Стасу и цифр выученных не хватит, чтобы назвать то количество времени, проведённого с Неудачниками. Как там говорилось? «Их было четверо, четыре пацана»? Ну, в случае Стаса, их было семеро, шесть пацанов и одна девчонка, до такой степени своя в доску, что тот же Руслан порой берега путал и обращался к Жене, как к парню. За что получал по макушке, как правило, от Жени или Богдана, который всегда защищал её так рьяно, что Стасу оставалось только удивляться, как Бажена умудряется все эти годы умело изображать избирательную слепоту.
А годков и впрямь много протекло. Как в школу пошли, так, считай, почти сразу все и сдружились. Разве что Стас к их компании прибился немногим позднее — он был старше их на целый год, и в начальной школе этот год казался слишком большой разницей. Хотя сам Стас не видел в этом ничего такого — подумаешь, мама решила оставить его на лишний год в садике из-за липнущих к нему, как банные листы, болезней. У Стаса самого, вон, только маленький шрам на лбу остался после того, как он ветрянку расчесал лет в шесть. К счастью, эта незначительная разница в возрасте забылась совсем и вспоминалась только в дни его рождения, когда во всех поздравительных открыток его называли дедом. Стасу только оставалось молиться, чтобы это прозвище не прикрепилось к нему на всю оставшуюся жизнь, а то, вон, только сегодня ему исполнилось восемнадцать, а ломота в костях уже тут как тут.
Вот и сейчас Стас лежал в кровати, маленькая стрелка на часах клонилась к двенадцати, а все существующие боги наверняка лопнули от чувства собственной важности, потому что восемнадцатилетие Стаса выпало на воскресенье, и он был чересчур доволен тем фактом, что ему не придётся тащиться в этот день в школу. С кухни долетал едва ощутимый запах шоколада, а это значило, что мама вновь приготовила шоколадный торт, как делала каждый раз в его день рождения. Стас, конечно, уже чувствовал себя самым взрослым и независимым, но какой здоровый человек откажется от торта, да? Минут через пятнадцать родители придут будить его, и у Стаса ещё оставалось время, чтобы подумать.
Да, с Неудачниками он был не разлей вода. Вообще, у них уже не было особой необходимости называть себя так — главные задиры школы Гена Бавров и его компания выпустились ещё два года назад и поступили в местное ПТУ, которое его студенты гордо называют фазанкой. Наверное, потому, что там сидят только синие и голубые фазаны, не иначе. Выпустились-то выпустились, а название прикипело. Иногда даже казалось, что если они откажутся от своего название, то компания сама собой распадётся. Глупо, конечно, так думать, но без своего названия они станут обычными подростками-дебилами, покуривающими за углом школы на переменах, пьющими пиво на крышах гаражей и просиживающими штаны на трубах со стекловатой, да так, что задницы чешутся ещё дня два.
Так они и проводили деньки, тёплые и не очень. А что ещё, в принципе, в Держинске делать. Это такая глубинка, что люди из любого соседнего города только репы чешут и спрашивают, где это. Зато природа красивая, а трубы из-за слоя стекловаты холодные. Руся как-то оторвал слой этой самой стекловаты и битый час потом занозы доставал, благо Эдик с собой таскает чуть ли не таблетку скорой помощи в рюкзаке.
Руся вообще кадр тот ещё. Помнится, Марат как-то кроссовки новые купил, припёрся в них в феврале на трубы, а Руслан, поперхнувшись пивом, заржал так, что любой конь позавидует:
— Я ведь, сука, знал! — орал он, подскочив с трубы. — Купил себе мокасины красные и ходит теперь довольный. Слышь, ты бы ещё носки не надевал, а то у нас же тут Сочи, ё-маё, жара плюс тридцать!
— Глаза протри, чё, умный самый, — фыркнул Марат, элегантно выставляя ножку, чтобы все посмотрели. — Кроссовки это. Найк, между прочим! Полуспортивные. Я в них теперь и в школу как сменку брать буду, и на физре гонять тоже нормально будет!
Стас с Борей, не сговариваясь, состроили одинаковые рожи и многозначительно покивали ярко-красным кроссовкам, бельмом на глазу выделяющимся среди серого снега. Они оба сидели с краю от остальных, засунув руки в карманы чуть ли не по локти, потому что в феврале в Держинске всегда холод собачий. И как Марат только умудрился надеть эти кроссовки и не окочуриться на месте — величайшая загадка человечества. Может, горячая кавказская кровь примерно так и работает.
— Ну они выглядят слишком хорошо, — сощурился Руся, наклоняясь к кроссовкам поближе. Эдик в тот момент ещё нахмурился, будто в нём два лагеря боролись: то ли схватить Руслана за шкирку, чтобы он носом в жёлтый снег не полетел, то ли, наоборот, ничего не делать и дождаться этого зрелища. — Я не помню, чтобы у нас в секонд такие кроссы завозили.
Марат был известен на весь Держинск своей любовью к секонд-хендам. Серьёзно, трудно найти хоть одну вещь в его шкафу, которую он купил бы не в секонде. Зато у него всегда было больше денег на пиво и сигареты, может, это тоже как-то влияет на финансовое состояние, Стас не углублялся, он потому-то и здоровый образ жизни пропагандирует, потому что денег на сигареты нет.
— Хорошую обувь надо не в секондах искать, — с умным видом протянул Марат, отставляя обратно ногу и засовывая руку в правый карман, тот, в котором он всегда хранил сигареты. Видимо, за кроссовки он выложил хорошую такую сумму, что вместо своего любимого синего Винстона купил Максим красный, от курения которого даже у заядлого алкаша Толика из соседнего от Стаса подъезда начнётся кровавый кашель.
— Если ты думаешь, что я забуду, как ты целый год щеголял в женских штанах со стразами из секонда, то ты глубоко-о-о ошибаешься, — хохотнул Ричи и всё-таки чуть не полетел носом в снег. Благо, Эдик вовремя выставил руку и подхватил его за шкирку, причём он наверняка мысленно отругал себя за рефлексы.
— А пойдёмте ко мне, а? — предложила притоптывающая ногами от холода Женя. — У меня папа, вроде, до восьми работает, отогреемся хоть. Сдохну сейчас.
Естественно, идею всецело поддержали, и Стас с Борей шли немного поодаль от остальных, и это был первый раз, когда они вдвоём остались наедине. Ну, условно, в принципе, это и не считается вовсе, потому что они даже не особо-то и разговаривали в тот момент. Но Стас любил этот момент. Он уже как пару месяцев переживал кризис ориентации, он только осознал, что ему нравится Боря больше, чем закадычный друг, а ещё ему месяц как исполнилось шестнадцать лет, в то время как остальным дай бог дожить бы до пятнадцати.
Второй раз случился в апреле того же года, когда Богдану исполнялось как раз-таки пятнадцать. Они тогда посидели в пиццерии для галочки, чтобы его родители не волновались лишний раз, что они занимаются чёрт пойми чем. Стас не особо много помнил, но бубнёж Марата, что Руся опять съел чуть ли не всю пиццу в одного, впечатался в памяти чуть ли не дословно.
Часам к семи вечера они закупились в ларьке пятью полторашками пива — отправили в ларёк Стаса, потому что он и выглядит старше их всех, и продавщица тётя Люба к нему относится благосклоннее, — и с чистыми душами отправились на гаражи, с которых открывался чудный вид на заброшенный судоремонтный завод. Ветер там завывал приличный, поэтому, не просидев на крыше и часа, они забежали в ближайший подъезд, у которого код от домофона не сменяли с самой его установки, и пригрелись у батарей под лестницей первого этажа. Стас с Борей тогда вытащили из почтового ящика пару свежих выпусков местной газеты, которую всё равно никто не читал, кроме прожжённых дедов и бабок, и смастерили себе ни капли не удобное сидение на лестнице. Боре бок грела батарея, а бок Стасу грел Боря. Идиллия. На стене напротив пестрела огромная надпись «ЗДЕСЬ БЫЛ ГЕНА», аккурат под строчками из какой-то песни ЛСП или Оксимирона, Стас не особо разбирался в русских рэперах, в отличие от того же Руси. Они с Борей потягивали одну полторашку Охоты на двоих и прислушивались к очередному спору Эдика и Руси.
— Хрен тебе, — качал головой Эдик, словно болванчик под спидами. — Хрен тебе, Руслан Тозиров, а не петарды.
