Прохлаждаться некогда. Наклоняюсь и тянусь, чтобы на прощание почесать Пуха за рваным ухом. Мяргает от удовольствия, но не прерывает начатого занятия, с показным рвением продолжает вылизывать лапу. Знаем такой приёмчик - защита от людского безразличия. Вы, мол, хоть гладьте, хоть не гладьте, не больно-то и надо, - я сам по себе.

   Встаю и топаю в самую ненавистную мне часть города. Но после общения с Пухом хотя бы дышится легче, идти смелее. И жара ни при чём, и тополиный пух, и запах кислых щей из ближайшего подъезда - ни при чём. Всё это мелкие детали, изменчивые и быстро проходящие в большом городе. Считываю другое - моё время пришло, а ещё тягостную грусть Города. Она томит и мает, не просто, как июньская жара, а по-особенному знойно, как перед сильной грозой. Печаль читается и в притихшей листве сквера, и в обожжённых солнцем стенах домов. Что-то мрачное и скверное вызревает в каменных недрах против воли моего Города. Ему это не нравится. И мне.

   Значит выбора нет, значит сегодня я сделаю то, к чему мы с Городом готовились. Не хочу, но сворачиваю в узкий старый двор. Выхожу вдоль короткой аллеи из корявых, коротко пиленных тополей к безлюдному почти заброшенному людьми гаражному массиву. Начинает подташнивать, в висках гулко молотит пульс. Столько раз приходила сюда, а сколько сил положила на бой со страхом - впустую. Он словно повсюду тут, въелся в железо и камень гаражей, и в воздух, и в тополя. Как мерзкий голодный клещ ждёт, но не всякую жертву, а исключительно меня.

   Обречённо бреду сквозь тоннель из гаражей. Борюсь как Пух с тошнотой, глушу воспоминания. Пульс всё злее. Не оглядываюсь, а ведь почти уверена, что череда железных ворот беззвучно смыкается за спиной. И гаражи хохочут, издевательски лыбятся разводами выцветшей старой краски. Тех сволочей здесь нет и не будет уже никогда. Но гаражи помнят, как принимали и укрывали мерзость, помнят не хуже меня.

   Наконец повсюду, в пространстве и во мне, оживает Город. Не знаю другого способа, только тут, путём боли и страха я могу так крепко слиться с ним. Огромный всевластный дух обнимает меня. И мир меняется - я снова часть Города, мы едины как в первый раз. Я - облако, мгновенно вижу и понимаю многое из того, чего не могут знать обычные люди.

   ***

   Я нашла его на другом конце города, около четырёх дня. Вовремя. Район мне хорошо знаком, впрочем, как и все остальные в городе. Энергетическая тень - мразь, а не человек. И нет нужды следить за ним. Намерения очевидны, а место и время мне открыты Городом. Давно охотится, гад. И не в первый раз. Почему Город не показал раньше? Я была не готова? Конечно, я искала не его, но он такой же - одна из тех масок, такая же мерзость. Подобные твари не должны жить, дышать воздухом моего Города.

   Беру в киоске пломбир. Медленно слизываю сладкий холодок, присев на широкой чёрной трубе тротуарного ограждения. Обдумывать особо нечего, к тому что случится, я готова. Мы с Городом готовы. Но внутреннее напряжение звенит, не отпускает.

   Сегодня часть воспоминаний там, у гаражей, успела таки пробиться. Всплыл отчётливо тоскливый жалящий взгляд отца, когда врач говорил мне, глядя куда угодно только не в глаза: "Надо, Катюша, медицинское освидетельствование пройти надо". Болезненно, почти как тогда, потянуло жилы безнадёгой. Захотелось взвыть. Почти осязаемо, царапая по нервам, вырвалась из памяти щенячья жалость не к себе, а к тогдашнему отцу. Вспомнилось, как в тёмном казённом коридоре быстро и безнадёжно таяла самая большая надёжность в мире. Отец становился даже не обыкновенным, а пустым и холодным, как чужие ничего не значащие люди.

   А себя тогдашнюю почти не вижу. Остались одни сколы из нелепых действий и ошмётки чувств. Как, например, досадливая щекотка в висках от людских голосов. Как раздражение от бессмысленности их слов. Зачем? Для чего? Или одежда, ровно не своя - шершавая, жёсткая, что бумага, и тело под ней холодное и липкое, как леденец.

   ***

   Время пришло и я нарочито лениво шаркаю кроссовками в сторону нужной арки. Мразь вышла на охоту, и мне пора. Душа леденеет и консервируется, как то мороженое в холодильнике. Правильно, таять и растекаться будем потом.

   Передо мной идёт мужчина средних лет. Одет прилично. Высокий, складный - обычный городской пижон. Но фасад обманчив. Он задумал чёрное, он всё решил. Только Город прочёл его и рассказал мне. И помешать сегодня могу лишь я.

   Быстро и бесшумно нагоняю как раз посреди каменной утробы. Глубокая арка расположена удачно, на стыке крайних перед оврагом домов. Короткий резкий взмах правой руки, бью в спину но... чуть выше чем надо. Как? Почему? Движение было давно выверено и отточено. "Почему?!" Заточка пронзает мужскую плоть легко, глубоко ранит, но не там где нужно. Мир искажается, и мысли, и действо замедляются. "Как же так?" Ведь я была уверена в том, что бить необходимо и к удару подготовилась. Думала, что подготовилась. Успеваю выдернуть инструмент.

   Мужчина стремительно оборачивается. Тянет жилистую пятерню. Ловко перехватывает вооружённую руку. Сопротивляюсь. Мразь дёргает, и острый край заточки прокалывает на целый сантиметр моё левое запястье. Но у сволочи недостаточно сил, он быстро слабеет, а я хорошо подготовлена. Выскальзываю из-под его тяжёлой хватки, опасная железка снова моя. И хочу ударить, но... отчего-то цепляюсь за взгляд мерзавца. Уже и не взгляд, а помутневший омут какой-то, за слезой пеленой. А смотрит это мутное болото на меня по-стариковски, умоляюще-беспомощно, словно молится.

   И я-то не собираюсь щадить, да рука с оружием сама опускается, а мразь закатывает глаза и спасительно валится на асфальт. Время упущено. "Да что я... Зачем?" Но поздно, поздно... Прячу железку в специальный пакет, запихиваю в карман. По раненой левой руке начинает струиться кровь. Стягиваю тонкий жилет, который одет был по жаре ради капюшона. К чёрту прикрывать лицо, главное спрятать раненое запястье. Одну полу жилета туго наматываю на порез, вторую стараюсь набросить небрежно. Прижимаю нелепый наворот с жилетом к животу, будто просто придерживаю одёжку. Всё это проделываю на ходу.

   Город научил, время было рассчитано, но я замешкалась с рукой и с мыслями дурацкими "поздно - не поздно". И убралась с места довольно быстро, но неладное всё равно началось. Попался прохожий, идущий в сторону арки. "Чёрт, чёрт!" - кусаю обветренные губы. - "Как не удачно-то". В пяти метрах, через дорогу разговаривают две тётки.

   Быстро перебегаю через улицу на красный свет, хорошо хоть, улица узкая и машин почти нет. Ещё пара секунд и раздаётся хриплый вопль мужика из под арки. Тётки растерянно оглядываются. Они ещё решают что делать, но одна задерживается за меня взглядом. Я на открытом месте. Рядом кафе, но с вывеской "закрыто" на двери. Впереди, метрах в тридцати, остановка. Там тоже есть люди. Плохо, очень плохо.