Быть плещущейся у берега пенистой водой, сильными накатывающими волнами и бездонной непознанной глубиной, неисследованной и таящей что-то бездной. Ровной и существующей вне этих дурацких людских принципов и законов, быть чем-то иным, чем-то достаточно весомым и вселяющем опасения, чтобы никто больше не мог плохо со мной обойтись, обмануть, обидеть или задеть, чтобы в первую очередь я сама этого не могла, не могла навредить себе, покалечить, причинить боль. Чтобы я больше не чувствовала боль людей вокруг, чтобы эта боль не разрывала меня на части и не доводила до слез и тошноты, чтобы я не пропускала через себя их переживания, их обиды, разочарования и горести. Чтобы всякий раз не пыталась забрать их или разделить.
Хочется забыться, раствориться в океане, стать его частью, ласкать взгляд каждого, кто появиться рядом и быть абсолютно недосягаемой. Вдохновлять, успокаивать и утешать лишь одним своим видом, и при этом не иметь никакого отношения, не чувствовать всего этого самой. Не чувствовать и не помнить. Забыть навсегда о том, что было важно, о тех, кто трогал и будоражил, о том, кого нельзя забыть.
15 марта 2017
Красная рыба с клубникой
В детстве бабушка рассказывала мне про своего давнего друга, чье имя я совершенно не могу вспомнить. Его любимым блюдом была красная рыба с клубникой. Он вообще очень любил болтать о своих своеобразных вкусах… Называл себя уникальным дегустатором и особенно это свое странное вкусовое пристрастие считал почему-то весьма отличительным, выделяющим из толпы.
Бабушка любила говорить о нем, о его биографии, и часто выдавала разные забавные факты о своем друге, но я запомнила лишь этот, про рыбу с клубникой. Все потому, что, наверное, плохо ее слушала. Да и вообще никогда не любила биографии людей. Они всегда не то чтобы пугали меня, нет… Скорее, опустошали и вводили в ступор. Я думала, как это странно, что о целой жизни человека можно рассказать за какой-то несчастный час. Как это неуважительно, неправильно и в то же время необходимо. Особенно это чувствуется, когда читаешь чью-то жизнь, изложенную в письменной форме. Читаешь о другом, незнакомом… его историю, так называемую биографию, в которой упоминаются различные важные для него события, ключевые моменты и то, что неотвратимо его поменяло, привело к существенным переменам. Вроде бы вчитываешься, иногда размышляешь, но абсолютно ни черта не можешь понять. Понять и даже близко представить, каким был этот человек, что он пережил и что испытал. В голове все всегда складывается, очевидно, отличным от действительности образом, создается какое-то свое впечатление, воображение рисует разные картины, но всегда ложные, не те. Все потому, что нам трудно что-то вообразить, если сами не пережили подобное, трудно понять эмоции другого человека, хотя бы потому что у всех разное восприятие и взгляды на одну и ту же ситуацию, да и потому, что мы не особо пытаемся. И это… Правильно? Нормально? Естественно? Как-то так. У каждого своя жизнь, свои проблемы и концентрация лишь на себе и своем близком окружении. И, казалось бы, ничего удивительного в этом нет. Но все же, даже понимания это, мне все равно не по себе от осознания, что вся жизни человека, жизнь любого из нас, со всеми переживаниями, падениями и взлетами, маленькими и не очень катастрофами, важнейшими событиями, наполненными счастьем или печалью обычно умещается в несколько листов сухого текста формата А4, которые абсолютно ничего не могут передать.
Вот ты сидишь и читаешь эти отчасти нудные главы о ком-то, попутно пропуская особенно скучные и условно неважные моменты, и не ощущаешь почти ничего. Пропускаешь абзацы, стремясь поскорее добраться до сути, до основных событий, которые, обычно, везде одни. Вот он родился, детство провел в таком-то городе, поехал куда-то учиться, встретил кого-то, создал семью, завел ребенка… И даже близко не можешь себе представить и вообразить все то, что там творилось, все эти особенности, тонкости и переживание, хотя бы примерно осознать, какой была личность, чью биографию ты устало мусолишь, стараясь побыстрее дочитать. Мусолишь, не представляя масштабов, не имея возможности понять или помыслить, что значило то или иное событие, и что человек чувствовал, проживая его. Не осознаешь, как и сколько для него тянулись определенные годы, что было между ключевыми эпизодами, упомянутыми в его биографии, чем он занимался, что чувствовал и сколько всего еще происходило. Все обычно заканчивается предложением о смерти. Мол, умер от болезни или скончался в таком – то году. Предшествующую этому финалу боль, печаль или, не знаю, трагичность… никогда не описывают, никогда не упоминают. Да и если бы попытались, вряд ли бы из этого что-то вышло.
Кто-то любит есть рыбу с клубникой, у кого-то глаза необычного оттенка, кто-то имеет интересные пристрастия и экзотические хобби. Каждый по-своему реагирует на какую-то музыку, фильмы, книги. Каждый заключает в себе набор нюансов и особенностей, о которых мы, бывает, думаем с определенной гордостью. Все эти мечты, стремления, реакции на какие-то события, переживания, чувства, о которых не принято говорить. Все то, что делает нас нами… Умирает вместе с человеком навсегда. А вслед за этим постепенно исчезают фотографии, памятные вещи и люди, которые были нам знакомы. Некоторые избранные удостаиваются паре листиков сухого текста о важных (по мнению составителя) моментах жизни, а подавляющее большинство и того не удостаивается. И, если честно, я не знаю, что из этого лучше. И есть ли здесь это «лучше» вообще.
19 марта 2017
Письмо №0
В прихожей, около двери, висит странный и облезлый металлический лев. Я про него тебе писала, помнишь? Как-то очень-очень давно. Он висит там столько, сколько я живу тут, и примерно столько же меня пугает. Мы не снимаем его только потому, что он нравится папе, я же папе не нравлюсь совсем. Но это ничего. И тоже совсем. Дверь в мою комнату все еще с большущей дырой внизу, кажется, на тот раз это был молоток, она закрывается на полотенце, как и те, что были перед ней, дверные ручки у нас не задерживаются надолго, но без них даже забавнее, да? Я все еще несу с собой хаос и, сколько бы ни пыталась, вокруг волшебным образом почти мгновенно образовывается беспорядок. На стуле, в комнате, много одежды, потому что удобно, потому что я никак не приучусь вешать все сразу на место и потому, что Барсик очень любит ложиться на этот ворох. Он все еще очень красивый, очень рыжий и очень классно мурчит. На моем столе творится сущий ад. В коробке куча новых прекрасных блокнотов и книга, которую мне подарил мой преподаватель по философии, над ней какие-то баночки, волосатая расческа, таблетки в неограниченном количестве и кот, которого я недавно сваляла из шерсти. Там, рядом, разбросано много разноцветных листиков, я все еще пишу на них какие-то дела, чтобы не забыть сделать и успеть что-то в определенный срок, но все еще забываю и делаю в последнюю минуту. Это только то, что бросается в глаза, как и прежде, я совсем не люблю убираться, умею и не люблю готовить и вообще из меня никудышная хозяйка. Кажется, что ничего не изменилось. Но только кажется. На кровати, около подушки, лежат наушники и книга. Я никак не начну ее читать. Как-то не читается совсем и уже больше года. Но я всегда кладу ее рядом с собой перед сном, видимо надеясь, что так скорее соберусь. Распечатанные картинки, как сказала Наташа: «с кровью и убийствами» все еще на шкафу. Не совсем с кровью и убийствами, конечно. Просто то, что близко, а все, что близко, какое-то всегда грустное. Около них висят фотографии и одна спрятана. Ее совсем не видно, я никому про нее не говорю и никому не показываю, но приятно осознавать, что она там есть. Жаль, что скоро все это придется снять. Даже эту, секретную. Потому что пора.
У меня откололся зуб недавно, и я совсем не хочу идти к стоматологу. Странно, но мне уже не так страшно, как было раньше, но все же. А еще, недавно, мама выбросила старый кактус и больше ничто не впитывает излучение или отрицательную энергию или… что там они впитывают? Может, ничего. Я постоянно на него натыкалась и поэтому сейчас странно, что его нет, и больше ничто не колит мне пальцы, ну, кроме иголки для валяния, которой я укололась уже раз десять минимум. Где-то месяц назад я перевесила семейный портрет на стену около двери. Теперь рассматриваю, когда не могу заснуть, и, знаешь, я все еще ни на кого не похожа. А еще я недавно захотела нежно – голубое пальто, чтобы быть, как зефир. Думаю, было бы здорово быть, как он.
