Когда они убежали за кулисы, Ньют рухнул на колени и осторожно прикоснулся к стопе Киры.

— Ты как? — спросил он, аккуратно поглаживая больную ногу, словно ожидая, что от этого болеть будет меньше.

Кира с обеспокоенным лицом грузно осела на пол и принялась осторожно двигать стопой, изредка морщась.

— Нормально, — выдавила она, и Ньют не понял, от боли ли у неё в глазах стояли слёзы или обиды. — Правда, нормально. Немного разработаю, и всё пройдёт. Пошли переодеваться, времени у нас не так много, как может показаться.

Кира, осторожно ступая на правую ногу, направилась к ширме прямо за кулисами — выходила она на сцену часто, и времени тащиться в гримёрные ей просто не хватало. Сам Ньют переодевался с другой стороны сцены, и он поспешил к своему месту; ему нужно было просто накинуть поверх рубашки чёрную жилетку, по краям расшитую толстой золотой нитью.

В это время Томас, сидя в зале, с силой прижимал к себе рюкзак, с широко распахнутыми глазами глядя на сцену. Да, он уже видел целую балетную постановку в прошлом сезоне, но эта, казалось, ушла за границы совершенства. Когда он увидел поцелуй Киры и Ньюта, он думал, что его захлестнёт с головой ревность, но этого не произошло, чему он немного удивился. Вероятно, не последнюю роль сыграло безоговорочное доверие к своему соулмейту, а также осознание, что это — всего лишь часть постановки, не имеющая какого-либо определённого подтекста. Уж кем-кем, а безмозглым собственником он себя не считал.

Когда оркестр отыграл последний такт, Томас порывался встать с места и начать громко аплодировать, но сдержался. Он был рад, что его пустили на генеральную репетицию, и подрывать доверие хореографа своим поведением он не хотел.

— Кира, Ньют, — обратился к ним Джон, подходя ближе к сцене, чтобы его все могли слышать, хотя и до Томаса долетали его слова. — Адажио (3). Что случилось?

Сами они сидели на краю сцены, свесив ноги, прямо перед ним. Они переглянулись, и ответила Кира:

— Неудачно приземлилась после сиссон уверт. Сейчас всё нормально.

Джон обеспокоенно кивнул. Затем развернулся к группе из шести служанок.

— Мне ли сейчас стоит вам объяснять значение слова «синхронность»? — одна из них (кажется, это была Рэйчел, хотя Томас не был уверен) неловко переступила с ноги на ногу и сжала локоть левой руки. — Завтра, в двенадцать. Будете торчать столько, сколько потребуется для того, чтобы вы начали чувствовать друг друга. Гарриет, гранд фуэте ан турнан (4). Сейчас ты его выполнила хуже всех. Завтра будешь мне показывать. Джесс! — прикрикнул он на застывшую в прострации девушку. Она встрепенулась. — Где эмоции?! Сколько ещё тебе повторять это? Если послезавтра ты с таким же кислым лицом станцуешь часть с Ньютом, то это будет твоё последнее выступление.

Естественно, Джон преувеличивал, это было ясно всем без исключения, но Джесс всё равно вздрогнула и побледнела так, что Томасу её даже жаль стало. Да, пускай характер у неё не самый прекрасный, но было видно, что балет для неё — всё, какую бы роль в нём она ни играла, и потерять это из-за своего отношения к своему, считай, коллеге, всё равно, что публично признаться в своём слабоумии.

После раздачи замечаний, упрёков и редких похвал Ньют быстро сгрёб в кучу свои костюмы за ширмой и поплёлся в свою гримёрную, где он оставил остальные свои вещи. В этот момент он проклинал своё прежнее желание не захламлять барахлом место, где ему приходилось носиться с ошалевшим видом и выискивать нужные элементы костюма. Пусть гримёрная и находилась в паре поворотов за угол, тащиться до неё с занятыми руками (сложить аккуратно Ньют не додумался, конечно же) казалось очередным кругом Ада.

Зайдя в гримёрную, он решил оставить здесь всё, кроме рубашки, чья белизна была подпорчена во время генерального прогона. Дома закинет в стирку.

Ньют уже надел чёрные брюки и начал было расстёгивать ту самую белую рубашку, как он услышал стук в дверь и сразу последовавший за ним скрип петель. В отражении зеркала он увидел воодушевлённого Томаса. Ньют не смог сдержать мягкой улыбки в ответ на приподнятое настроение своей родственной души.

— Честно говоря, когда Джон начал перечислять все ваши грехи, я понял, что, во-первых, совсем не заметил ни один из них, а во-вторых, не понял больше половины названных им терминов, — с порога произнёс Томас, и Ньют улыбнулся ещё шире.

— Тебе провести краткий экскурс? — хохотнул Ньют, развернулся и сел на опасно шатающийся стол. Зеркало, что опиралось о стену, съехало и не шлёпнулась о стол только благодаря спине Ньюта.

Томас мягко закрыл дверь и, сцепив руки за спиной, с лукавой ухмылкой подошёл к Ньюту вплотную. Тот не шелохнулся; его с головой захватывал неподдельный интерес.

Томас слегка наклонился.

— Почту за честь, — выдохнул он в губы Ньюту и утянул его в долгий и шумный поцелуй. Тот тут же зарылся пальцами в тёмные волосы и прижал ближе к себе.

Томас перешёл на шею, а Ньют чуть приподнял голову и выдохнул:

— Я весь потный и грязный.

— Плевать. — Томас старался не оставлять за собой красных пятен, иначе Ньют бы его прикончил, и опускался всё ниже. Он расстегнул верхнюю пуговицу свободной старомодной рубашки и поцеловал открывшийся участок блестящей от пота кожи.

— По-моему, это должно быть мерзко, — заметил Ньют, всё же не отталкивая Томаса и продолжая поглаживать его по шее, щеке и перебирать пряди тёмных волос.

Когда на середине груди закончились пуговицы, Томас помог Ньюту снять рубашку через голову.

— Вовсе нет, — фыркнул Томас, покрывая грудь Ньюта лёгкими поцелуями. Затем он фыркнул ещё раз. — Не боишься, что сюда могут в любой момент зайти?

Казалось, Ньюта это волновало в последнюю очередь. Однако, он был напряжён.

— Не знаю, — задумчиво протянул он, смотря куда-то в пустоту. Томас выпрямился и осторожно посмотрел ему в глаза. Ньют моргнул, и его взгляд прояснился. — У меня плохое предчувствие… по поводу выступления.

Томас нахмурился с полуулыбкой на губах.

— У тебя всегда плохое предчувствие перед концертами.

— Нет, это совсем другое, — протянул Ньют и слегка надавил Томасу на грудь, отталкивая. — Я не знаю, как объяснить.

— Значит, тебе нужно просто отвлечься, — осторожно сказал Томас и, дождавшись кивка, продолжил осыпать поцелуями грудь Ньюта, опускаясь всё ниже и ниже.

Их так и не потревожили.

***

Минхо уехал в Англию за день до концерта Ньюта, чему оба были не особенно рады.

— Вас хотя бы будут снимать? — с надеждой в голосе спросил Минхо, когда оба уже стояли в аэропорту. Ньют решительно кивнул. — Тогда я буду ждать запись. Не думал же ты, что мой отъезд помешает мне посмотреть на танцующего в колготках Ньюта?

Ньют прыснул.

— Даже не собирался, — сказал он. — Ты когда возвращаешься?

Взгляд Минхо внезапно наполнился неуверенностью и болью.

— Я не знаю… Сам знаешь, как это бывает. Не всем повезло так, как тебе.

Ньют кивнул и опустил взгляд в пол. До отправления самолёта осталось пятьдесят минут.

— Мне пора, — разорвал установившуюся тишину Минхо. — Я напишу, как только приеду. Не забывай проверять Твиттер, ладно?

Ньют улыбнулся. Он всегда забывал пароль от Твиттера, из-за чего Минхо его часто подкалывал.

— Обязательно. — Ньют занёс руку для размашистого рукопожатия, а затем притянул к себе Минхо, треснул по спине (хотя Минхо хлопнул сильнее), рассмеялся куда-то в шею лучшему другу и отступил. Минхо отсалютовал Ньюту и скрылся в зоне вылета. Ньют отсалютовал в ответ и, грустно улыбнувшись, поплёлся на выход.

***

За кулисами творилась полная суматоха вперемешку с хаосом. Мимо проносились балерины в белых, пастельно-розовых или пёстрых костюмах, громко стуча пуантами по резиновому полу, с паникой в глазах метались актёры балета, которые не успели как следует подготовиться морально, а Ньют спокойно сидел посреди бушующего пожара, в душе надеясь, что его тоже с головой захлестнёт участие во всеобщем бедламе, но его волновало лишь его плохое предчувствие, которое лишь усилилось.