- Вижу, - кивнул Дерог. - И к чему ты клонишь?

  - А вот к чему, - Ивар показал пальцем на внутреннюю сторону предплечья Оверета. - Их легко не заметить, особенно на мертвом теле. Видишь эти два небольших пятнышка? Это следы зубов черной гадюки.

  Склонившись к столу, Дерог долго рассматривал своими подслеповатыми глазами потемневшую и опухшую руку покойника.

  - Похоже на то, - наконец, согласился он. - Действительно, выглядит как укус змеи. Получается, что Оверет, после того как его укусила змея, зачем-то залез на дерево, откуда свалился под ноги внезапно подоспевшему братцу - который, как все хорошо знают, неоднократно грозился его убить? Слишком сложно, чтобы быть правдой.

  Ивар замялся, затем нерешительно предложил:

  - Может быть, он искал на дереве какое-то противоядие?

  - Искал противоядие на ядовитом тисе? - усмехнулся Дерог.

  - Я слышал про странные обычаи, связанные с укусами змей. Некоторые верят, что если до того, как змея скроется из виду, перепрыгнуть через любую проточную воду, то яд перестанет действовать. Может быть, и здесь было что-то подобное?

  - В наших местах таких обычаев нет. Хотя есть другое. Некоторые думают, что лучшее средство при укусе гадюки - это обернуть шею осиновыми ветками или запеленать укушенного в шкуру только что зарезанной овцы. Но вряд ли Оверет стал бы искать на тисе осиновые ветки и пасущихся ярочек, - с усмешкой заключил Дерог. Немного подумав, он продолжил:

  - Но ты прав, укус змеи несколько меняет дело. Возможно, имеет смысл послушать, что расскажет об этом сам убийца. Если, конечно, он и сегодня не будет мычать как полоумный. Но я бы не стал ожидать многого от откровений преступника. Гораздо интереснее то, что скажет Омфал.

   - Тот камень в центре горсета? - удивился Ивар. - Как это он "скажет"?

   - Разумеется, не сам камень, но боги через него. Если на Омфал посадить несправедливо обвиненного человек, камень побелеет.

   - И давно он белел в последний раз? - с горькой усмешкой поинтересовался Ивар.

  - На моей памяти - ни разу, - признал Дерог. - Но и особых сомнений в виновности никогда не возникало.

  - Так, может, стоило бы поискать более убедительных доказательств? - осторожно предложил Ивар.

  - Более убедительных, чем голос богов?! - в голосе Дерога послышалось возмущение и скрытая угроза.

  - Атре, - предусмотрительно сменил тему Ивар, - я видел, ты читал какой-то пергамент? В бумагах Оверета нашлось что-то интересное?

  - Увы, нет. Ничего, что касалось бы реальной жизни. Одно бессмысленное сочинительство. Какие-то сказки про Коровий ручей и источник мудрости, что якобы растет у его начала. Если бы Оверет, да не отринут боги его несчастную душу, почитал хотя бы "Старину мест", он бы не притягивал за уши священную реку Бойн к нашей заросшей ряской канаве.

  Дерог взял со стола кусок пергамента, мельком взглянул на него и, хмыкнув, произнес:

  - Вот, послушай сам: "С белым Пангуром моим вместе в доме мы сидим...". Что это, к чему? Зачем изводить пергамент с чернилами на побасенки про глупого кота? Или вот дальше: "Кот привык, и я привык враждовать с врагами книг. Всяк из нас своим путем: он - охотой, я - письмом". О чем это? Разве есть мудрость в этой белиберде? Кот ловит мышей - об этом хотел поведать нам сочинитель?

  Внезапно Дерог бросил пергамент па пол и кинулся к соломенному матрацу:

  - Ах ты ж подлое отродье! Пошел прочь, фоморская отрыжка!

  Невесть откуда взявшийся белый котенок Оверета испуганно соскочил с капюшона филида, оставляя за собой растекающееся желтое пятно. Дерог, продолжая костерить почем зря неразумную тварь, спешно выбежал на улицу и принялся оттирать снегом кошачью метку. Ивар, едва сдерживая улыбку, последовал за ним.

  - Никому не рассказывай об этом! - не то пригрозил, не то попросил его Дерог.

  - Печать молчанья на устах моих, - ответил Ивар. - И все же этот "кот Пангур" выбрал весьма своеобразный способ "враждовать с врагами книг".

  - Ошибаешься, юноша: книгам я не враг. Я лишь не люблю тех суетно-тщеславных сочинителей, за словами которых - пустота. Которым нечего предложить людям, кроме своих вымученных фантазий. Придумка, узор повествования - они должны быть средством, но не самоцелью.

  - Средством чего?

  - Средством донесения истинных знаний. Кои все давным-давно уже изречены и записаны - в древних, изначальных текстах. Их всего лишь нужно переложить на новый лад, пересказать новым языком, более доступным для новых поколений. Вот для этого и нужна фантазия, а не для высасывания из пальца бессмысленных химер.

  - Но разве фантазирование само по себе так уж бессмысленно? Разве оно не делает твой ум богаче, не заставляет взглянуть на вещи под другим углом, сквозь иные призмы? Ведь повествуя о чем-то, ты научаешься этому с удвоенной силою. Разве фантазирование не оттачивает логичность твоего мышления, наблюдательность и внимательность к мелочам? В конце концов, разве оно не служит своего рода... не знаю, как назвать это... - врачеванием души?

  - Скажи мне, юноша, после опорожнения - ты ж ведь наверняка подтираешься лопухом? И вряд ли ты будешь спорить с тем, что лопух есть предмет безусловно полезный в деле облегчения души и тела? Но ты же не понесешь показывать этот лопух всему честному люду? Так же и с сочинительством. Сочиняй себе на здоровье, столько, сколько влезет - или вылезет - но затем сожги свои писания, не захламляй людям головы понапрасну, не профанируй письменное слово. Но нет же, эти дерзновенные тщеславцы мнят себя поучателями жизни, властителями дум и воспитателями чувств. В действительности же эти ваши новомодные сочинители всего лишь ловко теребят легкодоступные струны души, пользы же от их каракулей - как от ковыряния в носу.