Кажется, я цепенею. Ощущение тревоги подкашивает ноги, и ещё повезло, что сижу. Описанная ситуация слишком знакома, чтобы быть абстрактной. А значит, в задании есть подвох. Опасность. Ощущение её мешает сосредоточиться. Мой взгляд рассеянно бегает, ни на чём не концентрируясь, а зубы покусывают губу.

Максим Романович не только не прекратил флирт, а сделал его ещё изощрённее. Теперь у меня нет выхода, кроме как анализировать ту долбанную ситуацию со всех сторон, да ещё и под его контролем. Причём Максим Романович тут выступает в роли преподавателя, ничего личного. Если заведу эту тему, только дурочкой покажусь.

Продолжаю нервно кусать губу, на Максима Романовича смотреть не хочется. Волнение накатывает волнами.

С шумом достаю учебник, резко перелистываю страницы. В общем, делаю вид, что ничего такого в задании не вижу и готова выполнять. А куда деваться, хотя бы лицо сохраню. И вправду буду относиться к этой ситуации как к абстрактной. А если потом предъявит что-то — напомню ему об этом.

— Что ж, начнём с бихевиоризма, — кажется, Максим Романович улавливает мою решимость.

Вот только та почти испаряется, стоило преподавателю заговорить.

— Вы ко всем студентам проявляете такой подход в банальной отработке? — не выдерживаю я, стрельнув недовольным взглядом.

Хочется, конечно, не только это ему вывалить, но нельзя. Нельзя поднимать тему наших странных взаимоотношений. После первой его лекции это далось мне непросто, но теперь казалось, что слишком легко. А сейчас, после представления, которое мы устроили с Олегом… После всего этого загадочного поведения Максима Романовича… После всех моих мыслей о нём…

Сердце в груди бьётся, словно сумасшедшее, а глаза судорожно бегают по кабинету. Не хочу видеть взгляд Максима Романовича. Он и без того постоянно с толку сбивает.

— Я за индивидуальный подход, — вкрадчиво и, как всегда, многозначительно отвечает преподаватель, совсем не удивляясь и не злясь моему выпаду. — К тому же, ты отличилась.

Ну слишком очевидный подтекст. Он чувствуется во всём, и в голосе, и в словах, и в прожигающем взгляде. Причём мне даже не нужно видеть, с каким выражением лица Максим Романович смотрит, чтобы знать это наверняка.

— С бихевиоризма так с бихевиоризма, — поспешно и как ни в чём не бывало говорю я, утыкаясь в учебник. — Итак, согласно ему, «психология должна изучать поведение, а не сознание и психику, которые невозможно наблюдать непосредственно», — читаю строчки, которые, как мне кажется, определяют это направление.

— Это, конечно, очень обобщённо и упрощённо, но пока нам этого хватит. Более глубоко каждого направления и его течения мы коснёмся потом. А пока скажи, как бы ты объяснила произошедшую ситуацию, опираясь на то, что только что прочитала?

— Ну, судя по его поведению, она ему симпатична, — стараюсь говорить равнодушно, не соотнеся этого «его» с Максимом Романовичем. Но продолжить не так уж легко, ведь пора говорить об абстрактной «ней». Невольно облизываю пересохшие губы. — А она, похоже, действительно не стремилась к знакомствам, раз ушла.

Максим Романович как-то тепло улыбается, словно я говорю что-то приятное, а не абстрактно и нейтрально рассуждаю. И от этого злость внутри бурлит, как лава, жаждая вырваться в любую секунду. Не знаю, каким чудом ещё держусь.

— Ты обратила внимание только на последнее её действие, но ведь по бихевиоризму мы анализируем всё поведение человека, — невозмутимо преподавательским тоном возражает Максим Романович. — И до того, как уйти, девушка очень даже охотно отвечала поцелуй. Получается, мы сталкиваемся с нелогичным поведением. Что делаем в этом случае?

Не выдержав, я бросаю на преподавателя уничтожающий взгляд. Но Максиму Романовичу хоть бы что, сидит такой уверенный, что всё в его руках.

— Насколько я понимаю принципы бихевиоризма, столкнувшись с нелогичным поведением, мы наблюдаем за ним дальше, — на удивление спокойно говорю я, хотя всё внутри продолжает кипеть. — И по мере наблюдения у этого поведения должна выстроиться логика.

Горжусь собой, что не послала Максима Романовича куда подальше с этим его заявлением о моём нелогичном поведении. Сижу тут, невозмутимо анализирую. Может, и получится выдержать это испытание, и он поймёт, что не на ту нарвался.

— Хороший ответ, — ровно подмечает преподаватель. Со стороны у нас и вправду вполне учебный процесс, вот только обстановка как-то ощутимо накаляется. — Но, согласно бихевиоризму, для того или иного поведения важен стимул. То есть, мужчина должен продолжать давать эти стимулы девушке?

Я замираю и перестаю дышать, потому что вопрос Максим Романович задаёт слишком чувственно. Слишком открыто… Так проникновенно, что это уже даже не подтекст.

Тем более что взгляд преподавателя плавно перемещается мне на губы.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Это уже чересчур. И очевидно, что если я продолжу сидеть тут и участвовать в этом всё более напряжённом спектакле, он не только не свернётся, но станет ещё более опасным и непредсказуемым. И вот уверена, что Максиму Романовичу вполне хватит наглости не ограничиться взглядами. Может, он даже начнёт открыто ко мне лезть, умудрившись и это объяснить дурацким психологическим заданием, причём так, что не подкопаешься.

— Прекратите, — подавляя подступающий гнев, спокойно отчеканиваю я. При этом даже умудряюсь игнорировать красноречивый взгляд преподавателя на мои губы.

— А что не так? — вкрадчиво спрашивает Максим Романович, снова глядя мне в глаза. — Это ведь всего лишь отработка.

Он хочет, чтобы я признала, что это не совсем так? Да пускай. Всё и без того слишком очевидно, и от того, что я выскажу это, ситуация вряд ли усугубится. Некуда.

— Она затянулась, — не скрываю недовольства в голосе, но при этом говорю без истерики, скорее холодно. — Особенно, если учесть, что я не ответила всего на один вопрос, и то на лекции, а не на семинаре.

Я смело и с вызовом смотрю ему в глаза, хотя на душе совсем не спокойно. Максим Романович с лёгкостью может парировать мои слова, обернуть их против меня и что угодно ещё. Сейчас он, скорее всего, скажет что-то вроде того, что он — преподаватель, и это ему решать, когда пора заканчивать. Причём убедительно так скажет, что и возразить не сумею. Ну или напомнит, что формально я не ответила на два вопроса. А может, даже в этой ситуации умудрится обернуть всё во флирт, ответив с очередным будоражащим подтекстом.

— Чего ты боишься, Аня? — неожиданно мягко и серьёзно спрашивает Максим Романович.

Я так и застываю. Не то чтобы не ожидала, что он вот так прямо, нет, была готова ко всему. Ну почти. Но именно этот вопрос?..

Время словно останавливается в эту секунду. Я, наверное, слишком привыкла к наглому и дерзкому Максиму Романовичу, а тут он вот так — раз, и серьёзен, глубоко в душу прямо. Невольно задумываюсь, может, и правда боюсь?

Нет, дело ведь не в этом. Просто он… Ой. Преподаватель внезапно кладёт свою руку на мою, и мысли моментально путаются в голове. Зато сердце моментально выбивает удары будто молоточком по голове. Невольно снова вспоминается поцелуй…

Пальцы Максима Романовича ласково и удивительно нежно поглаживают мою ладонь, мгновенно разгоняя мурашки по телу. Странно, но в груди поселяется ощущение надёжности, уверенности, что я теперь не родна. Успокаивающие касания мужчины дарят тепло. Это приятно… Настолько, что злость мгновенно берёт верх.

Какого чёрта! Максим Романович реально считает, что настолько неотразим, что единственным препятствием между нами может быть мой страх? И ведь так уверенно это сказал, чуть ли не внушая это мне! А я, почти как Кира, повелась на этот гипнотизирующий приём.

Я резко выхватываю свою ладонь из его.