Она «случайно» снесла ногой костыли и громко хлопнула дверью. Ньют позволил себе глубоко выдохнуть.

~

— И чем ты планируешь заниматься? — спросил Томас через месяц после выписки Ньюта из больницы.

Ньют задумчиво помешивал ложечкой зелёный чай в чашке, а сахара там и в помине не было. Его мысли были заняты отнюдь не обрисовыванием картиной нового будущего; он думал о том, что здесь, на кухне его дома, Томас казался каким-то чужим даже спустя год после их встречи, и дело было даже не в их взаимоотношениях. Просто на этом стуле должен сидеть другой человек, и всё.

На кухне Ньют чувствовал особенно сильную горечь, когда думал о своём лучшем друге. Минхо, наверное, сейчас спит, обнимает одной рукой своего соулмейта, девушку, у которой, по словам самого Минхо, «глаза синее васильков, а волосы темнее ночи». С каждым днём Ньют всё больше чувствовал, как его друг становится не тем, к которому он привык и которого знал как свои пять пальцев. Романтика? Сопливые сравнения? В любое другое время Ньют решил бы, что у Минхо температура или белая горячка. Теперь Ньют заходил в Твиттер реже, потому что попросту боялся однажды увидеть там что-то, что окончательно убедило бы его в том, что он безвозвратно отдалился от своего лучшего друга, которому некогда доверил бы свою жизнь, даже не задумываясь.

Теперь на его месте сидел Томас, и новая картина казалась чужеродной и неестественной.

— Не знаю, может, буду работать у отца…

Томас тут же навострил уши и насторожился:

— Ты никогда мне не говорил о своём отце.

— Нечего говорить, — припечатал Ньют и поставил чашку на стол. — Родители развелись, когда мне было шесть. Я остался с матерью, а отец забрал мою младшую сестру. Я пошёл по стопам матери и стал артистом балета, а Лиззи теперь работает на отца.

— У него свой бизнес?

— Ага. — Ньют хотел остановиться и на этом, но вид Томаса кричал о том, что тот забросил удочку и бросать всё не намерен. — У него сеть ресторанов по всей Америке. Главной фишкой являются мастер-классы разных именитых шеф-поваров, а у него в кабинете до сих пор висит по центру фотография, где он жмёт руку Гордону Рамзи. Очень гордится этим.

Ньют закатил глаза, и только в этот момент Томасу пришло в голову, что он где-то умудрился потерять своё чувство такта. Скорее всего, после развода отца он видел редко, поэтому он свою сестру и продолжал называть Лиззи, будто она всё ещё была для него маленькой сестрёнкой, которая под стол пешком ходит. Расспрашивать своего соулмейта о его жизни интересно, да, но до ужаса неприлично и бесцеременно.

— Если честно, то я не хочу проситься у него работать. Это… унизительно.

— А стать учителем, как этот твой Джон Маскетти, нельзя?

Ньют покачал головой.

— Для этого мне надо отработать ещё три года минимум.

Томас отхлебнул уже остывший чай. Решение было где-то рядом, он чувствовал это, но не мог понять его.

— Значит, будем думать ещё, — задумчиво протянул он, смотря куда-то в пустоту.

***

Когда поздно вечером у Томаса зазвонил телефон, а на экране высветился незнакомый номер, тот поначалу хотел сбросить, но чутьё подсказывало ему, что сейчас произойдёт нечто важное. Как оказалось, звонила ему мать Ньюта, и голос у неё был обеспокоенным, тихим и быстрым, поэтому Томасу приходилось прикладывать усилие, чтобы разобрать часть слов.

— Ньют, он… заперся у себя в комнате пару часов назад и затих там. Он не пускает меня. Томас, ты сможешь приехать? Тебя он послушает.

Томас кивнул, а затем поняв, что его жест так и остался неопознанным, сказал, что скоро будет. От его дома до Ньюта идти пешком около полутора-двух часов, но на автобусе можно и за сорок минут доползти.

Уже стоя на остановке Томас понял, что на последний автобус до дома он успеет в лучшем случае, если ему хватит получаса на разговор с Ньютом, но что-то ему подсказывало, что всё растянется надолго. Конечно, не было ничего особенного в том, чтобы вернуться пешком, но самая короткая дорога пролегала через Западный Колфакс — криминальный район Денвера, в который соваться не особенно хотелось на ночь глядя.

Ладно, пройдётся вдоль Вэлли Хайуэй, может, получится поймать попутку.

Автобус пустовал, разве что кондуктор едва слышно переговаривался с водителем. Томас сел ближе к концу салона и вставил в уши наушники. Как оказалось, их заряда осталось на шесть песен. Может, у Ньюта найдётся внешний аккумулятор и USB-провод?.. Для начала стоило хотя бы доехать до него.

Его район в ночное время был очень тёмным, работающие фонари встречались раз в сто метров, и те тусклые, поэтому дорогу себе Томас освещал телефоном. Он уже настолько привык к маршруту от остановки до дома своей родственной души, что сумел бы пройти с закрытыми глазами и связанными за спиной руками, но споткнуться о какой-нибудь бордюр не хотелось бы.

Глаза матери Ньюта лучились беспокойством, и из-за этого она казалось… живой. Удивительно, но за год их с Ньютом отношений Томас никогда не видел, чтобы его мама хоть раз искренне улыбнулась ему или выразительно посмотрела на него. Её глаза казались странно ледяными и тусклыми, но, как утверждал Ньют, она не всегда так себя вела. Пускай её лицо и казалось необычайно молодым, но руки выдавали возраст их хозяйки. Покрытые набухшими венами и морщинками, они часто скрывались под тёмной шалью.

Она крепко вцепилась пальцами в плечо Томаса и совсем непривычно даже для себя самой подтолкнула в сторону лестницы.

— Он всё ещё в комнате. Прошу, поговори с ним.

И почему у него так некстати появился ненужным ком в горле?

Уже у самой двери Томас сглотнул и тихо постучал костяшками пальцев.

— Ньют? Ньют, это я. Пустишь? Расскажи, что случилось.

Он не услышал ответа. Тяжело вздохнув и нахмурившись, Томас коснулся лбом двери и положил на неё руку.

— Что бы ни произошло, пойми, я здесь и всегда могу выслушать тебя. Совета, конечно, не обещаю, но…

Щёлк.

Ручка повернулась, и дверь со скрипом отворилась. На пороге, буквально в тридцати сантиметрах от Томаса, стоял Ньют, и на его лице прямым текстом читалась вселенская скорбь. Что же могло случиться?

— Привет, — хрипло отозвался Ньют и, протерев ребром указательного пальца под глазом, прошёл вглубь комнаты и плюхнулся на кровать. — Знаешь, что я узнал?

— Что? — Томас присел рядом.

— Лорен Катбертсон. — Ньют сглотнул. — Сломала ногу во время одного из своих выступлений и вернулась в балет после девяти месяцев реабилитации.

Томас непонимающе моргнул.

— Так это же хорошо, — неуверенно протянул он. — Значит, ты тоже сможешь вернуться, нет?

— Нет. — Ньют горько усмехнулся и покачал головой. — Ей повезло, в отличие от меня. Ты заметил, как я хромаю? Это происходит каждый и каждый раз после больших нагрузок.

Ньют бил кулаком о ладонь, словно это помогало ему отвлечься, а Томас совершенно не понимал, что ему ответить на это.

— Даже если меня когда-нибудь снова примут в балет… роли премьера мне не видать. Даже не мечтать. Не думать. Знаешь, многие на моём месте сказали бы, что их это не волнует, лишь бы заниматься любимым делом… Но я не смогу жить с осознанием, что когда-то я был способен на большее, чем подтанцовка в последней линии, понимаешь?

Томас кивнул. Его словно обухом по голове стукнуло осознание, что настал тот подходящий момент, чтобы предложить идею, которую он вынашивал ещё с их дуэта.

— Слушай, Ньют, помнишь, ты говорил про июльский «Ты думаешь, ты умеешь танцевать?» и про то, что в это время они запустят сезон для пар-соулмейтов? — дождавшись кивка, Томас продолжил: — Может, попробуем поучаствовать?

Ньют нахмурился.

— Ты смеёшься?

— Я серьёзно! — на повышенных тонах протянул Томас и доверительно схватил Ньюта за локоть. — Отбор будет проходить в Чикаго, это день пути, у меня там тётя живёт, не пропадём уж точно. Мы просто обязаны попробовать, Ньют!

— Я… я не могу, Томми! — воскликнул он и сбросил чужую руку. Вскочил с места и принялся мерить шагами комнату. — С моей-то ногой? Да я только мешаться буду! Да и зачем тебе это вообще нужно?