И твёрдо зашагала к другому концу громадной залы.
Ваня проследил взглядом за тем, как маленькая светлая фигурка исчезла в чёрной пасти дверного проёма, и ощутил странную боль. А ещё любовь к взбалмошной сестре.
Утром семья встретилась за накрытым в столовой зале завтраком: приехал батюшка, требовалось соблюдать порядок.
Батюшка приласкал детей, потрепал за толстую щёку Лёню, который дулся, как мышь на крупу из-за требований гувернантки сменить одежду, надеть рубашку с ненавистным жабо, топорщившимся на груди, и воланами на рукавах, которые лезли то в блюда, то в краски, то цеплялись за углы.
Ваня попытался поймать взгляд сестры, чтобы дать знак остаться в столовой, но она держалась, как всегда, надменно-отстранённо и упорно глядела только в свою тарелку.
Когда взрослые остались для кофею, а детей повели заниматься, Лиза сама шепнула брату:
- Ближе к обеду встретимся здесь!
Ваня хотел возмутиться: вот раскомандовалась! Но сестра что-то явно знала, поэтому он только скрипнул зубами.
Родители куда-то уехали на коляске, и Ваня нашёл способ сократить занятия с учителями математики и французского, которые учили детей в пяти-шести помещичьих семьях в округе.
Когда он спустился в столовую, сестра стояла возле шкафа, нетерпеливо постукивая в паркет башмаком из светлой козловой кожи.
- Вот где ты ходишь, а? - набросилась она на Ваню, словно сама была старшей. Поэтому брат сказал грубовато:
- Зачем звала?
Глаза Лизы приняли странное выражение, словно она хотела и удивить, и испугать, и наградить разом.
Сестра вытащила из кармана какую-то дамскую штучку с золочёными застёжками.
Губа Вани непроизвольно оттопырилась в полном презрении к таким вещам.
- Погоди кривиться. Лучше смотри! - воскликнула она, открыла застёжки и поднесла распахнутый блокнотик к лицу брата.
Но это был не блокнот. Это была парная миниатюра. На одном портретике - молоденькая красавица-тётушка, которая и в старости была чудо как хороша, а на другом...
- Андрей Николаевич Лутков! Тётушкин жених!.. - торжественно воскликнула Лиза.
- Не похож... - неуверенно сказал Ваня.
- Похож! - заупрямилась Лиза. - Человек был при смерти, откуда сходство с портретом!
- Зачем звала-то? - как можно равнодушнее спросил Ваня.
Ему было досадно, что он не догадался хотя бы вглядеться в тётушкины вещи, которые она никогда не прятала. Ну, лежали и лежали на комоде в её комнате какие-то безделушки. Он не девчонка их разглядывать.
- Нужно найти письмо! - заявила Лиза.
Ваню снова прошила досада от пяток до макушки - ну почему он первым не догадался о письме? Всё логично: они стали свидетелями неизвестного явления. Важно найти возможное письмо от поручика Луткова. Найти и передать тётушке. Чтобы она не пеняла на справедливость и благостность Мира, оставшись без своих детей. И тогда Ваня сможет написать работу, которая, возможно, будет награждена золотой медалью. А батюшка будет хранить её в витрине рядом с дедовскими реликвиями.
- Даже не думай про свою работу! - вдруг заявила сестра. - Это семейная тайна!
- Ну так ищи сама свою тайну! - заявил Ваня. - А меня оставь в покое.
И пошёл в свою комнату. Он улыбался, покусывал верхнюю губу с пушком, обозначавшим место будущих усов. Хотелось рассмеяться. Ваня знал, где искать.
И за обедом, и за ужином у сестры был крайне расстроенный вид. А ещё она получила выговор, потому что горничная нашла её в шкафу, где хранилось столовое бельё и ненужная утварь, которую матушка не давала выбросить.
Перед приездом гостей Ваня зашёл к тётушке и о чём-то с ней поговорил. Потом они оба отправились к толпе знакомых и родственников.
А Лиза, вздрагивая от каждого звука, доносившегося из гостиной, направилась к заветному шкафу.
Увы, он был по-прежнему полон обычных вещей. И зеркало было обычным. И всё было обычным и нестрашным. Как она только могла бояться-то своего дома!.. Недаром Ваня её считает глупой.
По Лизиным щекам потекли слёзы. Она твёрдо и зло вытерла ладонью глаза. Отныне никаких глупых платков с кружевом и вышивкой.
О Святой Мир, её взгляд сразу же упёрся в холодное голубоватое свечение!
Только оно осталось от Наваждения... Или чужой истории. Не видно ничего, наверное, из-за того, что поручика Луткова больше нет. Значит, чудеса... ладно, Наваждение связано только с ним. Почему? Ванька бы нашёл объяснение, но братик изволили капризничать. Ну и ла...
- Да, Терентий, умер храбрый Андрей. А мне осталось письмо. Вернее, письмо предназначалось некоей Серафиме, но адреса я в его вещах не нашёл. Только парную миниатюру. Глянь, какая красотка... - раздался голос лекаря Петра Игнатьевича.
- А что он ей написал? - полюбопытствовал Терентий.
- Ты не догадываешься, что пишут красивым девушкам с войны? - усмехнулся Пётр Игнатьевич. - Да не красней, письмо было не о том. Андрей надиктовал мне рассуждения о фантомах своей души, памяти и чувств. Как ампутированная конечность "живёт" для оперированного, так продолжают реальное существование его представления о мире. Я прямо увидел эту большую семью, постаревшую от горя Серафиму, которая осталась одинокой...
Лекарь замолчал.
