– Мам… – Нила вздохнула. – Мама, ну ты… ты же знаешь, я у тебя мишигинер, с математикой не очень…

– Чтоб я этот дворовый идиш не слышала! Твоей четверки вполне достаточно, чтобы сдать экзамен. Отличная работа. И нефтяная промышленность – это деньги всегда. И работа всегда. И карьера, что мне и не снилась.

Женька была права – элитный техникум, да еще и во время войны, открывается! Нефть и газ будут очень нужны, а специалисты в этой сфере еще больше.

Нилочка смотрела на белый лист и за каких-то десять минут стала такого же цвета. Она ничего не соображала. Эти задачи на вступительном экзамене в звездный нефтяной техникум были как текст на таджикском – буквы знакомые, а смысла не понять. Да и откуда взяться знаниям, если она почти два года не училась. В сентябре сорок первого после двух недель учебы начались бомбежки. Женя велела сидеть дома, потом – оккупация. Идти в школу или нет – непонятно. Все ждали, что вернутся наши. Нила в свои четырнадцать взвалила на себя весь быт, пока мама подрабатывала официанткой в ресторации тети Лиды в две смены, чтобы хоть что-то заработать. Богатая родственница не особо помогала младшей сестре. Нила тоже хотела пойти помогать – не в ресторан, так хоть на кухню посудомойкой, но мать не пустила.

– Хочешь, чтоб эти твари тебя по кругу пустили? – прошипела Женька дочери.

– Мама, я ж на кухне… Та ко мне и подойти близко страшно. Я ж сама себе воняю.

По маминому завету сорок первого: «Воняй! Воняй, чтоб на тебя не позарились», Нила стала есть… лук. Ее ослабевший от постоянного голода организм сам выбрал единственный доступный источник витаминов. Она с удовольствием грызла луковицы, как яблоко, если конечно, удавалось их добыть. Но Женя Косько была непреклонна.

Вот Нилка и стирала, убирала, варила какие-то пустые супы, не только на их внезапно маленькую семью, но и на румынских квартирантов. Еще в ее обязанности входило присматривать за братом, но за ним разве уследишь – рванет с пацанами с утра за ворота, и откуда столько сил на беготню… Спасибо, что хоть сам вечером возвращался.

В сорок третьем жить стало чуть вольготнее, и мама чуть не силой вернула ее в школу. Правда, теперь школа называлась гимназией, и в расписание добавили Закон Божий, который вел настоящий батюшка. Идти к малышам вымахавшей шпале Нилочке не хотелось, да и Женя настаивала – иди по возрасту, – там нагонишь… Ничего она не поняла и не нагнала, но аккуратно списывала невероятным каллиграфическим почерком с завитушками. С математикой было совсем туго, но у Нилки Косько был туз в рукаве – врожденная феноменальная грамотность. Она писала не просто красиво, а безупречно и орфографически, и синтаксически. Так и менялась в классе. А договориться с любым она могла не хуже тети Ксени.

Борьке действительно поперло – на следующий день к нему привели двух закопченных узбеков, местных кузнецов, и одного очень интересного дедушку – чеканщика. «Старшой» был уже в хоздворе и без предисловий сказал, вернее скомандовал: – Вот тебе твоя артель, покажи-расскажи свои задумки, поглядим, чего хорошего в них…

Борька задал единственный вопрос: – Как я с ними объясняться-то буду? Они ж ни бельмеса по-русски не понимают.

– А им и не надо, есть у меня нужный человек, в технике понимает, язык знает. Вот он тебе в помощь, – и ткнул пальцем в стоящего поодаль мужичонку в знакомой косоворотке и очках. Борька узнал четвертого, что был на первой встрече и сидел во главе стола, но стул у него был без подлокотников.

«Ого, мои шансы растут, своего подручного мне в толмачи определили», – мысленно порадовался Боря, и взяв уголек, принялся прямо на стене кузни рисовать выпарочный котел и схему печки. Получалось довольно коряво, что вызвало много ненужных вопросов у потенциальных исполнителей. Наконец после бесконечных уточнений и повторов прозвучало риторическое «якши», Борька попросил воды и утер взмокший лоб:

– Ох и тупые же эти пастухи… – в досаде поделился он с «четвертым».

– Э нет, не скажите, батенька, тут тупые не задерживаются надолго, напрасно вы вот так… Просто дело для них новое, печки они практически никогда не клали и казан с плоским дном такого размера и формы для них внове, так что дождитесь результата, а уж потом крестите их, если будет причина, – ответил спокойно и невозмутимо № 4 и продолжил: – Давайте знакомиться, я – Петр Ильич Сметницкий, местный агроном.

– Ого… Петр Ильич, агроном??? В этакой-то глуши? – моментально отреагировал Вайнштейн.

– Ну что ж, жизнь нас забрасывает… На все воля Божья… – неопределенно и так же невозмутимо ответил собеседник и, пожевав губами, видимо, решаясь на какой-то важный для себя шаг, продолжил:

– Вы вот тоже не из аула сюда попали, с самого Крыма, а одежка-то на вас европейская была, оборванная, грязная, покрой хоть и не знакомый мне, но не татарская, нет-нет, далеко не татарская. В колхозе, где я служил по специальности, было много татар, так что насмотрелся я на них, кое-что понимаю в их укладе и быте.

– Так с чужого плеча одежка-то и документы чужие, я ж ничего не скрывал, ты сидел за столом и не мог не слышать мой рассказ, – начал закипать Боря.

– Милейший, я человек старой закалки и не терплю когда мне тыкают, я с вами гусей не пас и попрошу держаться в рамках приличия в разговоре со мной, в противном случае вынужден буду отказаться от общения с вами.

– Ой-ой, какие мы важные и обидчивые, уж не из недобитков ли буржуйских будете? – не преминул съязвить Борька и нарвался на стальной немигающий взгляд безобидного на первый взгляд селянина.

– Именно, именно из них, недобитых, выживших вопреки всем расстрельным декретам картавого, решениям большевистской партии и Зверя в человечьем обличье! – гневно выкрикнул агроном. – Я, приват-доцент Петербургского университета, ученик профессора Стебута Ивана Александровича, соавтор его эпохальных трудов – двухтомника «Основы полевой культуры и меры к ее улучшению в России», трехтомника «Настольная книга для русских сельских хозяев». Мы сделали переворот в науке, который дает возможность увеличить урожайность в десятки раз на тех же площадях посевной земли!!! Только востребовано это оказалось в конопляно-опийном хозяйстве у трех малограмотных казаков, а большевикам это почему-то оказалось не нужно, оказывается, выгоднее покупать зерно за океаном за золото и драгоценности Эрмитажа, иконы и жемчужины культурного достояния своей родины!

– Есть еще конопля? Кроме мака, есть и конопля??? – моментально вклинился в паузу в гневном монологе Вайнштейн.

– Тьфу!!! Что ж вы за человек такой, а?.. Вам о сокровенном и наболевшем, а вы… хотя… ну да, ну да… Хомо хомине люпус эст… все время забываю…

– Чего??? – пришла очередь удивится Борьке.

– Латынь это, милейший… Читайте умные книги, там много чего интересного… даже для вас найдется. Засим позвольте откланяться, когда возникнет надобность в вашем присутствии здесь, я пришлю за вами кого-нибудь, а сейчас возвращайтесь к себе, не смею задерживать, – не преминул еще раз щелкнуть по носу заносчивого Борьку его новоиспеченный полудруг-полуначальник.

Через три дня все было готово, и Вайнштейн не мог не отдать должное местным умельцам – все исполнили в точности, как он говорил, размер каменной нагревательной плиты и плоского огромного то ли казана, то ли глубокого противня совпадали идеально. Не обошлось и без неожиданностей – наверху у всех новых печей был поворотный колпак с флюгером и по две задвижки вместо привычной одной. На недоуменный взгляд Бориса агроном ответил:

– Такие задвижки есть на всех печах сушки зерна для регулировки тяги, а колпак с флюгером, чтобы исключить обратную тягу… это, батенька, Петербургский университет, если понимаете, о чем я, собственно… Нас учили не только землю пахать, но и многому другому.

– Угу, вы только тюки с сеном подальше от своих чудо-печей оттащите, а то сгорим все разом, если искра из трубы на них попадет, – не остался в долгу Борис.