Он злился, конечно, не на Лизу. Вот ещё, не пристало городовому тратить сильные чувства на обычных людей. Но, какого чёрта, ему что ли не может всё опостылеть в этой жизни. Вот с какой стати, например, эта надменная девчонка подвернулась ему под руку именно сейчас, когда и так тошно - ни своих, ни чужих видеть не хочется. А теперь ещё и разбирайся с задавакой, что с ней не так, чуйка-то городовая предательски диктует - назревает что-то неладное, тут ему сейчас, городовому, место.

   - Спасибо, что проводил, - Лиза остановилась. За тщательно сохраняемым в голосе равнодушием трудно было понять - насколько она слушала и слышала ли вообще его последние слова, но посмотрела в глаза открыто и по-доброму, кажется и не заметив глупого раздражения ШишТы. Или сделала вид, что не заметила. - Мне тут близко, сама добегу.

   Пока городовой соображал, что сказать, Лиза уверенно шагнула прочь.

   "Кретин, она же ничегошеньки не поняла, заморочил человеку голову". ШишТа сосредоточенно огляделся по сторонам, потянулся по ветру носом, словно по запаху можно было определить, чего и с какой стороны ждать. А пахло обыкновенно: всё ещё неостывшим городским асфальтом и совсем чуть-чуть вечерней свежестью, и зрелой июньской листвой.

   Городовой упрямо шагнул вслед за Лизой. За разговором они довольно далеко отошли от сквера. Впереди маячила слабо освещённая и безлюдная детская площадка, но вначале им предстояло пересечь узкую неухоженную канаву - очередной коммуникационный городской недодел. Через неё пролегала самостийная дощатая дорожка. На дне справа чёрным нутром зияла, то ли брошенная, то ли специально приготовленная для чего-то, огромная бетонная труба.

   ШишТа ускорился, почти догнав беглянку. "Пёс, это с одной стороны хорошо, ведь не станут же Ри из-за какой-то девчонки искажать пространство..." - едва подумал, и тут началось... Детская площадка впереди картинно вспыхнула красками, словно обрела внутреннюю подсветку. Но получила не яркую цветастость присущую таким сооружениям днём, а режущую глаза холодность исключительно синих и красных тонов. Простенькие формы детских конструкций неестественно заострились, гранёными теперь казались даже, что ни на есть, круглые элементы качелей, лестниц, домиков. За пределами площадки, напротив, сгустились сумерки.

   В воздухе вдруг родилось архаичное движение - словно тысячи микроскопических вихрей закружились вокруг. Щёлкающие металлом звуки всколыхнули тишину. ШишТа ощутил холодок страха в затылке, и не увидел, но почуял, как проявляются очертания чудовища за спиной.

   - Сюда, в трубу! - заорал он.

   Городовой схватил остановившуюся было Лизу за запястье и сильно дёрнул, увлекая за собой. Не глядя под ноги, протащил по грязи через мелкий мусор прямо к чёрному зёву трубы. Они влетели в неё коряво. Лиза за что-то запнулась и упала бы, но ШишТа умудрился подхватить её и мягко уложить на бетонный пол посередине трубы. Сам немедленно опустился на колени рядом и зашипел:

   - Только не двигайся! Только, пожалуйста, не двигайся. Эта тварь ничего не слышит, но реагирует на движение. Не шевелись, поняла?

   - Поняла, - дрожащим шёпотом согласилась Лиза.

   Мрак поглотил её силуэт, он только угадывался во тьме трубы, даже близкое лицо едва видно, и не ясно, поверила, поняла ли. У ШишТы у самого мурашки пошли по коже, и оставалось только надеяться, что девчонка не безнадёжно глупа и не из последних трусих.

   И тут мерзко зашуршало. В просвете трубы, прямо у них под носом проползало нечто. На затаившихся пахнуло парным теплом и запахом, трудно с чем сравнимым, въедливо керосиновым с примесью кислых щей. Слабо блеснула тёмно-лиловая шкура-чешуя. Причём, чем мельче, по ходу движения чудища, становились чешуйки, тем ярче и красочнее они блестели. Наконец, когда прошла, казалось, целая вечность, протащился хвост. Он завораживающе-плавно извивался, чешуйки на нём красиво переливались уже совсем светло-лиловым и издавали особенно раздражающие звуки, словно тёрлись друг об друга и лязгали ржавые металлические пластины.

   - Главное - не шевелится, - успокаивая Лизу, а на деле заглушая собственный страх, быстро зашептал ШишТа. - Это хрюга, драконоподобная тварь из межмирья. Это тебе не пёсик, - за просто так мне с ним не справиться. Но пока мы лежим неподвижно, он нам не опасен.

   - А может лучше и помолчать, - тонюсенько взмолилась Лиза.

   - Терпим и не шевелимся, а говорить как раз можно. Лучше конечно шёпотом, теоретически голос тоже создаёт воздушные вибрации, но ещё не было случая, чтобы хрюга на слух кого-нибудь поймал.

   Лиза лежала послушно-неподвижной совсем близко, но ШишТа все свои особенные городовнические чувства направлял вовне и поэтому почти не ощущал её присутствия - ни тепла, ни даже дыхания.

   - Холодно? - участливо спросил он, понимая, что сквозь тонкое летнее платье она всем телом обнимает холодный бетон трубы.

   - Потерплю. Он ушёл?

   - Не так скоро, но и долго его тут держать Ри не смогут, - соврал ШишТа. - Не волнуйся, я пойму когда тварь будет уходить.

   - Потому что ты городовой?

   Сипящий слабый голосок вызвал непроизвольное чувство жалости, и ШишТа заговорил с Лизой как можно мягче, как с маленькой девочкой.

   - Да, потому что я городовой. Не лесной леший и не выдуманная нечисть, которой надо бояться. Я не добрый и не злой, я обыкновенный городовой, совсем немножко другой, чем вы - люди.

   - А Ри, они тоже городовые? - Лиза теперь шептала вообще едва слышно и, наверное всё же замёрзла, ШишТе показалось, что она мелко дорожит.

   - Ри, да, есть и городовые, и лесные, и даже водяные, и горынычи... я тебе много могу про них рассказать, но как-нибудь потом, ладно?.. - но даже понимая, что нельзя ослаблять ментальную слежку за хрюгой, ШишТа продолжил объяснять. - Понимаешь, Лиза, однажды моим сородичам Ри вдруг пришло в голову, что обычных людей на Земле стало слишком много, и слишком они глупы, и вообще, пора уже на них как-то влиять. Ну, а истинный жизненный путь для всех знают, конечно, только Ри.

   - А при чём тут я? Зачем они натравили на нас этого хрюгу?