На следующий день я уже был на австро-венгерской границе. У меня была виза на тридцать дней, и десять стодолларовых купюр лежали в моем нагрудном кармане. Таможенник лениво заглянул в мой ситроен и махнул рукой.

В Будапеште я без труда нашел отель «Интерконтиненталь», где Борис заказал мне номер и где была назначена моя встреча с Ласло Ласловым.

Поднявшись в номер, я принял ванну, побрился. Через полчаса я уже был в баре и без труда узнал Ласло, хотя там было много народу.

Это был худой человек с глазами, которые Борис называл «глазами каторжника» – глубоко запавшие, с мешками под ними, с зубами, похожими на клавиатуру пианино. Костюм сидел на нем мешковато, будто сшит был на человека потолще. Он сидел за отдельным столиком, перед ним стояла бутылка водки. Я представился, и он мгновенно преобразился: глаза ожили и засияли, он крепко сжал мою руку и позвал официанта.

Я пояснил, что не пью, на что он заметил, что многие из его друзей попортили себе печень в Красной Армии или на партийных банкетах. Он быстро говорил о Борисе, о восстании 1956 года, о мировой литературе. Спохватились лишь тогда, когда бутылка уже почти опустела и заговорили о деле.

– Тысячу долларов сейчас же и еще 10 тысяч после опубликования книги, – сказал я.

– Дорогой друг, деньги меня не интересуют. Важна сама книга. Борис в письме объяснил, что это не просто книга, которая была написана за пределами Венгрии, в России, например. И, вероятно, она не понравится кое-кому в Москве?

Я рассказал ему все, включая и те сюжеты о нынешних советских лидерах, которые Борис ввел в книгу вопреки моим советам, и пока я рассказывал, Ласло все время улыбался.

– Хорошо, вот это хорошо, – сказал он. – Пусть, эти мясники поплатятся за свои дела.

Я объяснил, что требовалось от него: письменное свидетельство, в деталях представляющее, как рукопись была вывезена из России. Ему не требовалось четко указывать, кто дал ему рукопись – американский издатель, даже если заплатить 3 миллиона, вынужден будет кое в чем уступить. Важно было убедительно представить технику дела.

Ласло, кажется, был вполне доволен. Он не был пьян от выпитого, и мы перебрались из бара в ресторан, полный молодежи – длинноволосых юношей и девушек в мини и кофтах домашней вязки. Все были веселы и раскованы.

– Не думайте, что так было всегда, – сказал Ласло, будто прочитав мои мысли. – Свобода вещь драгоценная и отпускать ее надо порциями. Сегодня нам такую порцию отпустили, а завтра в Москве могут решить отпустить ее Польше или, скажем, Чехословакии. Ниточки в руках у Москвы, а мы марионетки, управляемые при помощи этих ниток.

Я боялся, как бы он не впал в мрачное настроение под влиянием выпитого и вновь заговорил о деле:

– Ласло, подумайте хорошенько, ведь вы рискуете.

Он пожал плечами:

– Я уже стар. Жена моя умерла. Сын в Америке. Так что мне уже все равно.

– Ну ладно. Давайте немного развлечемся. Сегодня большой вечер в «Дьюна». Там будет полно журналистов. И фотографов. Вы рискнете сфотографироваться со мной?

Он только рассмеялся в ответ. Мы договорились встретиться в «Дьюна» полвосьмого. Я заплатил по счету, он крепко пожал мне руку и твердой походкой вышел на улицу.

Около семи часов Шон Фланаган появился в «Дьюна». Все замерли – эффект, производимый знаменитостью. Потом его начали приветствовать. За ним следовал его телохранитель, темнокожий Чингро.

Фланаган прошел по залу, опытным глазом окидывая присутствующих. Те жадно ловили его взор, и каждый жаждал быть узнанным. Вдруг он устремил взгляд на меня. Он был высоким, его выгоревшие на солнце светлые волосы были стянуты в пучок золотым кольцом сзади на шее, и оттого он выглядел как пират.

Я улыбнулся ему, пытаясь не выказать удивления. Ему поднесли кружку пива, и он взял ее в руку.

– Относительно вашей последней книги, Мэлори, – мне она понравилась. Вы, конечно, уже продали право на экранизацию книги? – сказал он.

– Нет.

– Нет?! Тогда давайте это обсудим. Я сегодня даю вечер, присоединяйтесь.

Я взглянул на часы.

– У меня встреча с моим венгерским другом. Он провел несколько лет за решеткой, а теперь пишет стихи. Хотите с ним познакомиться?

– Конечно. Переговорите с моим секретарем. – Он встал и помахал мужчине у двери.

– Он организует вам пропуск – нам приходится быть осторожными.

Я подошел к секретарю.

– Мистер Уолтерс?

Он кивнул. Я объяснил, кто я и что мне нужно.

– Вы говорите, мистер Фланаган дал разрешение? – Он был американцем, и его речь была спокойна и грамотна. – Он мне о вас ничего не говорил, – добавил он.

– Он нас пригласил, – уверил я его. – Но если у вас есть сомнение, вы можете это проверить.

– Я знаю свои обязанности, – сказал он спокойно, вынул ручку, две карточки, на которых значилось: – Пропуск на вечер Фланагана. Другим лицам не передавать.

– Ваши фамилии? – спросил он. Я назвал наши фамилии, получил карточки и вернулся за столик.

– Том Мэлори, дружище! – вдруг услышал я, и через секунду передо мной предстал Фрэнк Смоллет, легендарная фигура с Флит-стрит, мой старый знакомый по журналистским временам. Он был известный выпивоха, и его неоднократно выгоняли с работы за пьянство, но, как ни странно, он выжил как репортер и теперь подвизался на писании скандальных воскресных новостей.

Он уселся напротив.

– Ты что здесь делаешь?

– Я здесь по делу, – ответил я, не забывая ни на секунду, что вот-вот придет Ласло. Вдруг у меня появилась идея. Несмотря на свое пристрастие к спиртному, Смоллет был профессионалом, то есть мог без труда сочинить неплохую историю и потом держать язык за зубами.

– Работаешь над новой книгой? – спросил он.

– И да, и нет, – сказал я и добавил. – Но тебе как старому другу могу помочь. У тебя, видимо, нет приглашения на сегодняшний вечер?

– Уж не хочешь ли ты сказать, что у тебя есть?

Я показал ему свой пропуск.

– О'кей. Итак, выкладывай. Почему у тебя пропуск?

Улыбаясь, я сказал:

– Мы с Шоном Фланаганом старые приятели. Познакомились, когда я работал репортером. Брал у него интервью, и он остался им очень доволен.