Молодая особа полезла в сумку, достала карандаш и принялась постукивать им по голым коленкам, чтобы унять слишком заметное волнение, еще больше выдавая его своими суетливыми движениями.

Многоопытный в женских неврозах, семейный врач мистер Керри оценил ситуацию, успокоился и неожиданно для обеих сторон назревающего конфликта предложил:

– Как вы смотрите на то, чтобы вместе заняться поисками Лукаса. (Может быть, и еще кого найдем, кого я уже давно ищу). Ведь, насколько я понимаю, Бэйли – герой вашего незаконченного романа, не так ли?

– Как вы догадались? – Алёна широко раскрыла глаза.

– Весь город в курсе финала этого вашего приключения. Лукас – мой друг.

– Не верю. У Лукаса не могло быть друзей.

– Правильно заметили, но я был и остаюсь его единственным давним другом. Он много говорил о вас, будучи уверенным, что я не слышу. А я слышал и восторгался вами.

Стюарт полез в карман блейзера и достал нечто, напоминающее открытку.

– Ровно через месяц, в субботу, у меня в усадьбе «Касабланка» будет прием. Я был бы рад увидеть вас среди моих гостей, – и протянул ей приглашение. – Вы придете? – в его глазах была надежда.

– С удовольствием. Это приглашение на одно лицо или для двоих?

– На столько лиц, скольких вы пожелаете, – Стюарт откланялся.

Алёна в недоумении осталась сидеть у камина. Вместе с ней облегченно вздохнул и расслабился океан. Ветер за окном затих, разогнав настороженные облака. Солоноватый бриз унес воспоминания о случившемся и развеял отзвуки трагедии над песком дюн.

После встречи с мистером Керри Алёна немного успокоилась и перестала постоянно ныть по поводу исчезнувшего Лукаса. Несколько ночей ей даже удавалось заснуть без снотворного. Однако осевшая где-то в уголках памяти тревога не проходила, а, наоборот, усиленная затяжной неопределенностью, сковала действия и мысли. Сам факт потери человека, с которым связаны долгие месяцы сложных романтических отношений и острых психологических дуэлей, шершавой занозой вонзился в сознание и не отпускал. Ей никак не удавалось избавиться от щемящего чувства вины за поступок, который она преднамеренно не совершала.

Находясь в состоянии волнообразного невроза, русская особа наконец дождалась дня, назначенного для сбора гостей в усадьбе «Касабланка». Томящее беспокойство постепенно сменилось предвкушением праздника. Это всегда происходило с ней накануне больших приемов, особенно в незнакомых местах.

Несмотря на пережитую драму, ее женская натура не изменилась. Вопрос «Во что одеться?» как всегда оставался главным в предтусовочной суете. Она привыкла быть стильной и обращать на себя внимание в любой обстановке именно через продуманно созданный образ. Каждый выбранный наряд соответствовал настроению дня и поставленной цели. Балансировать между собственным «я» и восприятием тебя посторонними помогала уверенность в себе, которая, как вспышка сознания, всегда появлялась в нужную минуту. Значимость умело/неумело подобранного одеяния подтверждалась годами. Опыт накапливался и расширялся.

Алёна прогуливалась по своей гардеробной, передвигая вешалки, как в бутике. Поскольку ее вес часто и нерегулярно менялся, наряды были развешаны по размерам, от 38 до 50, и по видам: пиджаки, кофты, топики, брюки (блузок она не носила), платья, юбки, шорты и даже купальники со шляпами. Всё группировалось по цветам, качеству ткани и сезонам.

Урбанова сосредоточенно примеряла разные варианты, но ничего подходящего найти не могла. Вскоре ей надоело, и она, изменив себе, закрыла глаза и взяла наугад то, что первым попало в руки. Им оказалось платье в широкую бело-черную поперечную полоску. Оно не стройнило, но почему-то настраивало на решительный лад.

– Я понял твой замысел, ты хочешь стать центром всеобщего внимания, как пограничный столб, – весело прокомментировал Нахимов, рассматривая жену. – А в чем я буду тебя сопровождать? Где моя зеленая фуражка?

– Да ну тебя. Неужели действительно так вызывающе? Дай проверю с Афоней, – и направилась в комнату сына.

– Мышь, подожди, я тебе кое-что покажу: маленькую, но важную деталь, – ответил сын, растягивая слова последние фразы.

Называть Алёну Мышью или Мышкой повелось с давних времен, еще до рождения Афанасия. В период свиданий и первых лет жизни Алёна «проходила» у Алексея под именем Малыш, которое постепенно трансформировалось в короткое Мышь, что в большей степени отображало характер жены. Внешне она почти всегда была спокойна, конечно, кроме отдельных вспышек неудовольствия. Внутри же постоянно волновалась по пустякам и переживала за друзей и близких, хотя от этом ее никто не просил. Суетиться и нервничать втихую стало ее второй натурой.

Сын полез в ящик письменного стола и достал свисток.

– Зачем тебе свисток? – не поняла Алёна, рассматривая свое отражение в балконной двери.

– Не мне, а тебе. Ты просто судья на футбольном матче в этом платье. Где ты такое раздобыла? – сын явно развеселился.

– В Macy’s. Кажется, это Chaus, – Алёна изогнулась в невероятной позе и заглянула себе в оттопыренный воротник. – Да, точно, Chaus, а что?

– Ты знаешь, в этом что-то есть, – Афоня с задумчивым видом медленно раскручивался кресле. – Компания «Хаос» выпускает платье с правильным геометрическим рисунком, выполненным в монохромной гамме! Класс!

– Понятно. Спасибо, сынок, помог. Пойду к соседке. Третье мнение будет решающим.

Минут через двадцать Алёна вернулась домой с пачкой фотографий в руках. Алекс, к ее удивлению, был уже помыт, побрит и одет в черное и белое в тон к ее наряду.

– Смотри, что мне Глория дала, – она протянула стопку мужу.

– Ну мы же говорили! – Афоня перехватил фотографии. – Это прикольно! Пирамида из атлетов тридцатых годов, главные действующие лица в полосатых трико. Ты в теме. А куда вы направляетесь? Толстый с тобой?

Никто уже не помнил, почему сын, когда был еще совсем маленьким, изобрел для Алекса такое прозвище. Его отец не был ни громоздким, ни перекормленным, но к нему приклеилось. Почему именно Толстый? Никто, включая ребенка, на этот вопрос ответить не мог. Может быть, поведение отца ассоциировалось у мальчика с Карлсоном, героем книги Астрид Линдгрен? Но, в отличие от него, Алекс был высок, широкоплеч и подтянут. На прозвище Толстый он не обижался: привык, сроднился.

– Идем на прием к миллионеру в Монтесито. Хочешь к нам присоединиться?

– Не-е-е. Спасибо. Мы с Джессикой обратно в школу. Там сегодня ярмарка – как это называлось в Москве? Ярмарка товаров народного потребления.

– Что вы на сей раз придумали? Чем торгуем?

– Джесси приготовила всякие примочки для ванной: морские соли с разными ароматами и свечи с тематикой Хэллоуина, а я приделал к ним электронные примочки. Они все там, на кухне. Хотите посмотреть?

Увидев заставленный коробками стол, семья ахнула от невообразимого количества диковинных штучек.

– Надеетесь всё продать?

– Да мы будем первым хитом! Всё со свистом улетит. Никто не пройдет мимо. Ты что, сомневаешься?

– Ни на секунду. (Весь в меня – оптимист, отдаленный от реальности). Я в тебя верила, верю и буду верить!

– Тогда до вечера. Пока, пока.

– Как поедем? По 101 или 192? – спросил Алекс, неторопливо усаживаясь за руль.

– По 192, а то на хайвее можно застрять. Который час? Без пятнадцати пять? Давай, давай скорее, опаздываем же! – Алёна пристегнула ремень. – Поехали! – она уже почти кричала, но шепотом.

Двухполосная неразделенная дорога вилась между старыми одноэтажными домами с нахлобученными крышами. Были они сплошь увиты южным плющом с абстрактно разбросанными яркими пятнами цветов. Кричащие краски отвлекали от вождения, вынуждая Алекса невольно крутить головой по сторонам. Окна построек, не имея солнечных очков, жмурились, прикрываясь лишь растущими вдоль заборов вечнозелеными растениями, отдаленно напоминающими кавказские туи и кипарисы. Местами навстречу попадались увеличенные до неестественных размеров карликовые японские деревья, превратившиеся в этих радоновых краях в гигантов ростом с человека.