- Ивар, дружище, подсоби! - раздался сзади звонкий тенорок. Обернувшись, Ивар увидел Кивриса Нейдра, тащившего по земле раму из наспех сколоченных досок. За Киврисом следовала шумная ватага чумазых детей.
- Что это? - удивленно спросил Ивар.
- Подмостки. У нас тут свой маленький театр одного актера, - во весь рот улыбнулся Киврис. - Развлекаю народ сказками нравоучительного свойства. Поможешь собрать? Нужно будет закрепить подмостки в земле, завесить тканью, ну и всякое другое в том же духе.
Ивар кивнул и принялся помогать Киврису.
- Странное слово "имболк", - обронил Ивар, копая ямы под подмостки. - Ты не знаешь, что оно означает?
- Не знаю. Кажется, что-то, связанное с овечьим молоком, - предположил свинопас.
- А оно не может быть как-то связано с народом фирболг, что, говорят, жил здесь в древности?
- Не думаю, - возразил Киврис, прикапывая раму. - Ведь слово "фирболг" оканчивается на "гэ", а не на "ка", как "имболк". Вряд ли они как-то связаны.
Пока они собирали самодельную сцену, появились Дерог и Хейни. Судя по недовольной мине последнего, филид опять оторвал его от кувшина с вином. Дерог же, не обращая внимания на причитания Хейни, скользил обеспокоенным взглядом по толпе собравшихся, как будто выискивая в ней кого-то.
Из принесенного с собой мешка Киврис достал две соломенные куклы. Одна изображала мерзкую старуху с длинным крючковатым носом, восседавшую на бледно-сером коне, другая - молодого паренька в залихватско заломленной назад шляпе.
- Сегодня будет сказка про старуху Смерть и пройдоху Эйтилуха, - пояснил Киврис. - Слышал такую?
- Нет еще, - ответил Ивар.
- Я ее на Имралтине видел однажды, в настоящем театре, - похвастался свинопас.
- Единожды увидел и дословно запомнил? - удивился Ивар.
- Ну, может, не совсем дословно, но вообще на память не жалуюсь, - похвастался Киврис.
Рядом с ними стоял Дерог и недовольно косился на соломенных кукол, насаженных на руки Кивриса.
- Скажи, атре, - вспомнил Ивар сегодняшнюю ночь на горсете. - Что означает руна в виде отвесной черты, перечеркнутой тремя наклонными?
- Несложно ответить, - произнес Дерог. - Это "геталь": ранение или убийство. Почему ты спрашиваешь?
- Просто видел такую на одном из трилитов. А кто такая "дочь Ивора"?
- Это ты в отвороте услышал? Дочерьми Ивора, или королевами, называют змей, что на Имболк выползают из своих расщелин. Наивные простецы полагают, что, кинув в огонь пучок мяты или душицы, они оградят себя от укуса змеи.
- А что может оградить от укуса змеи? - продолжал допытываться Ивар.
- Есть только одно средство, надежно защищающее от яда: змеиное яйцо. Но это очень редкий камень, в наших краях ты его не встретишь. Говорят, их добывают где-то далеко-далеко на юге, в пустынных землях.
Дерог неожиданно повернулся к проходившему мимо Эсгису:
- Эсгис, а где брат твой?
- Не знаю. Что я, сторож ему? - недовольно пробурчал тот. - Шляется где-то, как обычно.
- А Вихана ты давно не видел?
- С час назад еще был здесь, - тень волнения пробежала по лицу Эсгиса. Вытянув голову, он принялся искать в толпе своего приятеля.
- Вот же неслух! - не найдя того, кого искал, ругнулся он. - Прости, атре, спешу.- С этими словами Эсгис развернулся и широким шагом направился в сторону своего дома.
До заката оставалось менее часа, когда подмостки, наконец, были готовы. Понемногу начинало подвьюживать. Чтобы осветить сцену в надвигающихся сумерках, Киврис попытался закрепить по бокам ее несколько факелов. Факелы, однако, держаться не хотели, поэтому пришлось отдать их в руки людям из первого ряда.
- Итак, любезные зрители, - торжественно и нараспев протянул Киврис. - Сегодня мы поведаем вам, как ловкий Эйтилух обманул всесильную Смерть. Прошу не шуметь, мы начинаем.
С этими словами Киврис нырнул под задрапированную раму. Зрителей к этому времени осталось совсем немного, десятка три, в основном, дети и подростки. Вскоре над подмостками взметнулась соломенная кукла, изображавшая паренька в залихватской шляпе.
- Однажды в старые-престарые времена, за девятью горами, девятью долами и девятью волнами жил себе молодой паренек по имени Эйтилух. Был он ловок, смышлен, нрав имел веселый, а язык - острый как жало. И так жил он себе припеваючи да забот не знаючи, пока однажды не заприметила его старуха Смерть и не зачеркнула его имя мелом на своей черной доске. И тогда отправилась она к нему в дом, чтобы забрать его с собой.
Над подмостками выскочила фигура горбоносой старухи. Несколько самых маленьких зрителей испуганно охнули.
- "Собирайся поживей!", грозно молвила Смерть Эйтилуху. "Или я потащу тебя силой!" Но уж очень не хотелось Эйтилуху уходить из этого мира, и принялся он упрашивать старуху, чтобы подарила ему хотя бы еще немножко времени, совсем чуть-чуть. Поначалу Смерть и слышать ничего не желала. Но устав от его бесконечных причитаний и уговоров, согласилась: "Хорошо, даю тебе еще три часа". "Но это же очень мало!" воскликнул Эйтилух. "Дай мне время хотя бы до завтра!" "Нет!" сказала Смерть. "Ну прошу тебя, что тебе стоит!" упрашивал ее Эйтилух. В конце концов, Смерть не выдержала и махнула рукой: "Коли уж тебе свет клином сошелся на этом завтрашнем дне, то так тому и быть. Но это окончательный срок!" "Хорошо, хорошо", уверил ее Эйтилух. "Только одна маленькая просьба". "Что еще?" недовольно пробурчала Смерть. "Напиши мне расписку, что ты придешь именно завтра" "Что?!" возмутилась Смерть. "Ты не веришь моему слову?!" "Что ты, что ты!" успокоил ее Эйтилух. "Конечно же, верю! Но у тебя же столько дел, можешь ненароком и перепутать что-то. А мне так будет спокойнее". "Ну хорошо", сказала Смерть, начиная терять терпение. "Вот тебе моя расписка". С этими словами Смерть достала свой мел, написала на двери Эйтилуха слово "завтра" и отправилась прочь по своим делам.
