодильник заклинание расширения, чтобы вместить почти месячный запас еды. После того, как Гермиона начала жить в коттедже, она выбиралась пару раз в магазины за продуктами одна, неизменно оказываясь по итогу в магловской больнице. Гарри приходилось подделывать кучу документов, чтобы вытащить ее.

Они вместе с Роном делали для нее столько всего. Попытка настоять и сделать что-нибудь самостоятельно оборачивалась потерей времени для них всех.

— Ты кажешься… более расслабленной, — начал Гарри, наблюдая за тем, как она раскладывает продукты по местам.

— Да, я тоже так думаю.

— Малфой действительно тебе небезразличен.

Гермиона замерла.

— Может, и так. Но, скорее всего, это просто затянувшееся прощание.

Гарри многозначительно взглянул на нее, и она разозлилась.

— Мы ведь не… Он просто живет здесь. И больше ничего, — начала она оправдываться. — Надеюсь, мои диссоциации подуспокоятся, и ему больше не нужно будет меня поддерживать.

Гермиона проигнорировала тяжесть в груди и подступающие к глазам слезы. Ее тело слегка качнулось при мысли о том, что Драко нужно уйти.

— Но разве раньше не было так же? До того, как он ушел? Ведь все может снова… — Гарри запнулся. — Гермиона, почему бы ему не остаться насовсем? Разве тебе не этого хочется? Разве не ты сказала ему, что…

— Что я люблю его? Да, сказала. — Гермиона сосредоточила все внимание на сетке картофеля. — Драко думает, как и все остальные, что это просто последствия любовного зелья. Или травмы. Он не верит на самом деле, что мои чувства настоящие. И я его не виню — он провел со мной год, наблюдая, как меня ломает от одержимости им из-за зелья. По его мнению, он как-то виноват в том, что со мной произошло. Как будто должен был что-то предпринять, но ничего не сделал. Я иногда замечаю это в его взгляде, когда он смотрит на меня.

— Тогда что ты планируешь делать?

Она беспомощно пожала плечами:

— Наверное, заставлю его думать, что моя любовь исчезает вместе с диссоциациями. Ведь… — она сбилась и несколько секунд восстанавливала дыхание, — мы не можем — то есть, между нами ничего не может быть, пока он думает, что все мои чувства вызваны психологической травмой. Если он останется и позволит мне любить его, то всю жизнь будет ненавидеть себя, думая, что использует меня. Если я притворюсь, что в порядке, в конце концов он сможет отпустить эту ситуацию. И тогда найдет другую и будет с ней без ненависти к себе.

— Ты действительно веришь, что он сможет отказаться от тебя? — Гарри серьезно посмотрел на нее.

Гермиона бросила на него злой взгляд.

— Он влюбился в меня только из-за чувства вины. Когда он посчитает, что в достаточной степени искупил свои ошибки, я не вижу ни одной причины, почему ему не следует так поступить.

— Ты и вправду убеждена, что его вина — единственное, что Малфой видит в тебе.

— Знаешь, я не думаю, что во мне вообще осталось что-то еще для кого-либо, — огрызнулась она, сдерживая слезы.

Повисло молчание.

— Знаешь, почему я не удивился, когда выяснилось, что ты продолжила любить Малфоя даже после противоядия? — задал вопрос Гарри, вытаскивая яблоко из пакета и кусая его.

Гермиона молчала.

— Малфой поделился с нами своими воспоминаниями о тебе — ну, скажем так, большинством из них, — уточнил Гарри, увидев, как на щеках Гермионы вспыхнул румянец. — Снейп и Слизнорт с их помощью пытались определить, как устроено это любовное зелье, потом воспоминания использовали в его судебном процессе. Поэтому я просмотрел их все. Я видел, что ваши отношения развивались — недавно у меня был разговор со Снейпом об этом. Я хотел в деталях разобраться, как работало это зелье, и, по правде говоря, оно не было любовным. Любовь — великая магическая сила, и ее невозможно подчинить своей воле. Невозможно создать настоящее любовное зелье. Большинство из них призваны воссоздать одно из проявлений любви. Но Роули, надо признать, оказался талантливым зельеваром. Он не пытался создать любовь: суть его зелья сводилась к тому, чтобы вызвать в тебе непреодолимую тягу защитить Малфоя. И уже тогда твой мозг посчитал, что эта потребность вызвана любовью. Зелье не создавало иллюзию страсти и привязанности, как Амортенция, — и поэтому не было необходимости накачивать тебя им повторно. Ничего ложного в тебе не образовалось. Это зелье просто выкрутило на максимум по отношению к Малфою ту часть тебя, что уже существовала. Вот почему оно причинило тебе такой ущерб. Ты защищала Орден любой ценой, но защитить Малфоя из-за зелья стало важнее.

Гермиона слабо вздрогнула, вспомнив все, к чему ее принудили. Гарри и Рон наотрез отказались назвать ей количество людей, которые были убиты из-за ее предательства.

— Помнишь, в самом начале Волдеморт сказал, что ты будешь особенно восприимчива к зелью? Он был прав. Стремление защитить сидит очень глубоко в тебе, Гермиона. Не уверен, что ты или Малфой были в курсе, но Волдеморт тестировал зелье и на других заключенных. Ни с кем другим не сработало так эффективно — результат был намного хуже.

Гермиона замерла, запоминая мельчайшие детали.

— И когда ты в больнице наконец убедилась в том, что никто не схватит Малфоя, стоит тебе утратить бдительность, ты изменилась. Ты поняла, что он в безопасности, и смотрела на него вовсе не для того, чтобы проверить, в порядке ли он, а потому, что с ним ты была счастлива. Ты говорила о нем со мной и Роном, но не так, как если бы была помешана на нем. Ты не заявляла, что он идеален и не тратила полчаса на описание цвета его глаз. Ты говорила о нем так, как обычно говорила о тех, о ком действительно заботилась. Ты говорила о том, что он сделал для тебя. Твое чувство перестало быть вызвано одним стремлением защитить. Поэтому, когда противоядие подействовало, а ты продолжила его любить, меня это не удивило. К тому моменту я понял, что это настоящее чувство. Единственное, я не знал, в какой степени оно переплетено с любовным зельем и как долго продлится.

К концу его речи Гермиона слегка дрожала. Она ведь действительно ни разу не спрашивала о механизме действия зелья — слишком боялась знать.

Девушка расправила скатерть и несколько минут бездумно водила пальцами по ней, пытаясь собрать себя в кучу.

— В любом случае, это не так уж и важно, — прервала Гермиона тишину хриплым голосом, — это не меняет его перспективу.

— Я не думаю, что Малфою проще отказаться от тебя, чем тебе от него. Дело ведь не в том, что ты спасла его несколько раз: он хорошо узнал тебя, прежде чем влюбился. Я не думаю, что всему причиной чувство вины.