- Ну, о Погорелице не там спрошали, не там... Считается, что это Дина, Матренина мать, ее и подпалила... Ладно, расскажу, что знаю. Только отойдем в сторонку. Вон там, - Тимофеич показал рукой вправо, - деревца на самой кромке реки, там и сядем в тенек, я удить буду, Матвейка мне поможет. Поможешь же, малец? - У мальчишки глаза загорелись, он торопливо кивнул. - Вижу, любишь порыбалить. - Старик поднялся, подхватил скамеечку и пошел к деревьям. - А я вам все и поведаю.

   Мы свернули подстилку и отправились следом. Под деревьями Тимофеич обстоятельно выбрал место, приговаривая:

   - Дабы и солнце темечко не напекло, и дабы ноги не застудить.

   Он поставил скамейку, уселся, достал удочки, размотал. Все это он проделывал с какой-то особой деловитостью, будто это и есть дело всей его жизни. Мы же с Сашей томились ожиданием, но не торопили его. Я боялась спугнуть его желание рассказать нам о Погорелице. Я поняла, что легенда для старожилов значит очень много. Наконец, Тимофеич со дна сумки извлек банку с червями. Он протянул одну удочку Матвею, вторую установил перед собой. Оглянулся на нас и сказал:

   - Вы ближе садитесь, рыбалка громких разговоров не любит.

   Поплевал на руки и начал нанизывать на крючок приманку. Мимо, вздыбив белые буруны, пронеслась моторка, далеко вверху по течению раздался гудок, нахальная чайка попыталась утащить мои вьетнамки. Я кышнула ее, подтянула обувь к себе, но чайка не улетала. Наклонив голову, отпрыгнула на метр и снова стала подбираться ближе.

   Глава 9

   Рассказ Тимофеича

   - Слушайте, значица. Мать сказывала про тот пожар. Жили они недалеча от Погорелицы. Дома три-четыре ближе сюда от ейной усадьбы. Наши богато жили. И сад, и огород. Дед рыбачил, бабка все по дому хлопотала. Додельная была! До самой смерти с домом справлялась. - Старик мечтательно закатил глаза. - Все у ей в руках спорилось. Бывало, опару поставит, и в огород. Или шить что. Все шила. И рубахи, и платья, полушубки. А как пела, мать сказывала, да и сам помню! - Дед снова закатил глаза, явно не собираясь переходить к интересующей нас теме.

   Но мы не торопили, боялись, что передумает, и снова ничего не узнаем. Старик скосил глаза в нашу сторону, усмехнулся.

   - Ох, девоньки, девоньки! Рази ж так мы жили, как нынче? Но вас не то волнует, ох не то! - Старик вздохнул, подсек рыбешку и снял с крючка. - Хороша рыбка, хороша! Котейка спасибо скажет, - похвалил, снова покосился на нас.

   Мы же наблюдали молча. Ждали.

   - Ну так вот. Они жили недалече, мать мала была, годков пяти, не боле. А Динка, поподья, вона при церкви и жила. С мужем попом. Дочь у ей была, годков семи, эта самая Матрена, и сын, тоже, поди, лет пяти. Бабка моя с ей приятельствовала, с Динкой то есть. А Погорелицу как звали, я и не знаю. Не сказывали мне. Она была из знатных. С деревенскими не якшалась. В церкву ходила, Богу молилась, и только. Так что сказываю, что мне мать с бабкой поведали.

   Ейная прислуга, Погорелицына, значит, на базаре разболтала, будто овдовела та рано, а мужа любила до беспамятства. Вот и не смогла жить, где он сгинул. Продала свое хозяйство, да и съехала на юг. А ще, болтали будто от закону сбегла. Ну, кто ж знает-то? Все может быть, все. Купила она эту усадьбу и зажила там с сыном и слугами. Их она с собой привезла, местных брать брезгала.

   Странная она была баба. Мать сказывала, всегда причесанная, платье кожный день новое надевает. Косы - волосинка к волосинке, прядка не выпадет. И сын, он постарше мамки был, годков восьми, наверное, как Матвейка ныне, тоже чистенький всегда, умытый. Одежа без заплат. Не то что деревенская голытьба. Она его учила сама. И на пианинах он играл, и песни пел, и рисовал. Но не это странно в ей было. Другое.

   Старик задумался, даже на поплавок смотреть забыл, а тот запрыгал. Кинулся Тимофеич подсечь, выдернул удочку, блеснула в воздухе рыбина, да сорвалась с крючка.

   - Эк, тебя! - воскликнул старик. - Какую щучку упустил! Ладно, слушайте дале. Так вот что странное самое было. Привезла она с собою ручных волков.

   При этих словах меня словно окатило холодом. Я покрылась гусиной кожей. Посмотрев на Сашу, я увидела в ее глазах тот же ужас, что разливался во мне. Матвей был так увлечен рыбалкой, что не слушал. Старик тоже ничего не заметил и продолжал:

   - Два матерых волка жили у ей в саду в железной клетке. Рано утром и поздно вечером она выходила с ними в поля. Благо, усадьба была в селе последней. В полях она отпускала волков бегать на свободе. Говорят, волки пару раз на кого-то нападали, но никого не покалечили. Слушались они ее оченно. Слушались.

   Так вот, Динка была на сносях третьим дитем, когда несчастье это случилось. Старшая-то ейная, ось та и есть, поповская мать нонча. А второй Динкин мальчонка пропал. Как пропал, не знамо, бабка моя думала, что каку каверзу учинить хотел, побег куда с другими мальцами, те к вечеру вернулись, а он - нет. Наутро все село, почитай, собралось под усадьбой Погорелицы. Сказывали: Динка разъярилась, что медведица, дитев закрывающая, пузо до подбородка, орет: "Петуха красного подпущу! Ты мальчонку мово сгубила!" А барынька стоит на крыльце, прямая, что весло струганное, не дрогнет. Слова не сказала. Волки в вольере по кругу носятся, воют, рычат, железки грызут. А она постояла скока-то, посмотрела на толпу и ушла в дом.

   А в скорости усадьба ейная и полыхнула. Да так сверкало, так горело! Участковый, сказывали, из уезда был в другой день, следствие делал. Спрошал всех ходил. Да в ту ночь непогода была, гроза, ливень. Та гроза над деревней целую ночь глумилась. Мать сказывала, страшно было. Так и порешили, что молния попала в дом. Когда пожарище разбирали, тел хозяйки и сына не нашли. Слуги в домике рядом жили. Они народ тушить пожар созвали, да поздно было.

   И мальчонку Динкиного так и не нашли. Тут тож разно думали. Кто говорил, цыгане украли, кто - сом на дно утащил. Всяко болтали. А волков тогда вывезли в поле, замок с вольера сбили и уехали. Через два дня пустую клетку обратно приволокли. Рядом с пепелищем бросили.

   А через месяц Погорелица впервые появилась. Мать видела. Вся в черном. Все к Динкиному дому ходила, в окна заглядывала. На пепелище приходила, все вокруг шныряла. Динка как раз третьим дитем разрешилась от бремени. Сына принесла, тот в семинариях потом учился, да помер рано. Вот Матренин муж и стал тада нашим попом, а нонча сын ейный наш поп. А Динка пропала, дитю младшему и года не было. Пошла в соседнюю деревню. Туда часто ходили на привоз. Пошла и не вернулась. И следов не оставила.