И тут, о чудо, возникает Пухов. Мой брошенный дружок и бывший однокурсник. Нисколько не изменился, словно и не прошли с нашей последней встречи эти пять месяцев. Большой беспечный, с безмятежной миной на добродушном лице, ковыляет в мою сторону от остановки. Чудо. Сближаюсь медленно, боясь спугнуть удачу.
Разок оглядываюсь. Тётки уже подходят к арке. Мужик оттуда продолжает что-то неразборчиво бубнить. Несколько человек отделились от ожидающих на остановке и переходят дорогу, явно заинтересовавшись происшествием.
Наконец, можно действовать и мне.
- Привет, Пух! - придаю голосу умеренную радость, но говорю тихо, так чтобы слышать мог только Вадим.
Тянусь и обнимаю парня за шею. Мне безразлично, что не вижу в глазах и тени узнавания. Конечно, полгода - целая вечность. И когда он, влюблённый таскался за мной, я была совсем другой. Походила на нормальную девушку - носила воздушные светлые платья и заплетала пшеничные косы. Сейчас у меня вместо них бурый жёсткий ёжик на голове, а тело сделалось угловатым и жилистым от постоянных уличных тренировок. К тому же, оно по боевому закамуфлировано потёртыми старыми джинсами да безликой серой майкой. Но я Пухову опомниться не позволяю. Обнимаю уверенно за бычью шею и чмокаю куда попало в мягкую гладко выбритую физиономию. Подаренной Городом чуйкой знаю, что та тётка снова выцепляет меня взглядом. Хорошо, теперь можно.
Пульс не желает замедляться, но я стараюсь дышать ровнее. Даже успеваю оценить новый аромат, исходящий от парня. А пахнет от Пухова дорогим парфюмом, благополучием и спокойствием от него тянет, нормальной жизнью. Слегка отстраняюсь, давая спасителю перевести дух. Но руку с широкого плеча пока не убираю.
- Совсем не узнаёшь, Вадим? Это же я, Соколова.
Сощуриваюсь, стряпаю самую соблазнительную улыбку, на какую в эту минуту способна. Он не должен слышать бешеный стук моего сердца, и на левую обмотанную руку тоже не должен смотреть.
- Ка-тя! - натужно выдыхает и растерянно моргает верзила. Это Пухов-то, который не знает, что я в насмешку над ним назвала Пухом дворового кота? Это слоноподобный недотёпа, который раньше и помечтать не мог о моём поцелуе? Ладно, имеем то, что имеем.
Осторожно выпускаю его из рук. Продолжаю глупо улыбаться. В конце концов, это пробивает его нелепое непонимание, и Пухов несмело тоже улыбается мне в ответ. Хорошо, большего мне для спектакля и не нужно.
- Ты извини, Вадим, я спешу, - шепчу мягко и доверительно. Беру на минуточку опять его большую тёплую ладонь в свою. - Давай созвонимся как-нибудь, поболтаем?
- Так ведь...
- Пока, пока.
Вроде бы получилось. Со стороны - мы прощающаяся, воркующая пара, - то, что надо. Пячусь, дарю бывшему ухажёру прощальный жест ручкой и быстро ретируюсь. Мимо остановки, в тень тополей, в недра ближайшего двора. За спиной всплыл протяжный вой полицейской сирены, но это уже не моя история. Я снова неприметна людям, Город спрятал меня, растворил в себе.
***
Утро серое и тоскливое, будто уже осень. Что ж, выворачивает-то так? Я оболочки мразей жрать не умею как Пух. Да и не убила я эту сволочь, только ранила. Зато жива девочка, что показал мне вчера Город. Маньяк уже чувствовал кураж, а мы с Городом прочитали его, но... я не справилась, не убила. И Город хотел, и я, но не убила. Поэтому что ли меня так колбасит сегодня?
Да если б я могла считать его мысли до этого, если бы Город показал мне, что эта мразь уже сотворила когда-то, так я бы давно отыскала его. И, возможно, раньше злости во мне было предостаточно для точного удара. А теперь, что, нет? Не знаю. Уже не знаю. И до конца мне Город не понять. Я просила у него тех, своих ублюдков, а он отдал кого захотел. Ещё и не справилась. Обидно, стыдно перед Городом.
Живот скрутило. Я скрючилась, сминая простынь, выталкивая с постели на пол не согревающее одеяло. Больно, гадко, надо срочно забить чем-то голову. Попыталась привычно притянуть обиду и злость, вспомнила об отце.
Да, он упрямо обивал полицейские пороги целый месяц, а может ещё и потом, я перестала следить. Просто устала смотреть, как всякий раз он возвращался с одинаково потерянным взглядом и надеждой, что я этого не замечу. Уже через неделю научилась радоваться тому, что с нами больше нет мамы, и хоть она не видит отца таким.
Знаю, что если бы была хоть какая-то надежда найти и наказать ублюдков, отец бы не сдался. Но, всё же, мне стало намного легче, когда он перестал ходить и начал пить. К тому времени я уже могла читать людей. Ну, как читать, город учил меня по-иному чувствовать и замечать, то, на что обычные люди просто не желают смотреть. Быть внимательной - не так уж сложно. Не думаю, что в этом есть что-то уж вовсе невероятное. Да, только через слияние с Городом приходили особые детали, например, знание о каком-то конкретном событии, подсказка о том, когда и где оно произойдёт. Но обострённое чувство опасности и острую сопричастность ко всему, что окружает, живому и неживому, вырастила свои собственные.
***
"Убийцу всегда тянет на место преступления" - опять выскочила из закоулков памяти киношная фраза. Глупость, легко выметнула её вон. Какое преступление? Мразь он был, а не человек. Да и не убила я его. А тут, на месте, ничего от маньяка не осталось. Город слизал черный след нашей стычки сразу же, замыл дождями, развеял ветром. И Город простил мне промах. Наверное. А я не отстала от маньяка, подкинула анонимку в полицию. На этот раз ребятам просто пришлось поработать. Не зря я шастала к гаражам, не зря срасталась с Городом. Улики о первом преступлении твари нашлись железные. И раскололась мразь сразу, едва его отыскали в больнице и задали первый вопрос. Мерзавца словно распирало содеянное, словно только и мечтал - кому рассказать. Даже прославился, по новостям красовалась сволочь. Мразь - она и есть мразь, зря я его не убила.
А под аркой прошла только потому, что так ближе всего. Девочку он собирался подкараулить где-то тут, за крайней девятиэтажкой. Примеривался, вынюхивал неделю назад, а произойти должно было всё сегодня. Это я тогда чётко уловила. И образ девочки, и что вот этой вот дорожкой, и в это время должна сегодня пройти я тоже читаю.
