Она вздохнула и поставила чистую тарелку на сушилку для посуды.

Ну и почему же она не смогла удержаться от приступа в комнате ожидания?

Ее руки слегка дрожали, когда Гермиона задумывалась об этом. Она и пяти минут в его присутствии не выдерживала.

Она все испортила. А ведь хотела притвориться, что жизнь у нее идет своим чередом, помочь ему освоиться. Убедиться, что он приходит в себя. Если бы она это сделала, думалось ей, то, возможно, смогла бы жить дальше.

Только чтобы у него все стало хорошо — единственное, чего Гермиона желала. И может, если бы так случилось, у нее тоже все стало бы хорошо. Может, если бы она больше не переживала за него, ее разум перестал бы избегать реальности.

Теперь все было потеряно. Драко беспокоился за нее. Он был в ярости. Наверняка решил, что несет за нее ответственность снова. Что она притащила его к себе домой специально, чтобы заставить заботиться о ней. И использовала его чувства как рычаг.

Гермиона и подумать не могла, что все к тому приведет. Она просто хотела увидеть его еще один раз. Убедиться, что он не страдает.

Она продолжала начищать его тарелку. Снова и снова.

Пока он был зол, она могла бы убедить его переехать. У нее были рекламки апартаментов Косого Переулка. Она могла бы просмотреть их. В шаговой доступности там все самое важное — Драко не нужна была бы ее помощь в перемещении.

Да, так будет лучше.

Он перестанет ощущать себя запертым в ее клетке.

Глупо было надеяться, что один взгляд на него сможет что-то восстановить внутри нее.

Настало время принять, какова ее реальность. Какова она сама в этой реальности.

Гермиона с грустью подумала об Ильверморни. О степени Мастера зелий. О стажировке в Шварцвальде. Обо всех этих вещах, недоступных для того, кто обладал привычкой часами тонуть в собственном разуме.

Она едва не сожгла квартиру Гарри, когда попыталась сварить зелье. Сработали защитные чары, Гарри ворвался в дом и обнаружил ее застывшую, как статуя, на кухне в шаге от котла с воспламенившимся бодроперцовым зельем, которое взорвалось бы спустя пару секунд.

Пять часов потребовалось, чтобы вернуть ее в реальность. Больше Гермиона не притрагивалась к котлам для зелий.

Не страшно.

Нормально. В конце концов, она была жива.

И чувствовала себя счастливо в Уэльсе. Она могла читать. И гулять у океана. Краны, душ и плита были зачарованы, отключаясь сами собой через пятнадцать минут. Гарри и Рон часто навещали ее. Жизнь была намного лучше, чем могла бы, окажись Гермиона в Палате Януса Тупия*. Когда она теряла реальность в коттедже, никто не отслеживал это. Никто не трясся над ней.

[*Палата Януса Тупия — одна из палат больницы святого Мунго, предназначенная для паллиативной помощи пациентам, которые пострадали от необратимых проклятий или неверно наложенных заклинаний. Алиса и Френк Лонгботтомы, Златопуст Локонс лежат именно там.]

Надо бы аппарировать с Драко в Косой Переулок, прежде чем ее разум снова закрутится по спирали.

И пускай она не сможет видеться с ним… само знание, что он больше не в тюрьме, приносит огромное облегчение. Наверняка какие-то подробности будущей жизни Драко разнюхают газеты. Да и Гарри будет навещать его и делиться с ней новостями.

Когда у Драко все будет хорошо, она перестанет переживать. Если она перестанет переживать, она не будет зацикливаться на деталях. И не будет больше попадать в спираль. И тогда, возможно, она сможет жить дальше. И не будет терять реальность, а будет хозяйкой своего разума. И все будет хорошо.

Так и будет.

Она и есть хозяйка…

Гермиона моргнула.

И почувствовала, что Драко целует ее.

========== Глава 1. Часть 2 ==========

Гермиона моргнула.

И почувствовала, что Драко целует ее.

Еще секунду назад она мыла тарелки в кухне. Теперь они сидели на диване. Ладонь Драко придерживала ее шею, а длинные пальцы нежно скользили по волосам. Его губы были прохладными, сладковатыми на вкус и такими чертовски знакомыми.

Гермиона тут же притянула его к себе, со всей возможной силой отвечая на поцелуй, сминая его губы и не позволяя себе плакать. Запустила руку в его волосы, прижалась ближе, ощущая, как его ладонь скользит по талии.

А потом пришла в себя.

Она отстранилась и чуть ли не отпрыгнула назад.

— Прости, — еле слышно прошептала она и смущенно отвернулась. Ее руки были сухими, но кончики пальцев морщились так, словно долгое время были погружены в воду. Гермиона огляделась и заметила, что небо окрасилось в алый под последними лучами закатного солнца. Прошли часы.

— Прости, — повторила она и сжала губы, стараясь удержать слезы разочарования.

Драко молчал. Только смотрел на нее с печальным, задумчивым выражением лица.

— Я тут подумала… — поспешила она заполнить тишину слегка хрипловатым голосом, — комната в Косом Переулке — лучший вариант. Не знаю, почему мы здесь, вряд ли этот котедж можно назвать для тебя комфортным. В Косом Переулке ты легко сможешь перемещаться, куда захочешь, и перестанешь беспокоиться… Да и вообще я не буду, ну… Сразу нужно было попросить Гарри, просто я не ожидала, что получится…

Голос подвел ее, и Гермиона всхлипнула. Затем вскочила.

— Гарри подобрал для тебя парочку вариантов. — Она порылась в бумагах на своем столе и собрала стопку буклетов с предложениями аренды в Косом Переулке: — Вот. Просмотри их, выбери что-нибудь. Аппарируешь с моей помощью. Гринготтс уже закрыт, но я подкину денег на пару дней. Захочешь вернуть — можешь послать совой или банковским переводом, просто напомни потом, чтобы я дала тебе номер своего счета.

Она бросила стопку рекламок на кофейный столик, развернулась и ринулась вон из комнаты. Схватила с крючка в прихожей тяжелый шерстяной свитер, распахнула дверь и зашагала прочь от коттеджа, на пляж.

Чуть не обмочив ноги волной, Гермиона остановилась и принялась бесцельно разглядывать мусор, выброшенный на берег океаном. Сломанные ракушки, коряги, сухие пучки водорослей тут и там. Она повернулась волнам, разбивающимся о берег, и прижала пальцы ко рту, чтобы не закричать. По щекам текли слезы.

Губы Драко на ее губах приволокли все тщательно похороненные чувства назад и обрушили на нее, словно волна на берег. Разбили вдребезги всю ложь, которую она повторяла себе.

Ложь о том, что ей нужно увидеть его один раз, убедиться, что он в порядке, и все.

Но ее приступы не были спровоцированы одним лишь беспокойством — Гермиона скучала по нему, отчаянно скучала. И не понимала, как остро жаждет его, пока не почувствовала его прикосновение. А затем, поцеловав, в полной мере ощутила болезненную привязанность к нему, которой она нескончаемо горела.

А она думала, что сможет запереть эти чувства на замок и забыть о них.

Гермиона вспомнила, как ощущались ласка его ладоней, мягкость губ. Теплые объятия. И в тот момент — в тот восхитительный момент — она почувствовала, что снова жива.

Она забыла уже, каково это: чувствовать, что ты жива.

Всего на секунду — а затем жестокая реальность обрушилась на нее.

Он целовал ее только потому, что Гермиона снова застыла, чтобы привести в чувство. Что-то оборвалось внутри, когда она вывернулась из его объятий. Он не сделал попытки удержать ее, и в тот миг Гермиону настигло понимание, что дыра, раздираемая в ней когтями, была болью его отсутствия.

Словно много месяцев назад их сердца слились воедино. И когда Драко покинул ее, его словно вырвали из ее груди.

И с тех пор она истекала кровью.

Гермиона смахнула непрошеные слезы и двинулась вдоль линии берега.

Что же такое существовало между ними? “Лютая хрень”, как он выразился. Так бесповоротно привязавшая их друг к другу.

Любовного зелья больше не существовало, Гермиона была уверена. Она ощутила, как противоядие разрушило ту наркотическую преданность — бесконечное, непреодолимое принуждение сделать все, что угодно, чтобы защитить Драко. Прошла отчаянная одержимость, которая заставляла ее предавать и убивать друзей, пока разум разрывался на куски от ужаса вины. Противоядие справилось.