- Что за ерунда? - произнёс Ваня.

   Перед ними распростёрся тяжело раненный мужчина. Отросшие волосы свалялись и топорщились, щеки, подбородок и горло до острого кадыка покрывала негустая светлая щетина. Губы под взлохмаченными усами были искусаны, даже изорваны.

   Лиза тихонько захныкала от жалости. Ей, юной обитательнице Мира, где все только и делали, что желали ему всяких благ, никогда и ничто не угрожало, поэтому добрые чувства не встречали препятствия в виде боязни лично за себя и изливались без всякого удержу.

   Ваня тихо и строго сказал:

   - Елизавета, помолчи, пожалуйста. Наверное, перед нами такое же явление, что и в рассказах тётушки. Я должен ознакомиться с ним, ничего не упустить.

   - Ванечка, давай уйдём, - прошептала Лиза, забыв о принципах.

   Конечно, всякому нуждающемуся нужно подать руку помощи, однако этот нуждающийся должен быть человеком обыкновенным, а не из шкафа! А всё Ваня со своими изысками. Может, это происки Наваждений, опасных и тлетворных. Да-да, это именно Наважденье!

   Раненый захрипел, дёрнулся. Покрывало из крашенины сползло на пол.

   Ваня и Лиза с ужасом увидели культю, закрытую бурой тряпкой. Это от неё разило тем необычным запахом, что ударил в ноздри, как только Наважденье проявилось.

   Из молочно-голубоватой мути появился высокий мужчина в белой поварской одежде и колпаке, только не таком пышном, как у их Силантия.

   - Терентий, проверь вентили у рожков! - крикнул он в муть кому-то. - И так дышать нечем, так ещё это газовое освещение...

   Ваня сжал руку сестры и прошептал:

   - Знаю из истории! До Сотворения им даже улицы освещали!

   - Ты о чём? - заикаясь спросила Лиза.

   - Потом расскажу, - быстро и сквозь зубы ответил он.

   Меж тем мужчина в белом, надо полагать лекарь, раз был при раненом, отлепил от культи материю, снял кусок пропитанной сукровицей корпии и принялся осматривать рану.

   - Так... трудитесь, ребята, работайте веселей, - сказал он себе под нос.

   - Петр Игнатьевич, неужели работают? - Рядом появился одётый в белое юнец и встал поодаль, вытянув, как гусь, длинную шею. Он был почти одного возраста с Ваней. И таким же жгучим любопытством горели его серые глаза.

   - Да, Терентий, работают. А как же? Законов природы никто не отменял. Иногда они нам на пользу. Конечно, Иван Иванович порвёт нас на корпию, если увидит. Но опарыши - лучшее средство для очищения гнойных ран. С древности личинки мух трудились на исцеление раненых. Да вот неказисты и отвратны для глаза. А так у нас ведь бельё пропаривается, раствором всё опрыскивается и инструменты кипятятся? Иван Иванович будет доволен, - раздумчиво говорил лекарь, ощупывая культю выше раны. - И повторной ампутацией у поручика Луткова будет доволен. Снова он прав. Плохи дела: отёк и воспаление ползут вверх. Прикончат они поручика. Когда последний раз морфий впрыскивали?

   - Три часа назад, - ответил Терентий.

   - Плохо, - тихо, нахмурив лоб, заметил лекарь.

   - Отчего же? - удивился Терентий. - Раньше они и полутора часов проспать не могли, кричали.

   - Отсутствие боли и непреходящий сон означают приближение рубежа, друг мой.

   Терентий, видимо, чтобы не показаться невеждой, смолчал и не спросил, какого рубежа.

   Раненый издал тихий крик и проснулся.

   - Избави нас, Мир, от всяких Наваждений... - вдруг забормотала Лиза. Её шёпот постепенно нисходил до полувнятных звуков и шумного дыхания.

   Ваня нетерпеливо повёл плечом, подтолкнул сестру к двери - иди, мол, коли страшно. Но Лизе не было страшно, она не дрожала, как прежде.

   А раненый взмолился к лекарю:

   - Ухожу я, Пётр... ухожу. Напиши... за меня письмо... - еле выговорил он.

   - Что ж торопишься-то, друг? Преодолей, прошу... Фантомная боль сильна, но не смертельна. От гноя мы избавились, - вытирая глаза, но не дрогнув голосом, сказал лекарь.

   - Моя фантомная боль не в ноге... Болит дом... которого у меня... не будет... Болит... сильно болит алтарь... у которого мне не стоять... Болят колыбели... детей... моих и Симиных... нерождённых детей... - стал бредить раненый, приподнялся на локтях и дико завращал глазами. - Всё это здесь и ждёт меня!

   Потом он рухнул на подушку и впал в забытьё.

   Тут Лизу, к вящему негодованию брата, какая-то сила толкнула вперёд. Она бросилась к раненому. Её тут же вытолкнуло назад, и освещённое пространство взорвалось слепившей глаза вспышкой, а потом сменилось тьмой.

   Ваня возмущённо засопел - как он расскажет учителю о том, что не успел рассмотреть и осмыслить?

   Но сестра сидела на полу и горько плакала. Зашиблась, наверное. И Ваня должен позаботиться о младшей, а не о впечатлении, которое он произведёт на учителя.

   - Поднимайся, Лиза, - сказал старший. - Ушиблась? Позволь...

   - Я не ушиблась, - ответила сестра и поднялась. - Плачу не от своей боли.

   - Ты точно здорова? - Ваня стал испытывать раздражение. - Болтаешь чепуху...

   - Я дальше сама пойду, - совершенно спокойно, как ранее брат, ответила Лиза. - Теперь я точно не побоюсь. Нам нечего бояться. Там - тоненький палец сестры указал на темноту - ждут помощи. Вовсе не хотят забрать наши жизни, как я раньше думала.