Закатное солнце залило винно-красным светом сад, огороды, бесконечные поля и завалилось за чёрную стену леса. В доме сразу стало темно.

   Матушка велела горничной зажечь свечи. Их изготавливала артель, назначенная дедом ей в приданое, и это позволяло экономить на масляных светильниках. Сегодня был пустой, без гостей, вечер, и матушка, бережливая до скопидомства, присела с тётушкой Серафимой к столу разбирать бисер для вышивки. Смешанный продавался на вес и стоил по рублю за фунт, то есть обходился вчетверо дешевле, чем уложенный в разноцветные мешочки.

   Гувернантка затеяла было игры в фанты с детьми, но скажите, кто будет играть с ней, когда интереснее, прикрываясь книжками, прислушиваться к разговору матери и тётки?

   - И вот, представляешь, Каташа, перед грозой на небе вдруг возникла картина: исполинские кони тянут орудия и подводы с ранеными, пехота идёт, конные скачут. Каждый из людей ростом с огромное-преогромное дерево, - рассказывала Серафима, которая была старше маменьки на пятнадцать лет и могла называть её детским именем - Каташа.

   - Извини, Сима, не могу представить, - улыбалась маменька. - Ведь это ж всё небо должно быть занято этой картиной. А как же облака, птицы?

   - Помилуй, Каташа, так и было! - горячилась тётушка. - Ни одного облачка не случилось. Ни одна птица не пролетела. Зато как только картина побледнела и растаяла, такое началось! Ветрище страшный деревья поломал, павильон в саду снёс, папенька наш ещё потом судился с архитектором, стёкла в окнах посыпались. Много бед случилось. И вообще в этот год и наводнения были, и недород, и голод. А потом...

   - Серафима! - вскрикнула маменька и указала глазами на детей. - Потом всё было хорошо. Так ведь?

   - Да, дорогая... - откликнулась тётушка, опустив глаза.

   Но её лоб прорезала упрямая морщина, а возле рта в свете свечей отчётливо обрисовались горькие складки.

   - А потом случилось так, что мой жених, мой Андрюша, уехал в то место, что и назвать нельзя, и не вернулся. Оттого живу при младшей сестрице без супруга и детушек. Но раз сказать про это нельзя, значит промолчу, - со слезой в голосе произнесла тётушка. - Пусть в Мире будет хорошо.

   - Пусть в Мире будет хорошо! - твёрдо и громко произнесла матушка.

   - Пусть в Мире будет хорошо! - откликнулись дети: ломавшимся голосом старший Ваня, певучим - средняя Лиза, недовольным - младший Лёня. Он как раз прилаживал деревянные колёса к повозке.

   Все знали, что, заслышав эти слова, всякий в усадьбе: и крестьяне, кузнецы, дворовый люд, - обязательно эхом скажут:

   - Пусть в Мире будет хорошо!

   - А ещё такие случаи были, когда на небе отражалось прошлое? - спросил Ваня, который осенью должен был ехать в город в гимназию. На вторую ступень! Он этим гордился, а как уж гордилась вся семья, даже описать нельзя.

   Маменька недовольно отложила мешочек с бисером и строго посмотрела на сестру.

   - Были, Ванечка, - ответила Серафима, невзирая на мимику маменьки. - Были, родной, но нечасто. Мне нянька рассказывала, что она в детстве побоище видела, славянские воины с басурманами бились. А ещё раньше, говорят, на небе выросли стены огромной башни и обрушились. Всякий раз людям приходилось трудно, но потом снова всё было хорошо.

   Маменька вздохнула и снова стала разбирать стеклянные бусинки.

   - Я хочу спросить объяснения у учителя естествознания, насколько такое возможно, - сказал Ваня.

   Матушка и Серафима умилённо заулыбались, Лиза надменно склонилась к книге, будто и не слышала, а Лёня рассердился на брата. А вдруг ещё сказка исчезнет от этих объяснений, как исчезла сказка про Бабу-Ягу Костяную Ногу после разговора с батюшкой.

   - А вообще я считаю, что Мир посылает людям предостережение, чтобы они не плошали и были готовы к трудностям, - сказала маменька. - Это ещё одна его милость, и мы должны быть благодарны за неё.

   - Какая же ты у нас умница, Екатерина, - восхищённо сказала тётушка. По-видимому, её плохое настроение бесследно прошло.

   - А если Мир не пошлёт предостережений, то трудностей не будет? - вдруг подала голос Лиза.

   - Будут, - отрезала маменька, которая не желала продолжения разговора. - Только люди к ним не подготовятся.

   - Но ведь всё окончится хорошо? - продолжила настырничать Лиза. - Не вижу в предостережениях смысла.

   Маменька с тётушкой озабоченно переглянулись. Дружные сёстры одновременно подумали о том, что хорошо бы пригласить проповедника Мироустройства.

   Батюшка был в отъезде, поэтому ужин ожидался не в громадной столовой, а здесь же, в маменькином будуаре.

   После детям было велено расходиться по своим комнатам.

   Ваня попросил разрешения взять в библиотеке книгу, но маменька велела дождаться отца. Лёню увела гувернантка. А Лизе предстояло идти одной через гостиную и столовую. В дни без приёмов и в отсутствие хозяина в них не топили по приказу хозяйки.

   Матушка поцеловала детей на ночь, шепнула им наставления и отпустила томным, светским жестом. Лиза в который раз отметила, как легкий взмах не гармонировал с исколотыми иглой пальцами. Её матушка точно швея. Да что там, она и бельё мыть умеет! Лиза дёрнула брата за рукав рубашки.

   - Чего надобно? - сурово спросил он.

   Ваня злился на то, что сестрица не восхищается им, делает постную мину, когда его хвалят, да ещё и не здоровается первой, как со старшим, отворачивается при встречах в классной комнате или музыкальной гостиной.

   - Ваня... давай пройдём ко мне в комнату. Я тебе секрет покажу, - шёпотом, не глядя в глаза брату, сказала Лиза.

   И хорошо, что не глядя, потому что взгляд братца стал насмешливым. Однако его голос не потерял суровости: