- Что тут необычного? - хрипловато спросил Терентий.

   - Три ночи по нескольку минут друг диктовал мне вещи, смутившие и расстроившие мой ум... Мироздание без войн, без того, что их может вызвать, то есть без политики, религии, монархов и государей... Люди живут в Мире, славят Мир... Впрочем, это бредовые рассуждения. Боль души, стосковавшейся по жизни. Нужно найти адресата и выполнить волю моего незабвенного друга, - сказал Пётр Игнатьевич. - Пойдём, пора Цыпленкову швы снимать.

   Лиза глотала слёзы, призрачное свечение истончалось, затухало и наконец умерло. Сумрак преобразовался в тусклые бока самоваров, чугунные обрубки утюгов, ровные кипы белоснежных простыней на верхних полках, короба со столовыми приборами, узлы с тряпками. Как же это всё обыкновенное, затхлое, надоевшее!

   - Так-так, Елизавета Ивановна, вы снова здесь! Учитель музыки пришёл, устал дожидаться, а вы, как маленькая, в домики играете! - раздался голос гувернантки.

   Лиза с ненавистью посмотрела на её круглое, как мордочка хорька, лицо, затянутую в корсет фигуру, и молча зашагала на урок, после которого, она знала, её точно накажут.

   Наказания не случилось. Пожаловал проповедник Мироустройства, отец Димитрий. Он проговорил с Лизой два часа и вышел, утираясь платком. Его глаза смеялись, руки беспрестанно теребили золотой вензель на груди. Он прошёл в кабинет батюшки.

   И ещё целый час оттуда раздавалась перекличка двух басов: хрипловатого батюшкиного и чистого, звучного проповедникова. Отец Димитрий убедил Ивана Ивановича в том, что странные речи и поступки его дочери - всего лишь попытка ума, проходящего становление, отыскать свой путь. И не нужно бояться ни протеста, ни отрицания, ни даже бунта.

   - Вспомните, что с нами было в день Создания Мира, когда в один момент исчезло много привычных вещей, - значительно, вполголоса, произнёс он. - Как нам пришлось всё осмысливать заново и договариваться между собой. Сколько сил приложили наши отцы для сохранения Мира. Нечто подобное происходит с юными умами. Пусть обретут Мир в самих себе. А потом уж будем говорить с ними о серьёзном.

   - Но мой старшенький ... - попытался возразить Иван Иванович.

   - Люди не рой пчёл, дорогой мой, - успокоил отец Димитрий. - Они индивидуальности. Так же нет на свете двух одинаковых жемчужин.

   Лиза весь вечер ластилась к матери, целовала её натруженные руки.

   - Смотришь, почему кожа темна и груба? - усмехнулась матушка. - Просто я стараюсь всё уметь делать, что семье надобно. Батюшка, конечно, ругает меня, и за излишнюю бережливость тоже пеняет. Но это я для уверенности в себе. Случись что...

   Она внезапно, чего за ней не водилось, не договорила фразу.

   - Что может случиться? - стала допытываться Лиза. - Что-то может закончиться и начаться совсем другое? Это ты про Мироздание?

   Её большие светло-голубые, "льдистые", глаза, так похожие на отцовские, смотрели серьёзно и пристально.

   Матушка отмахнулась от неё и произнесла:

   - Пусть Миру будет хорошо!

   - Пусть Миру будет хорошо! - откликнулись все, кто был в гостиной.

   - Елизавета, ну же... - сказала тётушка.

   - Пусть Миру будет хорошо! - неожиданно откликнулась Лиза.

   Матушка и Серафима облегчённо вздохнули.

   Ваня сам подошёл к сестре, подивился её сердечности в словах и взгляде. Спросил:

   - Ну что, отыскала письмо незнакомца?

   Лиза удивилась:

   - Почему незнакомца? Андрея Луткова...

   - Письма Андрея хранились и хранятся у тётушки! Есть среди них и из госпиталя. А в нашем видении-наваждении был посторонний мужчина! - торжественно сказал брат. - В этих видениях, как и в тётушкиных картинах на небе, только незнакомцы, и от них живым вред!

   Лиза молчала какое-то время, а потом спросила:

   - И что, читал в тех письмах про то, как исчезнут войны, потому что не станет их причин? И про то, как люди будут славить Мир?

   - Откуда ты знаешь? - в свою очередь удивился Ваня. - Тётушка рассказала?

   Лиза покачала головой и неожиданно сказала:

   - Я люблю тебя, брат. Хоть ты и вредина из вредин. А ещё задавака.

   А утром Лиза пропала.

   Но об этом узнали не сразу.

   Ещё потемну прискакал старшина свечной артели и потребовал Ивана Ивановича. Случилась беда: помещения артели и сараи загорелись, а тушить мужики отказались: не станем, только с подзимним посевом разделались. Не наше и не общинное! Как артельщик их ни уламывал, как ни твердил о нарушении Мироустройства таким отказом, никто из них не пошевелился. А что? Строения артели далеко от села, ветер в обратную сторону... Повезёт болезным - хоть что-то уцелеет; не повезёт, стало быть, так суждено.

   - Эх я, не додумался собственность поделить! - горько воскликнул Иван Иванович и велел седлать коня.

   - Так при чём тут собственность, Иван Иванович, кто из мужиков в артели работает, жалованье за то получает! - воскликнул старшина.

   Иван Иванович снова попенял себе на его недалёкость: надо было артельщика ещё пять лет назад в город отправить учиться.

   Серафима и Ваня стояли на балконе и наблюдали за этой сценой.

   Тётушка, кутаясь в шаль, спросила кого-то:

   - Так ли хорошо наше Мироустройство?