Через несколько мгновений Драко тихо выдохнул. Словно пока раздумывал, забыл, как дышать.
— Твой дом был бы неплох. Пока не подыщем что-нибудь толковое, — твердым голосом подвел итог он.
Ее сердце ухнуло в пятки.
Она попыталась взять себя в руки. Всего лишь один день. Она может потерпеть один день. Просто приложить усилия — ее приступ пару минут назад наверняка вызван стрессом. Она сможет удержать себя в реальности один день.
Гермиона кивнула и коснулась ладонью его запястья. Затем закрыла глаза и аппарировала их обоих.
***
Они оказались на пляже около небольшого коттеджа, облицованного камнем.
Гермиона взглянула на Драко и неловко пробормотала:
— Знаю, это не поместье…
— Он действительно неплох.
“Ну да, он ведь только-только вышел из тюрьмы”, — подумалось ей. — “Любое место казалось бы неплохим — даже палатка или пещера.
Она повела его внутрь.
— Ты можешь помыться, а я пока разогрею еду. Ты очень исхудал.
Драко не ответил, направившись сразу в ванную. Она поставила на плиту тушеное мясо, которое приготовила накануне.
Гермиона старалась занять делом каждую секунду своего времени — то одним, то другим. Проверять, быстро ли нагревается кастрюля. Нарезать хлеб. Положить на стол масло. Расправить складки на скатерти.
Сосредоточиться на том, что происходит сейчас.
Главное — не думать, что она снова может диссоциировать*. Если бы она начала думать об этом, то заволновалась бы. Если бы заволновалась, то начала бы циклиться на деталях. Если бы она зациклилась на деталях, она бы…
[*Диссоциация — способ психической защиты. Это разделение, при котором тело хранит опыт и действия, отделённые от сознания. Такое состояние приводит к нарушению взаимодействия между памятью, идентичностью, восприятием, эмоциями, движением и поведением.]
Гермиона заставила себя перестать разворачивать в уме эту спираль. Проверь мясо. Достаточно ли хлеба? Он ведь так отощал. Пожалуй, стоит нарезать еще. А еще даже стол не накрыт.
Она не хотела снова терять реальность. Ведь Драко подумал бы, что стал тому причиной. А если бы он так подумал, то почувствовал бы тревогу за нее. А если бы почувствовал тревогу, то принялся бы допытываться…
Она поправляла скатерть. Спираль затягивала ее. Корзина была переполнена хлебом к тому времени, как Драко принял душ и переоделся.
Она прекратила нарезать хлеб.
— Я приготовила тушеную говядину.
Гермиона молча наблюдала за тем, как он осиливает вторую тарелку. Затем намазала хлеб маслом и придвинула к нему.
Через какое-то время он отложил ложку и пристально взглянул на нее.
— Не понимаю, — Драко прервал молчание. — Когда я ушел, у тебя не было диссоциаций неделями. Что произошло?
Он застал ее врасплох, и Гермиона молча смотрела на него, не в силах быстро придумать что-то удобоваримое.
Спустя несколько секунд ожидания его глаза внезапно расширились, а маска безразличия соскользнула с лица, обнажив отчаяние. Он резко наклонился к ней.
Точно! Он подумал, что она снова…
Нужно было срочно что-то сказать.
— Это началось после твоего ухода, — выпалила Гермиона. И тут же распахнула глаза от ужаса, осознав, в чем только что призналась.
Маска на его лице окончательно развалилась. Глаза заблестели.
Она отвела взгляд.
— Целители думают, это оттого, что все произошло слишком быстро, — Гермиона начала бездумно водить пальцем по клетчатой скатерти. — Они надеялись, что со временем я приду в норму.
— Поттер ничерта не сказал, — голос Драко дрожал от плохо скрываемой ярости. — Я спрашивал о тебе, и он заверял меня, что ты в порядке.
— Потому что это я попросила его, — перебила Гермиона. — Ни к чему тебе эти лишние волнения. Тебе было бы тяжелее, да и все равно ты ничего не смог бы предпринять. Вот я и попросила его сказать, что у меня все хорошо.
Она вздернула подбородок и распрямила плечи
— И это действительно так. Я не умираю ведь. Просто… теряюсь иногда. Не так уж плохо.
— Ты живешь на какой-то летней даче, одна, на берегу… Где мы, кстати? Уэльс? — губы Драко изогнулись в презрительную усмешку. — И ты болтаешься без дела. Это плохо. Для тебя уж точно.
— Почему это? Обязательно что ли заниматься чем-то полезным? Я имею право болтаться без дела сколько захочу, — возразила она, скрестив на груди руки и выдержав его взгляд.
— Так вот в чем соль — в твоем праве так жить? — он насмешливо изогнул бровь. — Это ведь именно то, чем ты мечтала заняться после войны. Жить в Уэльсе. Не степень Мастера зельеварения, о которой ты мне все уши прожужжала? Не совместные проекты с лабораторией трансфигурации Ильверморни*? Не стажировка в лесах Шварцвальда? Вот, оказывается, твоя истинная мечта — коротать дни в одиночестве у черта на куличках.
[Школа Чародейства и Волшебства Ильверморни — школа магии в Северной Америке, основанная в семнадцатом столетии.]
Гермиона уставилась на него, стараясь не расплакаться. Она и забыла, что он способен на такие подлости. Например, ткнуть носом в то, о чем остальные предпочитали тактично молчать.
— И что же? Вынуждаешь меня сказать, что я сломлена? Это принесет кому-нибудь из нас облегчение?
— По крайней мере, это честно, — выплюнул Драко. — Собиралась ли ты вообще когда-нибудь сказать мне, что у тебя снова начались приступы? Нет, не собиралась. Это было написано у тебя на лице в той комнате ожидания. Ты пришла в ужас оттого, что я узнал.
Гермиона нерешительно смотрела на него некоторое время.
— Ты влюблен в меня, — озвучила она свою догадку.
Он закрыл рот и уставился на нее. Его лицо побледнело.
— Ты никогда не говорил этого, но я помню все те месяцы. Я наблюдала за тобой. Все это время наблюдала. И я знала, что ты влюбился. Не сразу — постепенно. Но к концу ты был так же влюблен, как и я. Отчасти поэтому я так стремилась оправдать тебя перед Орденом. Я знала, что ты не бросишь меня или не используешь для защиты. Хотя мог бы.
— Так зачем тогда все это? Из жалости? — выражение его лица стало нечитаемым. — Мне не нужна твоя помощь, как не нужна была поттеровская. Я с величайшим удовольствием сдох бы в Азкабане, но ты вытащила меня. Судя по всему, чтобы окончательно вляпаться в эту лютую хрень, которая существует между нами. Продолжая лгать мне — и прикидываться, что с тобой все в порядке.
Он встал так резко, что его стул упал. Его глаза вспыхнули множеством эмоций. Драко запустил руку в волосы.
— Грейнджер, — в отчаянии произнес он, — чего ты добиваешься?
Ей было нечего ответить.
Секунда, и он развернулся на каблуках и унесся прочь.
Гермиона смотрела ему вслед, чувствуя, как колотится сердце. Она перевела взгляд на нетронутый кусок хлеба, который она намазала маслом для него.
Прогулка пойдет ему на пользу. Пляж был идеальным местом. Застывший грохот волн. Ветер. Грубая красота. Пляж не был ухоженным или тихим. Он был покореженным от морского мусора, неидеальным. Отражал то, что она чувствовала.
Вероятно, и то, что чувствовал он.
Гермиона поднялась, собрала в раковину всю посуду и принялась мыть ее вручную. И пока стояла там, вновь и вновь задавала себе его вопрос.
Чего она добивалась?
Она не знала.
Она просто не знала, как забыть то, что между ними произошло. То, что ощущалось незаконченным. Кровоточило. Как рана, которая никак не может затянуться. Гермиона пыталась — действительно пыталась — выбросить прошлое из головы. Пыталась заставить себя почувствовать, что жизнь продолжается…
В ее груди словно разрослось что-то большое и косматое, раздиравшее изнутри. Углублявшее дыру, которая становилась все больше и мучительней, да так, что Гермиона не могла сделать и вдоха, не почувствовав боль.
Она не могла просто жить дальше. Зная, что его наказывают несправедливо за то, что его вынудили делать — как и ее. Он не заслуживал сгнить в Азкабане. Он заслуживал второго шанса на счастливую жизнь. Жизнь, свободную от бесконечной, разрушительной войны. Драко был достоин этого — после того, что сделал для нее.