Бог есть любовь[267]. В этих словах все Евангелие правды Божьей; в этих словах, дважды повторенных в одном послании, разумный смысл творения, откровение безмерной жертвы воплощения Сына Божьего ради нашего спасения, твердое основание разумной надежды на блаженство вечное – конечная цель бытия всего сущего.

Бог есть любовь. В этих словах краеугольный камень радостной веры, санкция высшей разумности беззаветной любви, любви до самопожертвования, любви до смерти крестной. В этих словах источник понимания святой гармонии Духа Божьего, путь восстановления святой гармонии мятущегося духа человека, созданного по образу и подобию Божьему. Апостол не называет Бога разум, не называет Бога всемогущество, не называет Бога вечность, он говорит Бог есть любовь и тем самым исповедует, что первое место в вечной, неизменной, святой гармонии Духа Божьего занимает любовь, что ей подчинены и мудрость, и всемогущество, и все прочие свойства Божьи; исповедует, что и в человеке, созданном по образу и подобию Божьему, любовь должна занять место первое и в духе, и в жизни, что без этого не могут быть восстановлены в нем извращенные грехом образ и подобие Творца, не может быть достигнуто единодушие блудного сына с любвеобильным Отцом Небесным, не может быть примирения, не может быть мира духовного, не может быть Царства Божьего внутри нас.

Бог есть любовь. Этими словами навеки осуждены ересь из ересей, безумное заблуждение, гнуснейшее из кощунств, позорная ложь тех наглых самозванцев, которые осмеливаются называть себя христианами и даже кичиться своим правоверием, оставаясь холодными, черствыми и сухими сердцем, не признавая любовь своею первою, основною обязанностью, не ценя любовь в других, мирясь со строем жизни, основанном на корысти или насилии, не веря в высшую разумность любви, считая за наивную утопию самую возможность стройной организации жизни на основах любви.

Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь. Напрасны все старания избегнуть этого основного закона христианства, подменить какою-либо фальшивою монетою чистое золото живой, деятельной, торжествующей любви. Елейность языка и льстивые речи не обманут и не удовлетворят Бога-Любовь. Приближаются ко Мне люди сии устами своими, и чтут Меня языком, сердце же их далеко отстоит от Меня; но тщетно чтут Меня, уча учениям, заповедям человеческим[268]. Не поможет им ссылка на освященный давностью обычай, переданный от отцов: вы устранили заповедь Божию преданием вашим. Лицемеры![269] Не поможет и уверение в любви, скромно скрытой в глубине верующего сердца: от избытка сердца говорят уста[270]. Но хочешь ли знать, неосновательный человек, что вера без дел мертва?[271]

Бог есть любовь, и пребывающий в любви пребывает в Боге, и Бог в нем. Любовь – непременный признак истинного христианства, необходимый признак неукоснительности правоверия, притом любовь, доходящая до нежности: будьте братолюбивы друг к другу с нежностью[272], до ревности, по примеру Божьему: до ревности любит дух, живущий в нас[273], до самопожертвования, до смерти крестной: Заповедь новую даю вам, да любите друг друга; как Я возлюбил вас[274].

Бог любви и мира[275] не может предпочесть деятельной, живой, нежной любви ни богословские знания, ни подвижничество непрестанного самоистязания, ни самую широкую благотворительность, ни самое неукоснительное соблюдение правоверной ритуальности, ибо во Христе Иисусе не имеет силы ни обрезание, ни необрезание, но вера, действующая любовью[276].

Без самоотверженной, живой, деятельной, нежной любви, властно господствующей в духе нашем, проникающей собою весь склад ума и весь строй жизни нашей, непрестанно торжествующей во всех отношениях наших к Богу и ближним, нет христианства[277].

Без такой любви нет никакой заслуги в глазах Божьих, нет возможности примирения с Отцом Небесным, нет спасения[278].

Нет заслуги ни в самом увлекательном красноречии, ни в самых обширных познаниях, ни в самой непоколебимой вере, ни в чудесах, порождаемых верою, ни в самой разорительной благотворительности, ни даже в добровольном мученичестве, если все это не имеет любовь своим источником, не является естественным плодом любви.

Одна любовь, и притом любовь исключительная, дает право быть служителем на дело Божье, посредником-миротворцем между грешным человечеством и Отцом Небесным, дает право пасти овец стада Христова[279].

Именно любовь и не что иное, как любовь, должна быть конечной целью церковной проповеди, всякого назидания, всякой благочестивой беседы[280].

Любовь важнее веры потому, что включает ее в себя как составную часть, нельзя любить ближних, не любя Творца их, нельзя любить Бога, не веруя в Него, нельзя любить человечество, не веруя в возможность его преображения до светлого идеала, достойного любви, нельзя надеяться на это преображение, не веруя в любвеобильного, мудрого и всемогущего Творца, предопределившего вечное бытие любви, свету, гармонии и красоте[281].

Любовь важнее знаний и потому должна господствовать над разумом, а не ему подчиняться; разум может и не привести к любви, а напротив, приведя к гордости, иссушить сердце, угасить любовь. Любовь не может отказаться от разума, не может не желать разумно понять волю Божью, не может не желать разумно сделать наибольшее добро ближнему, не может не любить разума как дорогой талант, вверенный горячо любимым Отцом на пользу горячо любимых братьев[282].

Кто любит Бога? Верующий христианин не может любить без Бога, не может отнять у Бога место первое в сердце своем, не делаясь тотчас язычником, сотворившим себе кумира, все равно, будет ли этим кумиром отец, мать, сын, дочь, жена, или друг, наука, искусство, богатство, власть, или, что всего чаще случается, Я, чрево. Кто любит отца или мать более, нежели Меня, не достоин Меня; и кто любит сына или дочь более, нежели Меня, не достоин Меня[283].

Именно любовь к Богу и претворяет эгоистичную языческую похоть в разумную христианскую любовь, научает, как любить, возносить любовь на высоту святая святых мира, научает понимать, что любовь – венец мудрости, первопричина бытия, конечная цель творения, нерушимая основа блаженства вечного в Царстве Божьем.

Как любовь должна господствовать над разумом, так любовь к Богу должна господствовать над всякою другою любовью, проникая ее насквозь, очищая ее до святости[284].

Одна любовь из корыстных, трепещущих рабов возносит нас до высоты свободных чад Божьих[285]. Страх наказания не есть спасительный, христианский страх Божий; страх ревнивой любви, страх оскорбить Того, Кого до ревности любишь, страх отдалиться от Него, стать недостойным Его, – вот спасительный, христианский страх Божий, который воистину есть начало мудрости[286].