Все это я видел уже не раз.

Пока вечеринка гремела где-то за моей спиной, я зашел по пояс в воду и, преодолев несколько сот ярдов мелководья, поднял со дна крабовую ловушку, где сидел злющий голубой краб. Насадив его на средних размеров круглый крючок, я забросил леску с грузом на глубину. Минут через двадцать леска натянулась и зазвенела. На крючок попался крупный красный горбыль, или, как его называют в тех краях, «барабан». Как у большинства рыб, обитающих в богатой танинами воде рек Сент-Джонс и Сент-Мэри, его чешуя отливала темной бронзой.

Красный горбыль очень вкусен. Ужином я себя обеспечил.

За ужином я наконец-то принял решение развеять прах друга у края мира.

Отвезти его туда я собирался, не вынимая урны из оранжевого контейнера.

Я уже говорил, что водонепроницаемый, ярко-оранжевый, исцарапанный «Пеликан» Дэвида совершил со своим хозяином, наверное, несколько кругосветных путешествий, так что еще одна поездка вряд ли могла ему повредить. Мне даже казалось, Дэвид был бы этим очень доволен. Кроме того, если бы случилось непредвиденное и мой «Китобой» набрал бы воды и затонул, контейнер мог бы послужить резервным плавсредством и спасти мне жизнь, что сам Дэвид умел делать очень хорошо. Конечно, я надеялся, что обойдется без этого, однако путешествие на юг, которое мне предстояло совершить, подразумевало, что мне придется преодолеть несколько сотен миль в довольно бурных водах, которые не прощают ошибок. Именно поэтому мне и нужно было тщательно продумать все мелочи, предусмотреть любые опасности, как делают это в авиакомпаниях: «В случае разгерметизации салона пассажирам необходимо немедленно надеть кислородные маски» и т. п. Никакая маловероятная, но возможная случайность не должна мне помешать.

Почти сразу я решил принайтовить оранжевый контейнер на носу моей лодки. Дэвид любил, когда ветер бьет в лицо, да и я буду постоянно его видеть.

После ужина я собирался приготовить «Китобой» к дальнему переходу вдоль побережья, однако вместо этого почти час сидел, глядя на оранжевый контейнер и размышляя о том, сколько раз я видел, как Дэвид делает то, что он умел лучше всего. А лучше всего он умел менять вещи или ситуацию к лучшему. Несколько лет назад я назвал свою лодку «Улетевшие Фантазии». Почему – это касалось только меня. Дэвид сказал, что это глупое название. На это я ответил, пусть, мол, заведет свой катер и называет как хочет, а я название менять не собираюсь. Кажется, он понял, в чем дело, потому что настаивать не стал, но с тех пор я очень редко называл свою лодку этим выдуманным именем, пользуясь вместо него наименованием фирмы-производителя: на мой взгляд, «Бостонский китобой» тоже звучало очень неплохо, хотя ни к Бостону, ни к китобойному промыслу я не имел никакого отношения.

В конце концов я все же сменил масло в двигателе и поставил гребной винт с несколько бо́льшим углом наклона лопастей, что снижало количество оборотов в минуту при движении с высокой скоростью. Таким образом я надеялся сберечь топливо и увеличить максимальную скорость моей лодки до пятидесяти пяти миль в час.

Закончив с этим, я вернулся в дом, чтобы убрать с рабочего стола все бумаги и наконец сделал одно дело, которое откладывал изо дня в день, – я наконец-то составил электронное письмо, писать которое мне очень не хотелось. И еще одно – точно такое же. Как, какими словами сообщить человеку, что тот, кого он любил, умер? Не думайте, будто у меня есть ответ на этот вопрос, но, как бы там ни было, письма были готовы. Некоторое время (почти час, если быть честным) я сидел неподвижно, глядя на экран ноутбука. Телефонный звонок в данной ситуации был бы лучше, да и те, кому я должен был сообщить страшные новости, заслуживали именно звонка, но на это у меня не хватало мужества. Я не был уверен, что сумею совладать со своими эмоциями. В конце концов я нажал кнопку «Отправить», быстро выключил ноут и телефон и уже собирался отключить все электричество, когда в двери часовни кто-то постучал. Звук отразился от массивных дверей, пересек намокшую после дождя лужайку (только сейчас я заметил, что над островом прошелестел легкий дождь) и ворвался в распахнутое окно моего рабочего кабинета на втором этаже амбара. Я уже говорил, что на мой остров можно попасть только по воде, поэтому гости появлялись на нем достаточно редко. На всякий случай я немного подождал. Спустя несколько секунд стук повторился, но на сей раз я услышал еще и приглушенный женский голос.

Нет, не женский. Судя по его тембру, это была совсем молодая девушка, почти подросток.

Я натянул рубашку, спустился вниз, выскользнул из амбара, прокрался босиком по краю лужайки и остановился у нее за спиной. Она была очень красива, я понял это, даже глядя на нее сзади.

– Здравствуйте. Вы ко мне? – проговорил я.

Она подпрыгнула на целый фут и приземлилась на корточки, негромко вскрикнув от испуга. Испуг, впрочем, сразу прошел, и она негромко, с облегчением рассмеялась, как только я сделал шаг в сторону и оказался в свете горевшей над крыльцом лампы. Выпрямившись во весь рост, девушка промолвила, показывая на меня пальцем:

– Нельзя так подкрадываться к людям! Вы меня до смерти напугали – теперь мне действительно хочется в туалет. У вас открыто?

Я обратил внимание, что ее палец устремлен не прямо на меня, а куда-то в область моего левого уха, да и язык у нее заметно заплетался, отчего речь девушки звучала несколько невнятно.

Я отпер замок и распахнул тяжелые дубовые двери. Сработали датчики движения, часовня осветилась, и я получил возможность рассмотреть гостью внимательнее. Я не ошибся, передо мной была очень красивая молодая женщина. Лицо как с обложки модного журнала. Ноги бегуньи. Прокачанная пилатесом фигура. К узким босым ступням прилипли песок и глина. Над головой она держала пластиковый дождевик, защищавший голову и плечи от дождя.

Неуверенно рассмеявшись, девушка сказала:

– Вы действительно напугали меня ну просто до черти… – Сообразив, куда она попала, девушка осеклась и даже зажала рот ладонью. – Простите, я хотела сказать… Я не ожидала, что вы подойдете так тихо, вот и все. Извините.

Я узнал в ней одну из девушек с катера, танцевавших на песчаной отмели пару часов назад.

Стряхнув воду с дождевика, она сделала шаг вперед, оставляя на полу грязные следы. Одета она была довольно вызывающе: коротко обрезанные шорты, купальный лифчик плюс пирсинг в носу, в ушах и в пупке. Глаза подведены черным, длинные ресницы производили впечатление искусственных. Пахло от нее дымом, но не сигаретным. Возможно, это была сигара, но я в этом сомневался. Тонкие пальцы нервно крутили пройму бикини на шее сзади. Еще шаг – и девушка вдруг совершила стремительный танцевальный оборот. Возможно, ей хотелось оглядеться, но мне показалось, что это движение было для нее естественным, привычным. Не исключено, что в детстве она серьезно обучалась танцам. Длинные черные волосы с синеватым вороновым отливом явно были крашеными, причем сравнительно недавно. Недавней была и татуировка на пояснице чуть выше пояса шортов: кожа вокруг рисунка едва заметно покраснела.

Дождевик, несомненно, принадлежал мужчине и был велик ей на несколько размеров.

– Вы позволите? – спросил я, показывая на него, но девушка перекинула сложенный дождевик через руку.

– Ничего, я справлюсь, – ответила она, и я невольно подумал, уж не вызвана ли эта внезапная вспышка недоверия мужчиной, который дал ей этот плащ.

На вид моей гостье было лет пятнадцать. Возможно, шестнадцать, но я в этом сомневался. У нее был взгляд человека, который пережил несколько непростых лет и теперь с вожделением взирает на лежащий перед ним бескрайний мир, полный удовольствий и соблазнов. Блестящие, слегка остекленевшие глаза свидетельствовали о том, что она испытывает одновременно и возбуждение, и страх, причем оба чувства были довольно сильными, вероятно, в результате действия принятых стимуляторов. Что это были за стимуляторы и какой была доза, я сказать затруднялся, но у меня не было никаких сомнений: сейчас в ее жилах циркулирует не только кровь.