За всю войну он не получил ни весточки из дома, каждый день он доставал из гимнастёрки истрёпанный листок; а душа была полна необъяснимой тревоги... Разве мог он знать, что ещё в 1942 году в его родную деревню вошли немцы и за помощь партизанам, согнали всё население в старый сарай на краю деревни: стариков, женщин и детей, и подожгли. Никому не удалось спастись. Сама деревня была сожжена до тла, остались одни головешки.

   Такой деревню увидели выжившие после войны мужчины. Такой её увидел и Михай. В правлении ему рассказали, что случилось с жителями деревне. Он до конца не верил в случившиеся, пока собственными глазами не увидел не догоревшие головешки домов и других строений. Долго разрывал тишину крик раненого от горя мужчины, он затихал лишь на время и опять раздирающие душу рычание до хрипоты, пугало животных и птиц.

Михай не знал, как ему дальше жить, куда идти. Война отняла у него самое дорогое. Все ради чего стоило жить, было разрушено. Он ходил в лес, могилки Донки и Джофранки были не тронуты, а от его жены и детей не осталось даже горстки пепла, всё было стёрто временем. На месте сарая он собрал горстку земли в кожаный маленький мешочек и повесил на шею. Здесь его больше ничего не держало, кроме горьких воспоминаний, отдающих щемящей, ноющей болью. Цыган, ходил из деревни в деревню, нанимаясь пасти колхозные стада, пока не оказался в местной деревни - Неверово. Здешние места приглянулись одинокому, с глубокой раной в душе мужчине и он остался здесь навсегда. Ему нравилось пасти лошадей, он любил этих гордых, отзывающихся на людскую доброту животных. В них он порой находил то, что не видел в людях. Он перегонял стада с одного пастбища на другое, находя для своих любимцев, лучшие сочные, душистые луга. Старый цыган научился понимать язык животных, он часами мог рассказывать о своих питомцах. Эта страсть к лошадям передалась и Николе. Он утвердился в мысли быть пастухом. После случившегося, юноша не ожесточился, отлежавшись, он лишь еще больше, замкнулся в себе.

   На пастбище прискакал деревенский мальчишка, передав просьбу матери, вернуться домой, и, что отец не держит на Николу зла. Парень простился с цыганом, пообещав, очень скоро вернуться.

   Пришла осень, за ней зима. Зимой

   Аурика все больше проводила дома, зимой в лес не пойдешь, а другой у нее дороги не было. Она сидела в теплой натопленной избе и слушала бабушкины рассказы. Марфа многое знала и помнила, она была интересной рассказчицей, лишь не касалась темы о родителях внучки. Девушке нравились бабушкины рассказы о войне, где Марфа была санитаркой и на своих плечах, с поля боя вынесла ни одного раненного солдата. Пока болела старая женщина, ей требовалось больше внимания, что не позволяло внучке проводить время на улице, в тихую, мягкую погоду, без суровых морозов.

   Девушка выходила зимой на улицу, чтобы набрать на колодце воды, во дворе у них не было колодца. Как - то шла она зимой, за водой, утопая в сугробах, после только что, выпавшего за ночь снега. Из труб домов струился сероватый дымок и в воздухе стоял запах домашнего уюта. Погода была на удивление хороша и тиха. Навстречу мчались сани, запряженные в красавца жеребца, черной масти.

   - Дави, лешачиху, - услышала она голос, доносившейся с саней. Она узнала его, он принадлежал задиристому Ивану, друзья сидевшие в санях поддержали его смехом. Аурика, ели успела отскочить в сторону, того и гляди, чуть не зашибли. Она встала, стряхивая с себя снег, обижено посмотрев в сторону удаляющейся шумной, беззаботной компании, хорошо хоть вёдра были пусты.

   Летом Аурику забрасывали камнями, а зимой и вовсе несносные мальчишки не давали прохода, забрасывая ее снежками. Ну, хоть со двора не выходи. Девушка, с какой - то жертвенной покорностью принимала удары судьбы, повзрослев, она смирилась со своим положением в обществе, видно доля ее такая, быть отверженной среди людей.

   Болезнь бабы Марфы не утихала, она как-то сразу осунулась и постарела. Фельдшера в деревне не было и Аурика не знала, чем ей можно помочь.

   - Бабушка, родная, ты обязательно поправишься, мы с тобой еще на перегонки грибы собирать будем, вот увидишь,- говорила расстроенная затянувшейся болезнью Марфы, внучка, - бабушка ну ты же лечишь, помогаешь людям, почему себе помочь не можешь?

   - От старости милая, нет лекарства.

   Зима постепенно отступала, но лёд на запруде был ещё довольно крепок. Вот и вздумалось деду Степану порыбачить, и как не отговаривал его сын Фёдор, всё напрасно:

   - Нечего меня жизни учить, никак по более твоего повидал. Можа последний раз удочку закину, да подышу морозным воздухом.

   - Вот упёрся старый чертяка! Мать спросит, что скажу.

   - Пока с бабами в магазине не наболтается, сплетни не соберёт, да косточки не перемоют, домой не скоро попадёт. Я уж и сам дома буду.

   Не успел дед рыбы наловить, не далеко от берега в полынью провалился. Еле выбрался на берег. С утра морозец ещё держался, пока в мокрой одежде доплёлся до дома, морозом охватило.

   Хорошо сын Федька дома был помог ему мокрую одежду снять.

   - Что батька, надышался? На пей скорей,- протянул отцу в стакане самогону,- да полезай скорее на лежанку(русская печь) - и себе налил крепкой, свой стакан приложил к другому,- Твоё здоровье батя.

   - Матери не говори, запилит, оно может и обойдётся.

   - Ну, да, а фуфайку с валенками, скажу - выстирал.

   Но не обошлось, сильно захворал дед Степан, уже к утру сильно захужело ему, его била горячка, не дотронешься, от жара выгорал изнутри.

   - Какого лешиго понесло? Хрыч ты старый!- ругалась жена на мужа.

   - В больницу вести его надо!- предложила Мария.

   - Никуда не поеду!- упёрся дед,- сколько есть всё моё, знать на роду, так написано.

   - Мать собери чего ему, повезу в центр, может ещё не поздно.

   - Хай, умный такой, дома отлежится! Ишь чё удумал, сбежать от меня,- шумела баба Зоя.

   - Собери сказал!