Только такая любовь свободная, сознательная до мудрости, из страха оскорбить любимого до ревности Отца Небесного, и водворяет Царство Божье внутри нас, дает тот мир душе, которого никто не отнимет у нас, дает разумение, восстановляющее единомыслие между нами и причастниками Царства Божьего[287]

Предупреждаю читателя, что в последующем изложении моих рассуждений о христианской гармонии духа в краткое слово любовь я всегда буду вкладывать именно тот смысл, который вкладывает в него Откровение: любви живой, деятельной, нежной до ласки, самоотверженной до смерти крестной, подразумевая, что вера в Бога составляет неотъемлемую составную часть этого главного свойства вечного духа и что разум не только не враждебен любви, но является ее естественным слугою, только под ее державою достигающий достоинства мудрости.

Любви Откровение не только отводит место первое в экономии жизни мира и христианской нравственности, но даже прямо признает, что в ней весь смысл бытия, совокупность совершенства, вечная основа блаженства вечного[288].

По примеру Христа Спасителя, сказавшего: По тому узнают все, что вы Мои ученики, если будете иметь любовь между собою[289], избранники Божьи настойчиво повторяют, что там, где нет любви, более того, где любви не отведено место первое, где любовь не составляет основу жизни и отношений к Богу и ближним, там нет правоверия, нет христианства, там худшая из ересей, худшая форма грубого язычества, там мрак и смерть, там нет надежды на венец жизни, который обещал Господь любящим[290].

После всего сказанного, после всех приведенных мною текстов Писания я считаю себя вправе надеяться, что животворящий дух Откровения по вопросу о главенстве любви в христианской гармонии духа, жизни по вере и экономии жизни мира, вполне ясен и несомненен, что первенствующее значение любви вполне доказано[291].

Второе место после любви и в экономии жизни мира, и в жизни по вере, и в христианской гармонии духа Откровение отводит разуму, понимая под этим словом как самую способность духа сознавать, сравнивать, обобщать, творить, так и всю вытекающую из этой способности умственную деятельность и знания, как результат этой деятельности.

С порицанием, с горячим негодованием говорит Откровение только о разумниках мира сего, об умах осуетившихся, понимая под этими выражениями людей, ум которых, за мелочами земной жизни, не помышляет о вечном, о воле разумного Творца, о мудром плане домостроительства Божьего, тех, кто нарушает святую гармонию духа, отводя разуму место, по праву принадлежащее любви, – место первое, в ком крамольный разум отрицает высшие права веры и любви.

Пока ум остается верным слугой любви, Откровение высоко ценит умственную деятельность, окружая ореолом почтения и восторженного сочувствия соответствующие ей слова: мудрость, свет, слово, правда и истина.

Даже не заглядывая в Писание, мы могли бы принципиально решить, что именно так это и быть должно, что иначе и быть не может, что враги разума, умственного развития, философии христианства могут быть только или люди, не верующие в мудрого Творца, являющегося высшим разумом мира, или невежды в вере, не понимающие, в кого веруют, или лицемеры, желающие сделать веру орудием для достижения политических целей, совершенно чуждых торжеству мудрой воли Бога разумного.

Действительно, после отрицания любви, худшая ересь – отрицание разума. После еретиков – врагов любви, самые опасные для истинного христианства, для истинного правоверия еретики – враги разума. После страха любви лучшее доказательство отпадения от правоверия – страх разума; после грубого глумления над несбыточной утопией стройной организации жизни на основах любви и братства худшее кощунство – отрицание необходимости сознательной веры, разумного понимания мудрой воли высшего разума мира, разумного служения на разумное дело мудрого Творца.

Нельзя любить, не зная, кого любишь, не понимая, за что любишь. Нельзя не только любить, но и веровать в Бога, не понимая, в Кого веруешь, тем более нельзя служить на разумное дело Божье, не любя Бога всем разумением; во всяком случае нельзя так верить, так любить и так служить, как того желает мудрый Творец, высший разум мира.

Господь не отрицает слабых умом, простых верою, если они не по собственной вине слабы и просты. Если эти слабые умом, простые верою люди любовью вознесены на высоту христианского настроения, водворившего Царство Божье внутри них, Господь не поставит им в вину ни суеверие, ни недомыслие. Но горе вам, умные, не возлюбившие Бога всем разумением своим, не полагающие для силы разума на познание воли Божьей, на озарение темных умов светом разумения, на стройную организацию жизни по вере!

Громадное значение разума в деле познания воли Божьей и согласования с нею всего строя ума, всего склада симпатий, всего склада жизни, невозможность умственного застоя при наличиии любви живой к Богу и ближнему, при искреннем желании угодить Богу и сделать добро ближнему – все это ясно указывает почетное место разума в святой гармонии христианского настроения духа, важное значение умственной деятельности в христианской жизни.

Откровение громко подтверждает наши выводы, логично вытекающие из веры в Бога разумного.

Еще в Ветхом Завете Откровение громко говорит о тесной связи между деятельностью разума и истинным благочестием: пойте все разумно[292]. А чтобы петь разумно, нужно веровать сознательно, а для этого нужно искать и уразуметь мудрую волю разумного Творца, нужно перевоспитать себя, согласовать собственные мысли и чувства с этою святою волею, научиться делать добро, постоянно, настойчиво искать торжества правды Божьей в жизни и всеми силами верующего духа содействовать делу Божьему, торжеству правды, созиданию стен Иерусалима Небесного. Без этого нет истинного благочестия, не может быть устойчивости правоверия. И вот с высоты небес Господь с любовью взирает не на тех, кто строго выполняет букву обряда, а на того, о котором Давид говорит: разумеющий, ищущий Бога[293].

Не ищущий Бога не может уразуметь Его, не разумеющий Бога не может ни любить Его, ни достойно служить Ему. Без любви, без разумения нет свободных чад Божьих, нет добровольных рабов Божьих, а есть только подневольные, трусливые рабы и корыстные ласкатели, о которых так говорит Господь: к чему Мне множество жертв ваших[294].

При таких обстоятельствах и праздники, и курения, и молитвы, и жертвы – все кощунство, все в осуждение. Путь спасения один: уразуметь волю Божью, научиться делать добро, быть алчущими и жаждущими торжества правды Божьей в жизни[295].

Там, где жизнь не основана на началах любви и братства, всегда на одного героя наживы, триумфатора на жизненной бирже, приходится девяносто девять побежденных, обездоленных. Им, этим обездоленным, некогда уразумевать, опасно искать правды. Единственная возможность для них научиться, уразуметь – живое слово назидания со стороны тех, на кого они с доверием взирают, как на посредников между ними и Богом, как на пастырей душ своих. Это ясно поняли еще ветхозаветные избранники Божьи и грозно требовали умственной пищи для паствы от ветхозаветных священников, говоря: уста священника должны хранить ведение, и закона ищут от уст его[296].

Вот плоды не вражды, а только нерадения в деле умственной жизни верующих в церкви ветхозаветной!